Лампа Ночи - Джек Вэнс

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

В космопорт Ушанта Фэйты прибыли утром следующего дня. Таможенные формальности оказались несложными, и в середине дня они уже находились на пути в Димпельуотер, расположенный в двадцати милях к северу. Они ехали в открытой машине, на минимальной скорости прямо посреди буйных джунглей, более известных как Сады Лирхайдиона. Купы розовых, черных и оранжевых кустарников шевелились под нежными порывами ветра, выбрасывая в воздух опьяняюще пахнущие споры. Эти споры здесь собирали и прессовали, производя изделия, весьма популярные у местного населения. То и дело на протяжении всего пути сумасшедшие сосны выкидывали вверх тугие и гибкие, высотой около двухсот футов, побеги, Эти побеги распускались короной оранжевых языков, по форме ничем не отличавшихся от лепестков какого-нибудь гигантского цветка. И потому ночью, особенно издалека, Сады Лирхайдиона можно было принять за огромное поле огненных цветов.

Скоро машина выехала к медленно текущей реке, все берега которой были укрыты зелеными плакучими ивами и жасмином с его бутонами-фонариками. То тут, то там появлялись заросшие лесом острова, и почти на каждом из них виднелся коттедж в деревенском вкусе, чья крыша смотрелась в воды, как в зеркало.

Прибыв в Димпельуотер, Фэйты отправились в определенную для них гостиницу, оказавшуюся вполне приличной и современной. Из широких окон открывался типичный для Ушанта вид: мост из потемневшего от времени резного дерева, ленивая река под ним, ряды эбонитовых деревьев с их розоватыми, как лосось, сердцеобразными листьями, а за ними на расстоянии двухсот ярдов — ротонда отеля Тайа-Тайо, места проведения конгресса и удивительное произведение архитектуры. Полусфера ротонды из блоков разноцветного стекла в шесть футов толщиной взмывала вверх, словно уносясь в небо. Солнечный свет, проходя через стекло, раскрашивал внутренние помещения гостиницы во все цвета радуги, а ночью работу солнца выполнял огромный шар, подвешенный над зданием на железных цепях. Конструкция этого шара была до предела простой, но очень изящной. На железный каркас были нанесены фасеточным способом драгоценности: рубины, изумруды, сапфиры, топазы, гиацинты и множество других. Свет изнутри шара, проходя через камни, освещал помещение, пожалуй, даже интересней и ярче, чем солнечный.

Фэйты, оставив вещи, сразу покинули отель, перешли деревянный мостик и по тропе под эбонитовыми деревьями отправились к ротонде. В холле к ним подошел Лауриц Мур, председатель организационного комитета. Мур оказался мужчиной средних лет с какой-то тихой внеличностной красотой. Алтея нашла его очаровательным и удивительным, но Хайлир, как всегда, пробормотал, что он похож не на ученого, а скорее, на элегантного дилетанта.

Мур пригласил их на ланч, где выказал себя приятным компаньоном настолько, что даже развеял предубеждения Хайлира. К тому же он очень заинтересовался именно его темами: художественный символизм с упором на музыкальные формы. Хайлир увлекся и разоткровенничался.

— У меня несколько специфический взгляд на многие проблемы. Могу признаться, что я даже сделал несколько небольших открытий в этой области и сейчас готовлю к печати пару статей. Нет, нет! — остановил он Алтею, которая уже собралась достать бумаги. — Сначала нужно их как следует отделать!

Мур ничего не сказал о своей работе и переменил тему.

— Вы уже ознакомились с расписанием? — поинтересовался он.

— Еще нет.

Мур достал пару программ и отдал Фэйтам.

— Из них вы узнаете, что ваши выступления назначены на завтрашнее утро. Надеюсь, вас это устраивает?

— Прекрасно! Мне гораздо больше нравится отчитаться с самого начала, а потом отдыхать все оставшееся время!

— Насколько я помню, второй участник с Тайнета выступает завтра в полдень, — добавил Мур.

Алтея заглянула в программку.

— Это господин Хутсенрайтер. Его доклад связан с изменениями в языке и весьма интересен.

Мур глянул в свои бумаги.

— Но его мне не послушать, поскольку в это время у меня важное совещание. — Он печально покачал головой. — И больше мне уже такого случая не выпадет…

— Я просмотрела весь список и не нашла больше ни одного местного имени, кроме вашего, — удивилась Алтея. — Разве на Ушанте нет ученых?

— Здесь их мало. По различным причинам наши наиболее выдающиеся ученые уезжают в другие миры. Там они получают свои звания и почести, поэтому возвращаются редко. К тому же, мы недостаточно сильны в абстрактных исследованиях. У нас много блестящих музыкантов, но всего несколько музыковедов.

— Интересно, — заметил Хайлир. — Могу я задать вам вопрос личного характера?

— Разумеется, — вежливо улыбнулся Мур.

— На вашем пиджаке я вижу эполет с неким устройством, которое очень напоминает диктофон. Каково его назначение?

Мур снова улыбнулся, но на этот раз более тонко.

— Объяснение весьма простое: это лишь старая привычка, я уже давно не могу относиться к его истинному назначению всерьез.

— Но для чего же он вам?

Лауриц Мур пожал плечами.

— У нас издавна, еще со времен эры беспамятства, народ привык вести журналы и дневники. Такие диктофоны всегда служили именно этой цели. На них записывают все события человеческой жизни, и потом, когда что-нибудь забывалось, они часто оказывались очень полезными.

— И что вы делаете с таким колоссальным объемом информации?

— Мы выбираем ежедневно несколько ключевых событий, чтобы создать базовый материал, то есть, сохраняем лишь то, что действительно важно. Остальное стирается. Это давно уже стало привычкой, и по определенным причинам мы пока не можем от нее отказаться. А теперь прошу меня извинить. Я был рад нашей встрече и непременно оставлю ее на память как один из наиболее приятных моментов в моей жизни.

Фэйты какое-то время молча смотрели в спину удаляющемуся Муру.

— Удивительный народ — вздохнул Хайлир. — Знаешь, что я думаю?

— Возможно, догадываюсь, но лучше скажи.

— Этот народ живет почти в идеальных условиях и, тем не менее, очень мрачен. Почему? А потому, что колесо времени также перемалывает их жизни, и им некуда податься. Вот они собирают хорошенькие безделушки, приятные моменты и описывают их в своих дневниках. Каждый день одно и то же. Моменты жизни улетают вместе с надеждами на полный славы тамзур. Может быть, я не совсем верно употребляю это слово в данном контексте, но…

— Хм. И ведь никто не знает, будет у него этот тамзур или нет. Так?

— По-моему, да. Но, смотри, не питай особых иллюзий относительно Ушанта. Эти люди заняты только собой.

— Может быть, ты и прав.

— Лауриц Мур потратил на нас очень мало времени; поел и сделал ручкой, — напомнил Хайлир.

— Мы не развлекли его. Хайлир, скажи честно, а я-то для тебя не скучна?

— Дело не в этом. Просто с тобой очень хорошо.

Утром следующего дня Лауриц Мур объявил конгресс ксенологов открытым. Стоя на трибуне, он обвел аудиторию оценивающим взглядом, и его взгляду предстало пятьсот ксенологов. Тут собрались философы всех сортов, исследователи, биологи, антропологи, историки, культурологи, психологи, лингвисты, аналитики, филологи, дендрологи, лексикографы и еще с десяток более редких профессий. Некоторые были заявлены как выступающие, другие приехали только послушать и поучаствовать в великом интеллектуальном деле обсуждения и взаимообогащения культур. Из последних многие тоже привезли свои доклады, надеясь на случайную возможность выступить. Словом, так или иначе, не мытьем так катаньем драгоценные листы с отчеркнутыми фразами и новыми идеями должны были быть обнародованы.

Лауриц Мур закончил свой обзор, кажется, удовлетворенным, поднял палочку из шелкового дерева и грациозным движением ударил по маленькому бронзовому гонгу. Аудитория затихла, и он начал:

— Леди и джентльмены! Излишне и говорить о том, какая мне выпала колоссальная честь приветствовать столь большое количество блестящих ученых. Этот конгресс навсегда останется одним из самых удивительных воспоминаний моей жизни! Но сейчас не время предаваться взаимным славословиям. Мы должны сразу же перейти к достаточно жестко составленному регламенту и начать наше утреннее заседание немедленно. Поэтому, не тратя более времени, спешу представить вам первого докладчика, прославленного сэра Уилфрида Воскового!

На трибуну поднялся сэр Уилфрид, грузный человек с высокой шапкой жестких волос и несколько стертыми чертами лица. Его вызывающе яркий костюм представлял странный контраст с меланхоличными движениями, и проницательная Алтея тут же шепнула мужу, что надеть столь шокирующую одежду его просто-напросто заставила жена, именно этим и объясняется его скованное поведение.

Доклад сэра Уилфрида оказался совершенно безрадостным. В нем говорилось — «…поскольку сообщества ныне стали настолько сложны, разобщены и разбросаны по вселенной, больше невозможно оперировать терминами, общими для отдельного научного сообщества. Для подтверждения этого суждения, достаточно указать на тот факт, что за последнее время объем информации растет в десять раз быстрее, чем наша способность ее классифицировать и в двадцать раз быстрее, чем понимать…»