Код каббалы - Натан Барридж

Саммаэль повернулся, чтобы не пропустить последнего из прибывших. Тагирирон был почти невидим — он был чуть заметнее жаркого марева, искривляющего воздух. Очевидно, перенапряг силы, атакуя деревенский дом.

— Давай, — сказал Саммаэль с ноткой нетерпения, — займи свое место.

— Я не могу, — сказал Тагирирон. Речь его была едва слышным шепотом. — Если я надену плоть здесь, то не смогу уйти отсюда, пока не восстановлюсь.

— У тебя и так не хватит мощи, чтобы создать врата из Аваддона, так что можешь прямо сейчас начинать излечение. — Саммаэль даже не пытался скрыть свое пренебрежение. — Зачем ты вообще потратил столько сил, нападая на Пятигранную каббалу? Это было глупо и расточительно.

— Мне посмели помешать, а я не смог с этим смириться, — признал Тагирирон. — К тому же я был уверен, что мне удастся сломить их.

— Ты так и не научился ничему с тех пор, как нас низвергли? — спросил Саммаэль с сардонической усмешкой, исказившей его черты.

Тагирирон не ответил, он медленно парил к последнему неподвижному телу. Его дух окружил тело некоей мерцающей аурой. Оживление заняло больше времени, чем в любом из предыдущих случаев.

Тагирирон сел в саркофаге, потом неуклюже, будто тело его закоченело, выбрался из гробницы. Пять пар фиалковых глаз посмотрели друг на друга впервые за много веков. Момент был критический, тут нужно было действовать осмотрительно.

— Зачем меня сюда призвали? — вопросила Лилит, вышагивая вокруг собравшихся, словно пантера в клетке.

Саммаэль оставил ее вопрос без внимания. Он уселся на теплые плиты пола в позе лотоса, скрестив руки так, что каждая из ладоней оказалась на противоположном колене. Это была древняя поза, символизирующая доверие, ибо любой принявший ее не мог напасть на другого.

— Я привел вас сюда, — молвил Саммаэль, — чтобы понять, захотите ли вы снова обрести то, что некогда было вашим.

Он остался неподвижным, оценивая их реакцию. Тагирирон сел первым, повторив его позу. Невелика победа — у Тагирирона практически не было выбора.

Орев Зарак посмотрел на стоящего напротив Гамалиэля.

— Что ты имеешь в виду?

— Сядь, — позвал Саммаэль. — Сядь, как мы сидели до Низвержения, до того, как нас несправедливо лишили милости, пока Адамовы дети не узурпировали нашу власть.

Орев Зарак колебался.

— Сядь, — призвал Саммаэль, и в его тоне засквозили повелительные нотки. — Я напомню вам обо всем, что поставлено на карту.

Выражение лица Орев Зарака ожесточилось, но Гамалиэль сел подле Тагирирона.

Лилит перестала ходить туда-сюда и настороженно посмотрела на них.

— Что это ты задумал? — требовательно спросила она. — Зачем напоминать нам о том, что давно известно?

Саммаэль вгляделся в глубину ее глаз. Она была готова слушать. Ему это было видно.

— Сядь. — На этот раз это была просьба. И обещание. Орев Зарак опустился на корточки, усаживаясь в древнюю позу диалога. Лилит смотрела, как он присоединяется к собранию, но не двинулась, чтобы примкнуть к ним. На тот момент Саммаэль решил не обращать на это внимания.

— Тысячи лет мы участвовали в Испытании Столпов. Снова и снова Ипсиссими выступали против нас, но никто не одерживал решительной победы. Человечество остается неисправимо порочным, оно не в состоянии выбрать между двумя Столпами. Так мы закоснели в тщетной борьбе, а Адамовы дети бьются над проблемой, которой им никогда не решить.

— Ты стал философом, Саммаэль, — сказал Орев Зарак. От удивления он это почти прокаркал.

— Нет, всего лишь реалистом. Мы погрязли в навязанной нам борьбе, в которой невозможно победить. Поэтому я предлагаю самоустраниться.

— Невозможно, — сказал Гамалиэль. — Наши тела заточены в этой гробнице. У нас не будет надежды на спасение, если только мы не докажем свою правоту, показав, что человечество пошло по пути Суровости. Только после этого Айн Соф уничтожит следы неудачного эксперимента с детьми Адама и отпустит нас из Аваддона. Выйти из этой битвы — значит признать свое поражение.

— Вот здесь ты ошибаешься, — ответил Саммаэль. — Мы найдем себе замену.

Лилит слушала, но он на нее и не взглянул.

— Чепуха, — возразил Орев Зарак. — Кто вообще может нас заменить?

— Пятигранная каббала.

— Что? — Голос Тагирирона окреп от внезапной надежды, которую заронил в их души Саммаэль. — Как такое может произойти?

Лилит уставилась на Саммаэля, на лице ее отражалось раздумье.

— Ты не спятил, Саммаэль? Это невозможно. — Тон ее был категоричен.

— Я верю, что возможно, — ответил он с уверенностью, которая утихомирила остальных. — Сапфиру требуются пять тел, чтобы приковать их в Аваддоне. Он не знает, что тела требуются именно наши.

Все разом заговорили, но Саммаэль поднял руку, требуя тишины.

— Гамалиэль прав. Нам нужно делать вид, что мы продолжаем подводить этих пятерых к пути Суровости. Совместными усилиями мы можем сыграть на слабостях Пятигранной каббалы, посеять раздор и противоречия. Но у них всегда должна оставаться свобода выбора. Овладением ничего не добиться. — Саммаэль увидел, как понимание осветило лицо Лилит.

— Нет! Я не позволю ему уйти.

— Ты уже упустила его, Лилит.

— Я могу его вернуть! — прорычала она.

— Пусть они пока думают, что выиграли. Это сделает их более уязвимыми.

— Да, — согласился Орев Зарак. — В этом есть мудрость. Слушайте Саммаэля.

— Нет. — В ее тоне отрицание смешалось с угрозой.

— Какая тебе радость от украденного человеческого тела взамен твоего собственного? — спросил Саммаэль. — Отрекись от обладания мальчишкой, дабы обрести нечто большее. — Он чувствовал, что она колеблется. — Неужели ты забыла, кем мы были когда-то? Неужели ты не хотела бы это вернуть?

Эмоции стремительно сменяли одна другую на лице Лилит.

— Как было когда-то? Даже способность к репродукции? — Ее шепот был полон такой тоски, такого ожидания, что тронул даже черствое сердце Саммаэля.

— Я обещаю.

Она скользнула на пол, грациозно подгибая под себя ноги.

— Как?

— Аваддон неуязвим, — начал Саммаэль с ледяной улыбкой, — потому что стоит в отдалении от прочего Сущего. Есть только один момент, когда этот закон не срабатывает.

— Во время Испытания Столпов, — молвил Гамалиэль задумчивым тоном.

— Точно. — Саммаэль даже не пытался скрыть свое торжество. — Мы должны похитить их из-под самого основания Столпа Милосердия.

— Но как? — повторил Тагирирон, чьи глаза мерцали алчным огнем.

Остальные четверо подались вперед — и так и сидели, пока Саммаэль разъяснял свой план. Все их противостояние его ведущей роли прошло, как только неизбежное падение Пятигранной каббалы стало очевидным.

Круг истории будет прерван. На этот раз человечество вернет Повелителей Суровости на их законное место.

МОРГАН

Солнце встало, но его частично скрывали деревья, растущие на восточных холмах. Ранние лучи пронизывали густую листву, от чего вокруг лежала странная красноватая дымка. Ветерок принес отчетливый запах угля и пепла.

От деревенского дома почти ничего не осталось.

Они остановились на вершине холма и повернулись, как один, молча взирая на разрушения. Дом был сплошной дымящейся развалиной, синие плети дыма поднимались в рассветном воздухе. От огня стены дома разрушились, образовав вокруг фундамента каменное кольцо, как будто оставшееся от гигантского костра. Все внутри этого кольца выгорело дотла, даже павшие друзья и враги.

От двух машин, припаркованных возле дома, остались едва узнаваемые исковерканные груды металла. Даже окружающий сад был искалечен и изрыт, будто о него точили огромные когти. Масштаб столь опустошительной жестокости был невероятен. Морган поежилась на холодном ветру.

Выжившие тоже были не в лучшей форме. Эшвин тяжело опирался на Элиз и старался не наступать на поврежденную ногу. Лицо Эрика опухло, его покрывали синяки. Элиз выглядела на десять лет старше, так же чувствовала себя и Морган.

В самом плачевном состоянии был Гордон. Лидер, отдающий приказы, которого знала Морган, исчез, остался только пожилой человек, согбенный непомерным горем.

Морган смотрела, как ветерок развеивает дым. Ее гнев на Гордона за смерть Ричарда развеялась точно так же. Утро было тихим, как будто и птицы не знали, как приветствовать такой рассвет. Она все вслушивалась, ждала воя сирен, возвещающих прибытие пожарных бригад, но никто так и не приехал.

Это зрелище напомнило ей о развалинах, которые они нашли в Гримвитскои впадине. Неужели там много веков назад случилось то же самое? Неужели история повторяется? Неужели выжившие тогда так же смотрели на свой тлеющий храм и задыхались от отчаяния, как она задыхается теперь?

По щекам Морган струились слезы, оставляя светлые тропинки на закопченном лице. До сих пор жизнь Морган была четко спланирована, она осторожно ступала с одной заботливо вырубленной для себя ступеньки на другую. В последние несколько недель все это изменилось. Все, что ей казалось доподлинно известным, ныне ставилось под сомнение. Даже ее смутные несформировавшиеся взгляды на Бога подверглись испытанию, но не было времени осмыслить и это.