Вестники - Маргарет Петерсон Хэддикс

Эмма знала, что ничего не получится.

Это было совсем не то же самое, что знать теорему Пифагора. От научного знания Эмме становилось радостно.

А от этой мысли ей хотелось плакать.

«Наверное, я просто недостаточно умна», – подумала она.

Эмму всегда хвалили учителя, а братья называли гением; она разгадывала сложнейшие мамины шифры, даже когда они громоздились друг на друга. А теперь ей не хватило ума даже на то, чтобы разобраться с монетками. «УСЛЫШЬ НАС, НАЙДИ НАС, ПОМОГИ НАМ, РАССКАЖИ ПРО НАС…» Она могла бы поискать анаграммы[2], переставить буквы так и этак, найти ещё какие-нибудь зацепки…

Но всё это казалось ненужным. «УСЛЫШЬ НАС, НАЙДИ НАС, ПОМОГИ НАМ, РАССКАЖИ ПРО НАС…» – вот о чём просили обитатели другого мира. Они думали, этого хватит, чтобы изменить их жизнь.

А становилось только хуже.

«Наверное, мало быть умной», – с болью подумала Эмма.

Она умная – и три раза телевизор чуть не заманил её в ловушку. В первый раз им всем повезло – Кафи выдернула шнур из розетки. Во второй раз Эмма спаслась, потому что думала о Финне и не хотела, чтобы он тоже попался. В третий раз она смотрела на Чеза…

«Да, в третий раз у меня с собой были монетки, но…»

Но монеток тоже было недостаточно, нужно что-то ещё.

Она втиснулась в промежуток между Чезом и Финном. Все сидели, плотно прижавшись спиной к машине и покрепче упёршись ногами в тротуар, словно играли в перетягивание невидимого каната.

А вот их противника было хорошо видно.

В воротах стадиона мигал краешек гигантского экрана, и на нём мелькало лицо за лицом. Эмма была рада, что там нет другой Натали и судьи: она бы не вынесла, если бы увидела их знакомые милые лица, ставшие вдруг глупыми, безжизненными и покорными. Особенно теперь, когда они так походили на Натали и госпожу Моралес – всегда энергичных и полных жизни.

«Если мы пойдём на стадион… даже если у нас будет лучший на свете план… мы тоже станем безжизненными, глупыми и равнодушными, – подумала Эмма. – Мы попадём под власть экрана и этого громкого голоса, который твердит нам, что лидеры всё предусмотрели и не надо задавать никаких вопросов».

Им нечем было заткнуть уши и завязать себе глаза, чтобы не видеть экрана.

«Но… ведь сейчас я не поддаюсь этому голосу, – подумала Эмма. – Почему?»

Потому что она думала про тех, кого любит? Потому что не утратила надежды?

Эмма ещё раз взглянула на гигантский экран. Отогнав мысль «План Финна не сработает», она подумала: «Как бы сделать так, чтобы план Финна сработал?» И тут Эмма впервые заметила ограждение на верху экрана. Но сосредоточиться на нём никак не получалось: смотреть на экран было всё равно что заглядывать в чёрную дыру. Эмме казалось, что её засасывает…

Именно это и произошло бы, если бы они пришли на стадион и встали перед экраном.

Но что, если встать над экраном?

Глава 48

Чез, Эмма, Финн, Кона, Кафи, Рокки и Лана

– Все берите вёдра с монетами сколько сможете унести! – велела Эмма, вставая и поворачиваясь к машине.

– Нельзя! – замотал головой Рокки. – Нам нельзя заходить на стадион! Мы навсегда попадём в плен…

– Нет! – воскликнула Эмма. – Ни в какой плен мы не попадём!

Ребята уставились на неё так, как будто она полетела. Всех поразила лёгкость, с которой Эмма противостояла голосу, доносящемуся со стадиона.

«Это потому, что она верит, что всё получится, – подумал Чез. – Потому, что она продолжает бороться. Потому, что ещё надеется».

– Пошли, – сказал он и потянул за собой Финна.

Кона взяла Кафи. Лана встала и протянула руку Рокки.

Они двигались не как амёбы, а как группа личностей, каждая из которых могла думать и рассуждать.

Группа личностей, которые доверяли Эмме.

Эмма принялась раздавать всем ведёрки с монетами.

– А что надо делать? – спросила Кона. – Куда мы их понесём?

Эмма показала пальцем.

Рокки подумал, что она указывает прямо на солнце (он боялся высоты, хотя никогда не решался в этом признаться). Лана простонала:

– Туда?! На площадку?!

И тогда Рокки понял, что Эмма имеет в виду: на верху гигантского экрана действительно была узкая площадка.

– Ты хочешь, чтобы мы забрались туда и высыпали монеты прямо перед экраном, – поняла Кона. – Люди на стадионе увидят их и вспомнят свои истории, а не только ложь, которую экран вкладывает им в головы.

Чез, Рокки и Лана переглянулись. Они были старшими – и уже склонными к пессимизму. Они не были двойниками друг друга… или бывают тройники? Потому что в ту минуту все они, казалось, подумали одно и то же: «Мы не знаем, что будет. Но стоит попробовать».

– И в ту секунду, когда все увидят монетки… – начала Эмма.

– …Один из нас подключит рычаг, – подхватил Финн. – Потому что люди будут думать о монетках, а не об экране, и злодеи потеряют силу!

– И границы между мирами вновь откроются, – взволнованно добавила Кона, крепче обнимая Кафи. – Хотя бы ненадолго.

– Мы успеем! – заверил Финн. – У нас всё получится!

Все заторопились. Лана вспомнила, как впервые подобрала монетку, и от этого простого действия в её голове затихли голоса, которые шептали: «Ты уродлива. Ты глупа. Ты совсем одна. Всем на тебя плевать». А потом она вдруг подумала: «По крайней мере, я в состоянии сделать хоть что-то. Может быть, один маленький поступок что-нибудь изменит…»

Лана перестала слышать рёв гигантского экрана. Шагая к стадиону с вёдрами монеток, она могла сосредоточиться на том, как они блестят, на болтовне ребят вокруг, на надежде, что план Эммы сработает… «Сейчас мне гораздо лучше, чем в тот первый раз, когда я подобрала монетку, – подумала она. – Потому что тогда я всё ещё была одна. Ну или мне так казалось».

На площадку над экраном вели восемь лестничных пролетов. Ребята шли все вместе: Чез и Рокки несли по четыре ведёрка, Кона – два и Кафи. Финн старательно подражал Лане и Эмме и тащил по ведру в каждой руке.

– Если начнёте бояться, или терять надежду, или почувствуете, что экран вытягивает из вас силу, – скажите остальным, – велела Эмма. – Мы можем придать друг другу смелости!

«Мы всегда это делали, – подумал Чез. – С самого первого дня, когда узнали, что детей Густано похитили…» Он вспомнил, как Натали помогала ему, Финну и Эмме во время их предыдущих путешествий в этот ужасный мир.