Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка - Курт Давид

— Вы говорите о моем отце, мой хан?

Чингис встал и подошел поближе к Тенгери.

— Тебя оставили в живых только потому, что по крови ты своему отцу сыном не приходишься. Этот человек подобрал тебя совсем маленьким после битвы в верховьях Онона, он нашел тебя среди раненых и убитых и отвез в свою юрту. Будь он тебе родным отцом, ты умер бы вместе с ним и женщиной, которую ты называл своей матерью, — таков закон, данный нам Вечным Синим Небом.

Хан прошептал несколько слов Борте, и она покинула их, скрывшись за пологом дворцовой юрты.

Из круга военачальников, сидевших в нескольких шагах от властителя и попивавших вино, к хану обратился Джучи:

— Отец мой, отчего вы вспомнили о человеке, от которого в степи осталось не больше черного пятна, которое давно уже смыли дожди?

Хан снова опустился на шелковый мат.

Тенгери открыл было рот, он хотел сказать что-то, но не знал, какие слова выбрать, чтобы не оскорбить слуг хана.

— Говори, — потребовал властитель, — я люблю откровенные речи. Лишь то, чего я не слышу и не вижу, может представлять для меня опасность.

— Мои названые отец и мать были добры ко мне, они вдоволь кормили меня, мой хан, — громко проговорил Тенгери.

Властитель вкрадчиво ответил:

— А разве желтый шакал не приносит пищи своим детенышам? Он охраняет их и заботится о них до тех пор, пока они не входят в силу и не готовы охотиться вместе с ним.

Тенгери возразил ему, почти не задумываясь:

— Но вскармливает ли желтый шакал и детенышей чужой крови, мой хан?

— О-о! — воскликнул Джучи. — Да он малый не промах, отец мой! Что толку говорить с ним о том куске грязи? Скажите ему лучше прямо, зачем послали за ним! — Он поднялся и подошел к Тенгери с полной чашей вина. — Выпей! Мне нравится, когда в ответ на свои умные слова отец слышит еще более умные!

По обычаю, Тенгери отдал низкий поклон и сказал:

— Я пью за вашу справедливость!

— Я позвал тебя, чтобы сказать вот о чем: несколько лет назад я приказал, чтобы за жеребцом белой масти, моей любимой лошадью, которую я отправил в табун, ходил ты. Я хотел получить ответ на важный для меня вопрос: что это за человек, который ел когда-то из рук предателя? Разве я не должен был опасаться, что с пищей, которую он принимал из рук предателя, он впитал и яд его мыслей? Теперь я знаю: ты стерег моего белого жеребца, как охранял бы меня, и, значит, ты остался мне верен. Тысячу ночей ты мерз вместе с ним и вместе с ним изнывал от жары, ты отваживал от него коварных волков, как мои воины меня от моих врагов. И когда прошлой ночью на нас набросилась свирепая буря и сбросила тебя вместе с другими на землю, ты, Тенгери, искал моего вырвавшегося из табуна скакуна до тех пор, пока не нашел и не поймал его. Значит, ты человек храбрый и выносливый.

Хан подозвал Джучи и велел наполнить вином еще одну чашу. «Он называет меня храбрым, — подумал Тенгери, — а ведь храбрость эта пришла от страха. Того самого, что заставил кузнеца быстрее колотить по раскаленному железу, а слепого ползти в пыли».

Джучи с широкой улыбкой протянул ему чашу. И вот еще что сказал ему властитель:

— Я ставлю во главе своих войск людей мудрых, храбрецов я делаю воинами, хитрецам доверяю стеречь свое добро, а люди недалекие становятся у меня пастухами. А ты, Тенгери, вел себя несколько лет как храбрец, ты уже не мальчик, а юноша, и я назначаю тебя одним из моих воинов. Станешь в десяток!

— Благодарю вас, мой хан!

Чингис сделал знак слуге, который кивнул другому, и тот подвел к ним высокую лошадь благородных кровей.

— Ты свободен! — сказал Джучи.

Тенгери, поколебавшись несколько мгновений, возбужденно проговорил:

— Это не моя лошадь, нет, не моя, тут какая-то ошибка!

— Это подарок хана! — объяснил ему Джучи. — Что, ты удивлен, да? Но разве ты не заслужил его за годы верной службы?

Тенгери оглянулся, но властитель уже удалился, и на то место, где он сидел на шелковом мате, упала тень.

— Когда я шел сюда, — сказал Тенгери, — мне встретился один слепец, который сидел, прислонившись к теплому камню. У него был вид мертвеца. Он рассказал мне, что потерял зрение после битвы у Килхо. Я думаю, по сравнению с его заслугами мои слишком ничтожны, чтобы я получил такую высокую награду. Наверное, это его стоило бы вознаградить хану!

— Это было бы несправедливо по отношению к мертвым, — ответил Джучи. — Тысячи воинов отдали свою жизнь за хана. Как ему вознаградить их? Подумай сам: станет табунщик ходить за лошадью о трех ногах, на которой никогда больше не поедешь верхом? Станет он ее кормить только потому, что когда-то ездил на ней, а не задаст лучше побольше корма тем, что носят его сейчас?

Последние слова Джучи проговорил уже уходя и не оглянулся даже тогда, когда Тенгери оседлал свою новую лошадь и поехал на ней через площадь. Перед маленькой юртой, в которой незадолго до этого ему пришлось разоблачиться, снова стоял слуга в голубом халате.

— Я вижу, наш добросердечный хан вознаградил тебя?

— Да, за мои заслуги, — ответил Тенгери с улыбкой.

Слуга, обиженный словом «заслуги» в устах Тенгери, ответил:

— Он и меня наконец-то отблагодарил за мои заслуги. К празднику Полнолуния он прислал мне жирную козу, чтобы я смог хорошо отпраздновать!

— Козу? Странное дело, — проговорил Тенгери. — Меня он одарил дорогой лошадью за то, что я стерег его белого жеребца. А вам за то, что вы день за днем ощупываете чужие платья и охраняете тем самым его драгоценнейшую жизнь, посылает всего лишь жирную козу.

— Все, что хан ни сделает, справедливо! — возразил ему слуга.

— Я в этом никогда не сомневался, — с едкой улыбкой проговорил Тенгери и направился к воротам. По главной дороге он пустил лошадь галопом, а его гнедой бежал в нескольких шагах сзади. Когда он оказался у камня, где недавно сидел слепой, он спешился и пошел к его юрте.

— Эй, ты спишь? Или заполз сюда из страха от моих слов?

— Ты опять здесь? Вернулся?

— Да! К хану я ехал на одной лошади, а возвращаюсь с двумя!

— Ты лжешь! И твоя болтовня принесет мне несчастье! — испуганно прошептал слепой.

— Наоборот, отец, я привел к тебе моего гнедого, обменяйте его на несколько баранов, и у вас целый год не будет никаких забот.

Слепой вылез из юрты и сказал:

— Выходит, хан меня все-таки не забыл! Он посылает мне лошадь! А ты, значит, говорил с ним обо мне? Это правда, брат?

— Нет, это не хан, а я дарю тебе мою лошадь! Хан дал мне другую, замечательную. О вас я с властителем не говорил… Но его сыну Джучи рассказал, какая беда с тобой стряслась.

— А Джучи на это что?

— Вот что: «Станет табунщик ходить за лошадью о трех ногах, на которой никогда больше не поедешь верхом? Станет он ее кормить только потому, что когда-то ездил на ней, а не задаст побольше корма тем, что носят его сейчас?»

Слепец отполз немного назад, поближе к своей юрте, и подумал: «Мой отец, служивший еще Есугею, часто вспоминал, как в былые времена уважали старость, как следовали законам и обычаям. А сын Есугея Чингис забыл законы предков и написал свои».

— Ты ничего мне не скажешь? — спросил Тенгери. — Знал ты моего отца?

— За лошадь тебе спасибо! Но если желаешь получить что-то взамен, забери ее!

Солнце тем временем зашло. Над Ононом повисла тонкая полоска тумана, а над ней высились громады могучих деревьев. У кибиток сбились в кучи овцы и козы, вокруг которых бегали крупные черные псы.

Ошаб с Герел сидели у костра. Увидев подъехавшего на высокой лошади Тенгери, Герел воскликнула:

— Нам, значит, нечего больше бояться?

— Это ты насчет подарка?

— Ну и дорогая же эта лошадь! — восхищался Ошаб, заглядывая ей в рот и похлопывая по крупу и по бабкам. А потом ласково погладил упруго выгнутый хвост. — Заходи в юрту, поешь с нами!

— Да, а потом появится еще один гонец — и вы опять разбежитесь! — пошутил Тенгери.

— Он правда появится? — Герел встала перед юртой, словно раздумала впускать его внутрь.

— Откуда мне знать? Может, это был не последний гонец. Кто делает подарки, иногда требует за это других услуг.

Наклонив головы, они прошли в войлочную юрту.

Там они с любопытством выслушали рассказ Тенгери о поездке к хану. Он не упустил ни одной подробности, в том числе и встречи со слепым, и разговора со слугой.

— Тебя правда угощали настоящим ханским вином? — спросила Герел.

— Да, у военачальников, стоявших рядом с Джучи, его было сколько угодно.

Когда Ошаб заметил, что, по слухам, это вино на вкус получше кобыльего молока и веселит быстрее, Тенгери поправил его:

— С виду оно похоже на воду Онона, но не такое вкусное.

Герел и Ошаб рассмеялись, а Герел потом сказала:

— Не говори чепухи! Это все потому, что мы к вину не привыкли. Все равно как к тем сладостям, что нам привозят китайские купцы. Когда я первый раз положила в рот сладкий кусочек, я его чуть сразу же не выплюнула, таким противным он мне показался. А теперь? Запросто могу съесть целый мешочек!