Пятнистый сфинкс. Пиппа бросает вызов (с иллюстрациями) - Джой Адамсон

Прошло целых четыре дня с тех пор, как я накормила их в последний раз, и я очень тревожилась. Все утро мы опять проискали напрасно, и только на шестой день нашли следы гепардов, ведущие к лагерю. Вернулись мы одновременно с Пиппой, которая была голодна и набросилась на мясо зебры, а потом повела нас примерно за три мили от лагеря, где навстречу нам из-под большого дерева выскочили малыши. Я очень обрадовалась, что они были здоровы. Им было уже семь с половиной недель, они сильно подросли за эти несколько дней, и серая гривка оставалась у них только на плечах. Черный цвет их помета — следы переваренной крови — говорил о том, что Пиппа кого-то добыла. А может быть, папаша наконец-то стал кормить свое семейство?

Самой робкой из молодых была Уайти — она всегда последней подходила к мясу, когда другие давно уже дрались за добычу. Несмотря на молодость, они защищали свою долю даже от Пиппы и намертво вцеплялись в мясо, если она пыталась оттащить его в сторону.

Как правило, пока они ели, я держалась поодаль, и только потом подходила ближе, особенно когда они начинали дремать, — тогда можно было даже снять с них несколько клещей, конечно, если Пиппа оказывалась рядом.

Шесть дней гепарды оставались под большим деревом, где их было очень легко найти. Они так полюбили это дерево, что мои спутники прозвали его Отелем. Маленький Дьюме охранял свой прайд и был самым живым из малышей. Когда все уже валились с ног, он продолжал носиться вокруг, дергая сестер за хвостики или подпрыгивая вверх — просто от избытка сил. Он всегда следил, чтобы я не смела гладить его мать: когда же я делала попытку нарушить запрет, он бросался на меня, быстро и часто делая выпады обеими передними лапами сразу — довольно хороший способ защиты, если принять во внимание его острые коготки. Постепенно нападение превращалось в игру: он доставал меня одной лапой, не царапая, и шлепал по руке, а потом даже оставлял лапку у меня в ладони и разрешал мне гладить ее. Уайти была самой любопытной из четверых. Она всегда дотошно разведывала все вокруг. Ворча на меня, она все-таки подходила поближе и ждала, пока я до нее дотронусь, — как будто ей хотелось узнать, что же такое я делаю с Пиппой. Ела она меньше всех, но, несмотря на это, чувствовала себя отлично. В последнее время соски у Пиппы уменьшились почти до нормального размера и, по-видимому, усыхали. Котята были уже совсем большие, им исполнилось восемь недель, но это не мешало им сражаться за лучший сосок.

Однажды утром мы увидели след самца, ведущий к Пиппе. На следующий день мы издали заметили стаю грифов примерно в полумиле от дерева Отель. Покормив семейство, мы пошли на то место и нашли почти целую тушу газели Гранта. Было ясно, что газель убита гепардом — кругом были его следы. Кроме того, если бы добыча принадлежала львам, от нее не осталось бы ни косточки. Я не сомневалась, что эту газель убил отец малышей, но волчий аппетит семейства ясно показал нам, что родитель никого не пригласил разделить с ним трапезу.

12. Пожар в зарослях

Наступила засуха, и трава стала сухой как солома. Обычно траву периодически сжигают до начала дождей — это убивает всех паразитов и удобряет почву для свежей поросли; если растительность не сжигать, она превращается в непролазную чащобу и животные могут уйти в другие места. Большую часть парка Меру уже выжгли, оставались только участки возле моего лагеря и логова Пиппы. Сезон дождей приближался, директор парка уехал, и я решила, что ничего не случится, если мы поможем сжечь растительность на другом берегу речки. Предыдущий пожар остановился примерно в миле вверх по течению; оттуда мы и собирались начать. Первым делом мы вырыли траншеи двенадцати футов шириной с трех сторон вокруг нашего лагеря, предполагая, что речка послужит заслоном от огня с четвертой стороны. Вскоре затрещал огонь, и я сфотографировала наш лагерь на фоне бушующего за рекой пламени. Огонь прокатился, оставив за собой тлеющий пепел, и мы сели завтракать.

Было воскресенье, Гаиту и Стенли пошли после завтрака рыбачить на Ройоверу, а я взялась за письма. Внезапно я услышала крик повара — огонь подбирался к моему лендроверу, стоящему под деревом примерно в ста ярдах от палатки. Переменившийся ветер занес на наш берег несколько искр, и трава занялась. Я со всех ног побежала к машине и в мгновение ока вывела ее на дорогу. А тем временем неистовое пламя переметнулось через защитные траншеи и с ужасающей скоростью приближалось к лагерю. Мы отчаянно носились с ведрами, стараясь залить огонь, и ломали сучья, чтобы сбить его. Палатки нам удалось отстоять, хотя мы едва не задохлись в дыму и совершенно изнемогли, но вот джип, который Джордж оставил в полуразобранном виде, погиб. Мы не смогли его вывести из огня и теперь смотрели, как он пылает. Правда, нам сказочно повезло: в баках не было бензина. Тут вернулись наши рыбаки, и мы работали еще часов пять, судорожно ловя остатки воздуха в удушливом дыму, обожженные, с опаленными волосами. Руки у нас покрылись волдырями, ноги ужасно болели; наконец к закату мы справились с пожаром. Но долго еще в темноте мы поливали тлеющие головешки и курящийся слоновый помет.

Когда я свалилась в полном изнеможении, небо было алым и густой дым клубился над землей. Я видела огромные стаи птиц, спасавшихся от огня, который переметнулся через дорогу и растекался по равнине. Что я могла поделать? Мне оставалось только надеяться, что пожар не повернет в ту сторону, где была Пиппа с малышами. Уже появились марабу, склевывавшие обгорелых насекомых, и я с горечью подумала о черепахах и улитках, которые не умели спасаться в подземные норы, как грызуны, ящерицы и змеи. Внезапно я услышала пронзительный рев слонов — они выбежали из пылающих зарослей и, громко трубя, побежали к реке. Их силуэты мелькали на фоне огня. И снова я стала молить судьбу — только бы все животные сумели вырваться из этого огненного ада. Я бесконечно устала, но в эту ночь не смыкала глаз, следя за догорающими деревьями, которые мы не сумели потушить, и прислушиваясь к малейшему подозрительному треску.

Как только забрезжил рассвет, мы пошли к Пиппе. Слава богу, степь возле ее логова была нетронута. Два с половиной часа мы не могли найти семейство, и вдруг Гаиту заявил, что гепардов надо искать вон там — это, мол, ему подсказало сердце! Он уверенно повел нас вперед — и что же! — мы действительно нашли наших гепардов на пятьсот ярдов ближе к лагерю от того места, где видели их в последний раз. Малыши вели себя очень настороженно — возможно, побаиваясь двух слонов, которые все время держались поблизости.

Возвратившись, мы нашли в лагере директора парка. Он сообщил мне, что Джорджа ранил буйвол. Мы сразу же выехали, захватив лекарства. Бедняга Джордж сидел на кровати весь окровавленный и стонал. Лечь он не мог, потому что у него болели ребра. Я обмыла кровь и заставила его немного поесть. Он рассказал, что хотел подстрелить для львов буйвола, который всем мешал, дважды подранил его, но тот скрылся в зарослях. А когда Джордж разыскивал подранка, тот вдруг вывернулся из зарослей в двух ярдах от него и сбил его с ног. К счастью, буйвол пал, не успев запороть Джорджа рогами. Раненого буйвола считают самым опасным животным, так что Джордж чудом уцелел, счастливо отделавшись несколькими царапинами, парой сломанных ребер и небольшим переломом ноги. Наутро самолет скорой помощи забрал его в Найроби. Я не полетела с ним: мне лучше было оставаться здесь, чтобы присмотреть за львами в его отсутствие, в случае необходимости мы всегда могли связаться по радио. Джордж вернулся через несколько дней: он ужасно беспокоился за Гэрл — пока его не было, она родила двух львят, и отцом их был Бой.