Голый край (СИ) - Пешкин Антон

Мужчины отпустили его, и он медленно опустился на колени вместе со мной. Оставшейся рукой, казалось, еще более огромной, чем я запомнила, он крепко обнял меня, прижимая к себе. А я все не могла перестать плакать — от звука биения его сердца становилось тепло и спокойно внутри, и лишь от одного этого чувства безопасности я рыдала как никогда до этого.

Все проблемы мира могут идти к черту. Форр фан да, как говорят на севере! Пусть взрослые решают, кто прав, кто виноват, и что нам делать, а я хочу просто побыть с отцом.

***

Ночь быстро опустилась на фьорд, укрывая его густой, уютной тенью. Мохнатые лапы еловых ветвей укрыли беженцев из двух деревень, и под этим пышным покрывалом танцевали слабые отблески костров. Спать сегодня никто не собирался — слишком многое нужно обсудить, слишком многие хотят выговориться.

Мое же место в этой ночи было рядом с отцом и матерью. Впервые за несколько безумных дней я почувствовала то, что уже начала забывать — я снова была в кругу семьи, в безопасности, у тепла огня. Папа хоть и был слаб, но тоже не мог уснуть — он лежал на коленях Хельги, своей жены, и с улыбкой смотрел на зареванное лицо своей непутевой дочери. А я смотрела в ответ, улыбаясь и сдерживая слезы радости. Даже мама теперь улыбалась, а ведь такого не было довольно давно. И все из-за меня.

Все произошло из-за меня.

— Пап, а как ты остался жив?

Отец хрипло усмехнулся и тихо, сдавленно закашлял. Затем он повернул голову набок и указал рукой на заднюю часть шеи, откуда, глядя на меня пустыми глазницами, улыбалась татуировка черепа.

— Они не убивали. Калечили и забирали в плен.

— А ты..?

— Меня нельзя пленить. Людей с такой меткой никто не посмеет сделать рабом, — папа вздохнул и поцеловал маму в живот, а она стала гладить его грязные, пропитавшиеся кровью и потом волосы. — Воины нашего Ярла не успели подойти вовремя, но они были там. Пришли как раз тогда, когда мне хотели разрезать грудь и вытащить наружу ребра.

— Борт, не рассказывай такое дочери… — зашептала мама, на что папа лишь ухмыльнулся.

— Твоя дочь, свет мой, видела вещи и похуже. Да, вороненок?

Я слабо улыбнулась и кивнула.

— Но зачем они так? Зачем убивать..?

— Это не просто война, Майя. Это уничтожение. Они шли через каждую деревню в округе, убивали всех больных, старых, а детей, женщин и здоровых мужчин забирали с собой. А земля… Землю оскверняли ритуалом. Они вырывают людям ребра и вытягивают наружу еще бьющееся сердце, заставляя жертву смотреть, как приходит смерть. Это темный, темный ритуал…

— Форр фан да… — прошептала я.

Отец, услышав, как я матерюсь, хрипло засмеялся, но смех его прервал сильный кашель.

— Ох, вороненок… Отобрали наш дом, и земля теперь там…

— Проклята?

— Как были леса, где ты получила этот шрам.

С этими словами отец осторожно прикоснулся рукой к моему лицу, к длинному, уродливому шраму, перечеркнувшему мою красоту.

— Теперь там только злые, неспокойные духи. Несчастный Ульк…

Мама крепче обняла отца, прижала к своему телу, будто бы пытаясь защитить. На мгновение мне показалось, будто бы он сейчас заплачет, но этот гигант лишь тихо хрипел и иногда сдавленно кашлял, все так же глядя на мое лицо и слабо улыбаясь.

Тогда я и поняла, что большего мне и не надо. Да, у меня грандиозные планы и цели, однако для счастья мне нужно одно — видеть лицо этого вечно пьяного идиота, знать, что он всегда защитит меня, какая бы ни была опасность, и что бы ни поджидало в самой темной ночи.

— Кхм-кхм, — вдруг раздался голос Хьялдура прямо надо мной. — Майя, идем.

Я оглянулась на друида, подняв голову и непонимающе взглянув ему в глаза. К счастью, он хотя бы не выглядел обеспокоенным, а это значит, что ничего страшного пока что не случилось. Впрочем, и привычной придурковатой улыбки на его лице не было — оно скорее излучало полнейшую серьезность, что подталкивало меня довериться и пойти с ним.

— Иди, вороненок. Будут еще тысячи ночей, — улыбнулся папа, и я улыбнулась ему в ответ.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В его словах я могла быть уверена. Наверное, это единственный человек во всем мире, словам которого я поверю без каких-либо сомнений и за которым пойду без малейших колебаний.

Я встала и, отряхнув широкие штаны, пошла вслед за Хьялдуром через наш выросший всего за один вечер лагерь.

Мы петляли меж костров и палаток из шкур, и в это время я пыталась вглядываться в лица людей в темноте. Настораживало то, что никто старался не смотреть мне в глаза, но, впрочем, такое происходит уже давно, и удивляться здесь, в общем-то, нечему.

Широкая спина Хьялдура была для меня словно маяк, за которым я следовала через полумрак, разгоняемый отблесками множества костров. Вскоре наш лагерь закончился, но мы все шли и шли вниз, к берегу, и дальше, уходя в темноту к отвесным скалам. Друид вел меня к месту, которое позволило нам продержаться здесь все это время — прямо из скалы, откуда-то из недр северной земли бил крохотный ключ. Свежая, ледяная вода бежала по камням, гладким от постоянного натиска, и эта маленькая струйка терялась, растворяясь в ледяном море. По сути, это было единственное место в округе, где мы могли брать пресную воду и, несмотря на слабый поток, пока ее хватало для того, чтобы люди не мучались от жажды.

Сейчас же у этого места собрались, помимо нас с Хьялдуром, еще двое. Разумеется, то были Офа и Кнуд Оденсон, глава второй группы беженцев. Они о чем-то негромко разговаривали между собой, но замолкли, когда увидели нас. Увы, но ни одного слова разобрать я не смогла.

— Майя, — Кнуд кивнул мне. — Честь познакомиться с соленым вороном.

— Так меня называют?

— Не притворяйся, что не знала, — вздохнул старик. — Твоя слава несется далеко впереди тебя самой, девочка. Отсюда и проблемы.

В почти что кромешной темноте я кое-как нащупала рукой сухой валун, на который осторожно залезла и уселась. Разговор, видимо, предстоял долгий, а от того, что я промочила ноги, теперь у меня слегка ныли икры.

— Проблемы, дядя Кнуд, меня преследуют с самого рождения, — протянула я, скрестив руки на груди. — А ну как, попробуйте-ка с самого начала понимать все вокруг. Знаете, как стыдно было от груди кормиться?

Старик усмехнулся, и даже в темноте я увидела, как от этого забавно качнулись его связанные в узел длинные усы. Прокашлявшись в сжатый кулак, он продолжил:

— Разговор не о том, ворон. Проблемы у нас действительно серьезные.

— И поэтому вы позвали меня? — я ухмыльнулась. — Хотите, чтобы я все решила? Опять?

— Бортдоттир, не наглей, — неожиданно холодно осадила меня вдруг Мудрая Офа.

— Простите? — переспросила я удивленно.

— Прощаю. — кивнула она. — Все проблемы свалились на нас из-за тебя в первую очередь, не забывай об этом.

— И какого же хрена я тогда здесь делаю? — меня этот разговор начинал уже порядком раздражать.

— Тише, успокойтесь обе, — пробурчал Кнуд в свои седые усы. — Мы позвали тебя как умного, думающего человека. Редкое качество среди нашего народа.

— Ошибаетесь, — едва ли не сквозь зубы процедила я, сильнее обхватывая свои плечи руками.

Где-то вдалеке завыли волки. Темные облака на ночном небе медленно разошлись в стороны, продолжили свой путь на север, обнажая стальной серп ледяного месяца. Кнуд что-то пробурчал себе под нос, но никто не смог разобрать, что именно.

— Ситуация тяжелая, — наконец вздохнул он. — Захватчики с запада прошли по нашим землям с огнем и злыми намерениями. Мы потеряли не только множество добрых людей, но и земли, которые нас кормили.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ритуалы, — кивнула я.

— Это очень страшные, запретные силы, — Хьялдур положил руку мне на плечо. — Страданиями умирающих они приманили в наш дом злых духов из дальнего севера. Пройдет не меньше поколения, прежде чем человек снова ступит на эти земли.

— Ну, проблему с землями-то я могу решить… — неуверенно протянула я и буквально кожей почувствовала взгляды, направленные прямо на меня. — Но что с захватчиками?