Агент силовой разведки - Михаил Нестеров

– Что такое подлинник? – Мартьянов развел руками. – Минареты в нашей стране выросли из готических замков, а в них вели византийские ворота. Сэр Мэтью Уайетт сказал в 1851 году: «Мы рисуем и делаем вещи в любом мыслимом стиле. Мы чувствуем себя как дома, воспроизводя классические византийские вещи. Мы способны с одинаковой легкостью уподобиться китайцам и афинянам». Нет, мой друг, эта чаша воспроизведена в Англии в середине восемнадцатого века. Безымянный ремесленник уподобился Челлини. И я как эксперт могу назвать две очевидные вещи. Первая – законченность отделки, вторая – механическая холодность.

Они перешли к следующей вещи, портрету Екатерины Арагонской.

– Отличная копия! Различие позиций видно с первого взгляда. Но это не значит, что копия не способна передать шарм более раннего стиля. А ювелир, который изготовил это жемчужное ожерелье, искал вдохновение в старинных чуланах или в мечтаниях о далеких странах. Равно как и тот романтик, который сумел повторить линии древнеегипетской пекторали: симметрия, четкость, аккуратность...[5]

– Пектораль здорово смахивает на оригинал.

– Верно замечено. – Мартьянов перешел на заговорщицкий шепот: – Поэтому я еще жив. Проклятие фараонов, ты же знаешь...

В голосе директора «Ориента» Ирфану послышалась грусть. Он резко контрастировал с другим голосом – первого заместителя министра внутренних дел. В первую очередь тот был знаменит тем, что женился на племяннице президента страны по имени Марам.

Пора закругляться, решил для себя старший таможенный офицер. Когда ящики с музейными экспонатами были обшиты металлической лентой, Ирфан самолично опечатал их. Для директора «Ориента» он сделал максимум возможного: следил за погрузкой экспонатов в самолет. И когда грузовая аппарель поднялась на свое место, он пожал Мартьянову руку и пожелал счастливого полета.

«В Европу!» – это прозвучало почти по-чеховски, «В Варшаву!» – почти по-домашнему... Ностальгия полоснула по сердцу в тот момент, когда шасси самолета, готовые лопнуть от бешеной скорости, оторвались от бетона. Жаль, не было времени, чтобы отправиться в это турне на пароходе, иначе он до боли в глазах всматривался бы в огонь своего маяка...

Мартьянов бросал вызов Болотину и Лугано. Где-где, а в Польше они его не достанут. Там он будет в полной безопасности.

Таможенные процедуры остались позади. Экспозиция прибыла в Мальборк, где Мартьянов-Жобер рьяно взялся за работу.

Москва, 19 августа, четверг

Лугано приехал к Болотину в начале второго. Настроение у генерала было превосходное. Он пустился в лирику:

– Что еще можно потребовать от этого отнюдь не знойного летнего дня? Вот разве что грибного дождя. Стоит только представить, как ты подставляешь свое лицо под его крупные прохладные капли. Настоящее счастье!

– Александр Игнатьевич, вы еще долго пробудете наверху?

Болотин недолго перестраивался и сказал свое обычное:

– Выпьешь со мной?

– Коньяк, – выбрал Лугано и поморщился от неловкого движения раненой рукой. На немой вопрос Болотина ответил классикой: – Поскользнулся, упал...

Пригубив крепкий напиток, он приступил к делу:

– Я нашел Мартьянова. У него тунисское гражданство, зовут его Мишель Жобер. Он основатель частного арт-музея. 13 августа организовал экспозицию в своей галерее, до этого была выставка в Королевской академии в Лондоне. В ближайшую субботу Вадим снова намерен экспонировать предметы из своей коллекции, которая, кстати, на сорок процентов состоит из «Восточного фонда». И знаете где? В Польше. Конкретно – в замке Мальборк.

– Почему именно в Польше?

– На него работала секретный агент ГРУ Габриэла Склодовская, полячка. Он рассчитывал на ее помощь. К сожалению, Склодовская погибла.

– Давно? – нахмурился Болотин.

– 13-го, в пятницу. В нескольких километрах от нынешней резиденции Мартьянова.

– Да, несчастливый день... Продолжай.

– Я вылетел из Туниса в Москву, как только получил из надежного источника ксерокопию таможенной декларации.

Виктор передал Болотину все листы, кроме последнего, самого важного, где были перечислены копии «Грааля» Бенвенуто Челлини, пекторали из гробницы Сенусерта Третьего, жемчужного ожерелья, портрета работы Михеля Зиттова... Это был джокер Лугано, и он не собирался открывать его. Но Болотин, читая декларацию, узнавал названия предметов из «Восточного фонда», ранее перечисленных самим Лугано. Наконец-то генерал получил неопровержимые доказательства существования «Восточного фонда». С поправкой «в этом веке». В том веке доказательством послужил дерзкий побег Вадима Мартьянова, убившего музейного хранителя. Этот длинный список был лестницей к короткому, в котором значился второй портрет Екатерины Арагонской работы Михеля Зиттова. Он не пропал, но канул в недрах частной коллекции. Сколько пройдет времени, прежде чем бывший министр увидит оригинал, как если бы увидел настоящую, живую королеву Англии? Три дня или три недели? Да, ему необходимо лично повидаться с Мартьяновым и поставить ему условия: «Ты или называешь место хранения «Восточного фонда», или остаешься в Польше навсегда – как один из участников заговора против Якуба Вуйцека». Сгоряча Болотин решил передоверить это ответственное дело Жученко. Но тот не смог убить Лугано и упустил Мартьянова в 1992 году, облажался и спустя восемнадцать лет. Выходит, Болотин держал при себе бездарность? Да, если принять в расчет только промахи, отбросив, разумеется, заслуги. Таким методом можно чернить любого человека.

– У тебя есть план?

Лугано покачал головой:

– Не понимаю, о каком плане вы говорите. Я нашел Мартьянова, а это больше, чем полдела, и я могу откланяться. Вторая часть дела заключена в нашем же договоре. Если вы хотите увидеть человека, который кинул вас, езжайте на выставку в Польшу.

– Не составишь мне компанию?

– На мне там висят четыре трупа, так что пути туда мне заказаны.

Болотин долго молчал. Прежде чем поставить точку в отношениях с Лугано, он спросил:

– Сколько я тебе должен?

– Если я скажу, что мы квиты, вы посмеетесь надо мной. Бросьте мне на счет тысяч пятьдесят долларов и отсчитайте немного наличных. Мне нужно купить новый костюм.

– Лучше бы мы были квиты... Но хорошо, я все сделаю. – Болотин встал и пожал Лугано руку. И едва шаги его затихли, он достал из сейфа заветную папку. Впился глазами в первую строчку первого листа, в первую позицию. «Грааль» угодил в «фонд» в 1927 году. А вот и черно-белый снимок, и сохранившиеся наброски самого «разнузданного итальянца». Но как же должно забиться сердце, когда руки прикоснутся к этой божественной чаше, а глаза вцепятся в ее детали...

Вторая позиция: пектораль. На этом шейном украшении фараон был представлен в виде картуша – наполовину развернутый свиток с изображением эмблемы и надписи. Столь же бесценная, она вряд ли произведет на Болотина такое же сильное впечатления, как «Грааль» Челлини, еще и потому, что он торопился к другой строке, и воображаемые детали древнеегипетской вещицы, облегающей грудь и шею, бесследно пропали.

– Здравствуй, папа!

Генерал вздрогнул и хотел было послать дочь к чертовой матери: она вклинилась в его процесс брожения грез и анализов. Однако моментально сменил гнев на милость.

– Здравствуй, Надя!

«Надя?»

Она округлила глаза. В последний раз он называл ее так, когда она впервые примерила пионерский галстук, после стала Надеждой. Какой прок от «просто Нади»?

– Что с тобой? Я пропустила что-то важное? Это произошло вчера, когда меня не было, или сегодня утром?

– Мы едем в Польшу.

– И конечно, инкогнито? Именно в твой паспорт поставят штамп «пустить, но не выпускать». По ту сторону границы знают, на ком можно отыграться...

– Оставь шутки, мне не до смеха.

– Хорошо. Я спрошу серьезно: что ты забыл в Польше?

– Там лежит ответ на один твой вопрос.

– Я согласна: едем в Польшу.

– Да, да. Мне нужно только решить организационные проблемы.

– Какие именно?

Болотин на минуту задумался.

– Знаешь, что такое дипломатическая почта?

– Если ты говоришь о статусе диппочты, то она абсолютна неприкосновенна.

«Верно», – мысленно заметил Болотин, не потерявший надежды на благоразумие Мартьянова. И продолжил вслух:

– Спустя двадцать лет у меня появилась возможность вернуть то, что я считал своим. Мне бы археологом родиться...

Болотин снова вернулся к теме диппочты. Именно этим видом связи он собирался в 1992 году прикрыть настоящую контрабанду – коллекцию ценностей. Как и любая другая почта, она должна иметь адрес, соответствующий адресу в курьерском листе, а также условное обозначение «Expedition Officiеlle». Диппочта не подлежит вскрытию ни при каких обстоятельствах и через границу пропускается без досмотра. На практике, как правило, сопровождается дипломатическим курьером.