Istoria_nravov - Эдуард Фукс

Абсолютизм «содействовал», впрочем, половой жизни крестьянства тем, что разорял деревенскую массу еще беззастенчивее, чем горожан, задерживая таким образом всякую возможность культурного прогресса и доводя мужика до такого скотского состояния, которому уже не ведомы никакие нравственные сдерживающие мотивы. Искусственное форсирование половой зрелости было и здесь наиболее бросавшимся в глаза последствием. Так как большинство детей спят в деревне вместе с родителями, в одном тесном помещении, то они рано получают наглядные уроки механики любви. Что удивительного, что многие из них подражают игре, которой забавлялись отец и мать, еще раньше, чем могут иметь представление о ее цели. Это тоже своего рода форсирование половой зрелости, к тому же такое, которое приводило к самым печальным результатам. Ибо глубочайшая нравственная испорченность всегда царила не в городах, а в деревнях.

Другая главная черта старого режима, о которой свидетельствует бесчисленное множество разнообразнейших документов, — будто бы беспредельное увлечение каждой женщины «культом галантности», как тогда выражались. Судя по этим данным, никогда женщины до такой степени не были помешаны на мужчинах, как тогда.

В эпоху старого режима женщины всегда «галантны», а прослыть «архигалантной» было честолюбивейшей мечтой большинства. Застать женщину все равно какого сословия и возраста, все равно какой национальности иначе как в галантной ситуации, невозможно. Хотя мы об этом уже говорили, все же должны здесь коснуться этой темы подробнее, так как это позволит нам сделать несколько важных выводов.

Документы настолько изобилуют примерами и доказательствами, что не остается сомнения в этой помешанности женщин на мужском поле. Столь же естественным автор считает превращение любовного томления в случае «длительного» неудовлетворения в настоящее помешательство («бешенство матки»). Моралисты трактуют эту тему менее сухо. Автор вышедшей в 1720 г. книги «Адам и Ева, лишенные фигового листа» посвящает целую главу поведению «помешанных на мужчинах незамужних женщин»... Об этом говорит также немало пословиц.

Берлинский придворный костюм

Раз мужчина пользуется славой победителя женских сердец, то он спокойно может рассчитывать на неравнодушие всех женщин, ему доставляется всегда удобнейший случай и каждая только ждет его приглашения. В своей книге «Женщины и галантность в XVII веке» Жан Эрве приводит в пример министра Фуке: «Фуке был, очевидно, слишком поглощен другими заботами и потому не старался ухаживать. Он довольствовался тем, что заявлял о своих желаниях, и в означенный час женщина, которую он желал, являлась к нему». И подобное счастье выпадало ежедневно множеству мужчин.

Приезд в 1772 г. в Париж турецкого посланника Заида Эффенди поверг массу женщин в состояние возбуждения. Так как паша имел в своем гареме нескольких жен, то он казался воплощением мужественности. Девушки и дамы прямо бросались ему на шею, несмотря на циничные насмешки над женской похотливостью, вскоре появившиеся в карикатурах и шуточных стихах. Наездники и шарлатаны имели, впрочем, те же благоприятные шансы, как и знатный аристократ. Злой насмешник издевался над парижанками настолько же цинично, насколько и недвусмысленно. «В таком вопросе дамы не признают сословных различий, а преклоняются только перед истинными врожденными добродетелями. Если у них есть основание предполагать их наличие в мужчине, они обращаются с ним как с равным».

Достоверно известно, что в эпоху Карла II целый ряд знаменитых акробатов, наездников и танцовщиков праздновали на ложе английских знатных дам те же победы, что на сцене или арене.

В высшей степени характерна и распространенность разных суеверных обычаев. В XVII и XVIII вв. все женщины усерднейшим образом прибегали к помощи любовного оракула. Незамужние хотели узнать, выйдут ли они замуж, замужние — явится ли и когда желанный любовник. Незамужние гадали преимущественно в ночь накануне св. Андрея, патрона женщин, жаждущих иметь мужа. Само гадание было обставлено всевозможными обрядами. Девушка должна прежде всего совершенно раздеться, потому что только в таком виде она может удостоиться ответа этого, по-видимому, не очень целомудренного святого.

В одних местностях господствовал обычай, в силу которого любопытные девушки засовывали в таком виде голову в печку, чтобы как можно выше поднять заднюю часть тела. В других местностях девушка, стоя спиной к дверям спальни, бросала в них башмаком или же, отвернув лицо, вытаскивала из сажени дров полено. В первом случае число скачков, сделанных башмаком, указывало на число лет, которое еще придется прождать девушке, во-втором прямое полено указывало на молодого, кривое — на старого мужа. Во время этих обрядов произносилась обращенная к св. Андрею молитва, иногда более длинная, иногда короткая: «Св. Андреюшка, даритель мужей, учитель девиц, вот я стою голая, когда же пробьет час и я получу мужа...» Вероятно, ни одна молитва не произносилась тогда с таким жаром, как эта.

Большинство девиц, однако, не ограничивалась обращением к св. Андрею, а молилась сразу десятку других святых, и каждому ставился определенный вопрос. К тому же каждой девице хотелось заинтересовать небеса этим важным для нее делом не на один день в году, а ежедневно. Когда девушка покидает школу в Бельгии, то и поныне ее заставляют вызубрить следующую свадебную молитву, сложившуюся еще в XVIII в.: «Св. Мария, сделай так, чтобы я вышла замуж, — и как можно скорее! Св. Антоний, — и чтобы у него было хорошее наследство, св. Иосиф, — и чтобы он был богат, св. Клара, — и любил меня, св. Анатолий, — чтобы он не был легкомыслен, св. Луи, — и не ревновал меня, св. Шарлотта, — чтобы я в доме господствовала, св. Маргарита, сделай так, чтобы он явился скорее, св. Александра, — и мне не пришлось бы долго ждать, св. Елевтерий, — пусть он будет хорошим отцом, св. Анелик, — и добрым католиком, св. Николай, не забудь меня».

Наиболее наглядное и яркое изображение якобы всеобщей помешанности женщин на мужском поле дают нам искусства — литература и живопись. Эта тема воспроизводится ими в бесчисленных вариациях, со все новыми преувеличениями, так что в конце концов каждая женщина превращается в минотавра похотливости.

В четверостишии «Клятва» Евлогий Шнейдер восклицает: «Красавица Дорида поклялась отдаться лишь тому, кто ей понравится, а так как ей нравятся все, то она и отдается всем и каждому». В браке женщину интересует только «сладкая любовная игра». И дело не меняется от того, что женщина уже находится в почтенном возрасте.

Пластические искусства говорят, пользуясь своими средствами, то же самое, говорят это языком, быть может, еще более страстным. Если верить им, то каждая женщина в эту эпоху — вулкан сладострастия, сжигающий любого мужчину, который подойдет. Изобразительные искусства знают вообще только «любящую» женщину, женщину, или жаждущую любви, или же дарящую любовь, все равно, в какой бы ситуации она ни находилась. Плачет ли она или молится, занята ли она разговором или предается задумчивости, спит ли она или работает. Если же она непосредственно отдается любви, то, как уже сказано, она пышет страстью, как вулкан огнем.

Каждая влюбленная женщина постоянно находится в сладострастном экстазе, и этот экстаз достигает своих последних границ, когда она одна. Портрет мужа, жениха, любовника вызывает в ее воображении картины сладострастия, или уже испытанного, или предвкушаемого ею. Любимейшее занятие женщины — отдаваться во власть влюбленным мыслям, то есть эротическим представлениям. Читая галантный роман — а она читает только такие романы, — она переживает все события, сливается со всеми героями, находящимися в галантной ситуации. Все направляет ее мысли на любовь, и ничто так не занимает ее ум, как то, что имеет отношение к любви.

Хотя такой взгляд и вытекает логически из всего галантного мировоззрения, все же позволительно спросить: так ли обстояло дело в действительности? Другими словами: является ли чрезмерная жажда наслаждения типической чертой тогдашней живой женщины, или же это только ее неверное отражение в зеркале преувеличивающей мужской психики? Ответ гласит: да, именно такова была тогдашняя женщина. И надо еще прибавить, что мы в настоящее время даже не можем себе представить надлежащим образом, до какой степени все поведение женщины было тогда насыщено эротикой, так что последняя ни на минуту не исчезала, а все собой пропитывала. Братья Гонкуры совершенно справедливо заметили: «Женщина этой эпохи вся соткана из одного сладострастия».

Гораздо важнее, однако, другой вопрос: какие причины, помимо галантного мировоззрения, создали это явление? Вопрос несколько сложнее. Здесь необходимо считаться с тремя переплетавшимися причинами. На первую, и важнейшую, мы уже указали выше. То была трудность для большинства мещанства вступить в брак и обусловленные этим осложнения в сексуальной области. Конечно, мужчины также страдали от этой неурядицы, но женщины больше, так как мужчина все же мог найти до некоторой степени суррогат в проституции. Для женщины же эта трудность вступить в брак обостряла борьбу за мужчину. А ничто так легко не приводит к систематическому выявлению женской похотливости, как трудность борьбы за обладание мужчиной. Это объясняется тем простым фактом, что мужчина легче всего поддается женщине, охваченной желанием. Так как тогда число женщин, имевших возможность рассчитывать на замужество, становилось все меньше, то в конце концов сами женщины стали пускать в ход все возможные средства и прежде всего — сознательно или бессознательно — старались приковать к себе мужчину, действуя на его чувственность.