Кольцо князя-оборотня - Екатерина Лесина

Все-таки здешнее безумие заразно. Нужно уехать. Или уже поздно? Князь предупреждал, а Федор не послушал. Проклятие! Нет, чертовы топи не одолеют графа Луковского. Федор сумеет вырваться из этого заколдованного круга. Вот только сначала выздоровеет.

Постепенно, вместе с раной и болью, ушли и бредовые видения. Волк вернулся к волкам, а человек остался человеком. В тот день, когда пропала Элге, Федор выздоровел окончательно.

Женщина-птица улетела, упорхнула из Крепи, а никто и не заметил. Впрочем, никому до нее не было дела. Эльжбета Францевна и Ядвига с трудом мирились с присутствием Элге, князь же чересчур увлекся вином, чтобы замечать хоть что-то, кроме себя самого. Злосчастная охота окончательно подкосила Алексея. Он твердил о смерти и пил. Пил и твердил о смерти. Повторял постоянно: «Она меня погубит». А она исчезла сама.

Ох, Элге, черная птица князя. Куда смотрели твои глаза, куда смотрело твое сердце, в какую сторону унесли тебя крылья, которых не было.

Федор отправился на поиски. Один. Он решил найти ее сам, найти во что бы то ни стало и рассказать правду. О том, как сильно любит. Он недавно это понял, ему волк рассказал, старый вожак, который умер, не успев отомстить за гибель своей волчицы.

Ноги сами привели к Ведьмину лесу. А не так уж и далеко. Верхом было бы быстрее, но Федор еще опасался садиться в седло. Элге ждала на самой опушке леса. Черноглазая, чернокосая, задумчиво-молчаливая.

– Что ты здесь делаешь? – Луковский собирался сказать совершенно иное, но слова сами находили путь.

– Жду.

– Кого?

– Того, кто придет. Это судьба. Если бы пришел он, я бы навсегда осталась с ним, но пришел ты. Почему?

– Это важно?

– Очень, – серьезно ответила она, стряхивая снег с зеленой еловой лапы. – Легенда… Алексей уверен, что сумел объединить две ветви. Снять проклятие. А пришел ты.

– Какая легенда?

– Красивая. – Элге, подобрав юбки, споро зашагала по тропинке, Федор тащился сзади, проклиная глубокий снег и собственную неповоротливость.

– Но в нее никто не верит, – добавила девушка. Черная коса смешно подпрыгивала в такт шагам, а ботинки оставляли в снегу круглые дыры-следы.

– Расскажи!

– Зачем?

– Интересно.

– Тебе все интересно, – с грустью заметила Элге. – Ты похож на ребенка, жаждущего удовлетворить собственное любопытство любой ценой. Сломать, разрушить, убить…

– Ты странно говоришь. – Рядом с этой девушкой Федор ощущал себя ребенком, причем именно таким, как она сказала – любопытным и жестоким. Но по какому праву она судит? Кто она такая? Воспитанница, живущая в доме из милости. Из его милости, между прочим. Федор – хозяин, захочет – разрешит остаться в Крепи, захочет – прогонит прочь. Элге вдруг остановилась и, обернувшись, заглянула ему в глаза.

– Сердишься, – тонкие пальчики, холодные и живые, коснулись его щеки. – И мысли черные. Плохо, когда у человека остаются лишь черные мысли, ему тогда жизнь не в радость, и себя мучает, и других.

– Прости.

Она улыбнулась, и на душе сразу стало легко и светло.

– Ты не злой, только слабый пока. И Алексей тоже слабый, надвое расколотый, сам с собой управиться не может… Значит, легенду рассказать?

– Расскажи!

– Тогда не отставай, а то мне кричать сил не хватит! – Она весело запрыгала по дороге, и Федору пришлось догонять.

– Давным-давно, еще в те времена, когда Белая Крепь была деревянной, а о каменном доме и помышлять не смели, жил князь, Олегом его звали… 

Элге не рассказывала древнюю легенду, она ее пела, совсем как тогда, в музыкальной комнате, где рыдали зачарованные песней свечи и важно трещал огонь в камине.

– Всем был хорош князь, роду знатного, древнего и славного, воин справный, и силой его Бог наградил, и разумом, и достатку да удачи полной горстью отсыпал. Радовался Олег жизни, силу свою почем зря пробовал, однажды на спор волка дикого руками задавил. Шкурой из зверя того свой плащ украсил, в бой ходил, точно язычник, с волчьей головой поверх шлема… Говорили, будто бы дух звериный князю помогал, сражался Олег с яростью нечеловеческой, ни боли, ни ран не чуя, и снисхожденья к ворогам не ведал.

Федор слушал внимательно, Элге невозможно было слушать иначе. Птица-сирин, сладкоголосая и дикая, родная Ведьмину лесу с его высоченными елями и уснувшей под снегом тропинкой.

– Силен был князь, крепко стоял, охраняя единственный путь через топи. А болота были – не чета нынешним, целое войско сгинуть могло без следа. Пешему пройти несложно, а вот конному, да еще и с обозом, – только по дороге. А дорогу князь стерег.

– Это та, которая Старой зовется? – Федор припомнил утоптанный, гладкий тракт, на вид ему и в самом деле лет пятьсот, а то и больше.

– По ней. – Элге подула на пальцы, думает, что незаметно, но Луковский увидел. Замерзла, бедная, кто ж так одевается на мороз-то. Ее куцая шубейка, наверное, совсем не грела, а она молчит, терпит. Федор поспешно расстегнул тулуп, ох и тугодум же он, сразу надо было догадаться, а ему легенду, видишь ли, послушать захотелось. Элге смутилась и, чернобурой лисичкой нырнув в горячее лохматое нутро, вернулась к рассказу. Скорее всего, чтобы Федор не заметил, как разливается по смуглым щекам румянец, не тот, который от мороза бывает, а другой, что…

– Однажды пришло из-за края земли войско несметное. Понял князь, что не одолеет его, снарядив гонца, велел тому скакать денно и нощно, ни себя, ни коня не жалеючи. Хотел Олег упредить царя о вороге лютом. Сам же остался вместе с дружиной, чтобы хоть на час, хоть на день – сколько получится – задержать недругов. Никто не помнит уже, сколько кипела битва, сколько крови пролилось на болота, но пали все до единого воины князя. Ушло дальше войско, ушло и не вернулось – успел гонец волю Олега исполнить.

– А сам князь что? – История Федора заинтересовала, красивая, хоть и нескладная, отчего Элге не говорит, к какому роду этот храбрый князь принадлежал, что за войско через топи прорывалось, да и куда, если там, за болотами, на многие версты худая земля да вросшие в нее деревеньки.

– Князя в бою изранили сильно, за мертвого приняли, а хоронить не стали – нечестивые, видать, были люди. Подобрала Олега ведьма лесная. Люди рассказывали, будто она двести лет в лесу прожила, боялись ее очень, однако все равно шли – за советом да за травами целебными. Правда, не травами она князя вылечила – уж больно плох был Олег, – а колдовством тайным, взяла две души – княжью и волчью, да слепила в одно, да печатью тайной слово свое скрепила. Волколак вышел. Ежели душа человеческая правит – то спокоен и разумен, ежели звериная – то лют да страшен.

– И князь согласился?

– Не хотелось ему умирать, понял, что пожил мало и наследника после себя не оставил, а значит, прервется род… К тому же ведьма пообещала научить, как со звериной душою сладить. Внучка у нее была, с душою птичьей… умирала девочка, вылетел дух из тела, а птица поймала и назад принесла, но перепутались две души – не оторвешь, не разделишь.

Федору показалось, будто Элге вздохнула. Наверное, устала, снег мокрый, налипает на ноги неподъемным грузом, а идти еще далеко. Зря он все-таки пешком решил, был бы Нерон – Элге в седло и в пять минут уже у дома.

– Он влюбился?

– Нет. Аннелике думала, что Олег ее любит, а он лишь забавлялся, птичью душу приручая… Я потому и не люблю, когда Алексей меня птицей называет. Нельзя.

– Почему?

– Нельзя! – упрямо повторила Элге. Дрожать она пе– рестала, а вот Федор замерзал. Морозец с удивительной легкостью проник под тонкую ткань дорогого, но совершенно непригодного для этих мест одеяния.

– Поверила Аннелике князю, променяла лес на покои княжеские, надеялась, назовет Олег ее женой законной, да только вот… Не женятся князья на простолюдинках. Другая княгиня появилась в замке, роду знатного…

Элге замолчала. Так и шли в тишине, лишь снег под ногами поскрипывал.

– Он выгнал ее.

– Кто? – задумавшись о своем, Федор потерял нить повествования.

– Олег. Князь отвез Аннелике назад в дом ведьмы и уехал. Она умоляла не бросать ее, ради ребенка, которого она ждала, но Олегу не нужен был ни ребенок, ни ведьмина внучка. Он забыл, что сам оборотень. Аннелике родила дочь, но сама не смогла жить дальше.

Вдали показалась черная стена ограды, уродливая и вместе с тем успокаивающе надежная. Вот и все, конец сказке, сейчас ворота распахнутся, и нужно будет разговаривать с Эльжбетой Францевной, улыбаться Ядвиге, выносить молчаливое презрение Алексея, делать вид, будто все хорошо. А он так и не узнает, откуда на Урганских топях взялся оборотень.