Десять жизней Мариам - Шейла Уильямс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пейшенс Нэш зевнула и вздохнула. Ее дочь, утомленная рождением и кормлением, спала, приоткрыв ротик. Пейшенс утерла слезы ладонью.
– Она… она ведь здорова, Мариам, правда? – Женщина смотрела широко распахнутыми от изнеможения и беспокойства глазами.
Я похлопала ее по руке.
– Да, мистрис Пейшенс, она совершенно здорова. Волноваться не о чем.
Пейшенс закусила губу и кивнула.
– Ты знала… что она… что у меня будет дочь.
Я складывала одеяло, намереваясь его убрать в открытый сундук, и стояла спиной к кровати.
– Нет, – пробормотала я, точно помня, что я говорила и когда.
– Но ты сказала… сказала, что должна ее повернуть. Именно так.
Я промолчала, продолжая возиться с одеялом.
– У тебя бывают… видения, Мариам?
Я действительно иногда вижу что-то, но даже сейчас, спустя столько времени, не уверена в этом и не понимаю, что это значит. Прошлое это или будущее, то, что произойдет, или только может произойти.
– Нет, госпожа, никаких видений у меня нет. Просто подумала, что будет либо сын, либо дочь.
Обернувшись, я поняла, что мистрис Пейшенс не слушает. Она и ее маленькая девочка крепко спали. Я собрала свою корзину. Роды прошли у хозяйки легко, послед вышел целиком и правильного цвета. Ребенок уже успел отведать материнского молока, причем сосал так жадно и старательно, словно никак не мог насытиться. Рода и мистрис Пенн оставались при матери с младенцем, поэтому я была уже не нужна. Несмотря на запах дождя в воздухе и раскаты грома, которые слышались время от времени, мне хотелось вернуться на ферму Роберта Нэша, размять спину и ноги, подышать воздухом и успокоиться среди пения птиц и тишины.
– Мариам, Дарфи отвезет тебя в «Белые клены», – в дверях, все еще улыбаясь, стоял Томас Нэш. Он уже слегка почистился. – Я собирался отвезти тебя сам, но… раз уж Дарфи здесь, поедешь с ним и повезешь Роберту и Марте добрую весть про нашу дочурку… Элизабет Розу… – Он выглянул в окно. Было всего два часа дня, но темнело быстро, словно зимой. – Похоже, дождь собирается.
– Да, сэр, – пробормотала я, думая, что лучше пойду сквозь стену воды под хор громовых песен, чем приближусь к Дарфи, не говоря уж о том, чтоб ехать с ним рядом в повозке.
– Я буду тебе вечно благодарен, – продолжал мастер Томас, кладя мне в ладонь несколько монет. И постучал себя по носу. – Это между нами. Тому, что ты совершила, нет цены… – В глазах у него стояли слезы. – С братом я рассчитаюсь, а это – тебе.
– Да, мастер Томас.
Я все-таки пошла к повозке, и мастер Томас помог мне забраться. Потом взял мои корзины и бережно, будто они отлиты из золота, разместил их в задке повозки, от дождя накрыл вощеной тканью. Приказал Дарфи ехать не торопясь и непременно убедиться, что я благополучно добралась до дома его брата и сообщила о рождении Элизабет Розы. Дарфи только и повторял: «Да, сэр», и «Да, сэр», и «Да, сэр».
Мы выехали за ворота и направились на запад, в сторону старой фермы Чарльза Нэша, к участку, которым теперь владели оба брата, но обрабатывал мастер Томас.
– Мы едем не туда, – заметила я. Дарфи хмыкнул. – Нужно было повернуть на восток.
– Ты нужна в поселке, – заявил он. – Мастер Роберт не станет возражать, если я закину тебя туда, раз уж мы едем мимо.
Да, так бывает часто: навещаешь одного больного, а потом заглядываешь еще к кому-то рядом. Но я проверяла округу, когда в последний раз заходила к мистрис Пейшенс. Никто не болел, и роды не предвиделись.
– И к кому ты меня везешь?
Дарфи пожал плечами.
– К Джейн.
– Дочурке Сэди?
Я вспомнила, что в последний раз видела девушку несколько недель назад. Она работает на кухне. Ее мать, Сэди, привезли из Мэриленда или из Северной Вирджинии, в общем, откуда-то оттуда. Хорошенькая девчушка, светлокожая, с темными волосами, лет одиннадцати-двенадцати, довольно рослая для своего возраста и, насколько мне помнится, здоровая. Я промолчала, просто глядя на пробегающие мимо поля, всматриваясь в небо и размышляя, что гроза, похоже, совсем близко. Интересно, не подцепила ли малышка Джейн какую-нибудь заразу. Время-то года как раз подходящее. Подумала, есть ли у меня в корзине какие-нибудь отвары, чтобы успокоить стеснение в груди или облегчить кашель.
– Что случилось? – спросила я вместо приветствия, когда Сэди открыла дверь. Лицо ее было искажено горем, залито слезами. У меня сжалось сердце. – Сэди? Сестра? Что такое? Где малышка Джейн? – Я вихрем пронеслась мимо нее и застыла.
Джейн лежала на кровати, лицо посерело от боли, ноги раздвинуты, живот вздут. Следующий свой вопрос я проглотила. Велела Сэди принести воды, горячей и прохладной, еще одно одеяло и чистую чашку. Она кивнула, но ничего не сказала. Эта малышка Джейн оказалась самой стойкой роженицей, какие мне только попадались. Немного постонала, но ни разу не закричала, не заплакала. Ее ребенок вышел невредимым, но почти мертвым. Он был слишком мал, чтобы выжить. Едва дышал и не мог сосать. Я утешала Джейн, но что тут скажешь. Вот она и молчала. А когда новорожденный испустил последний вздох, повернулась лицом к стене.
Я тихо склоняюсь к Джейн и тихим мягким голосом шепчу ей разные правильные слова, стараясь сохранять непроницаемое лицо. Сэди хранит молчание. Я делаю это ради Джейн. Да и ради любой такой же матери. Ведь всякий раз, когда ребенок умирает, кусочек меня умирает вместе с ним. Но я не смогу помочь скорбящей матери, если примусь рыдать.
Поэтому я скорблю в душе. А ночью плачу, пока не засну.
Сэди обмыла ребенка и плотно завернула в одеяльце. Под небольшим дождем мы отнесли его на кладбище рабов Нэша и похоронили головой на восток. Сложили стопкой несколько плоских камней, чтобы отпугнуть животных и обозначить место. Я произнесла слова моего народа. Сэди, тоже родившаяся за темными водами, пропела свои. Я отдала ей послед, чтобы она провела церемонию как бабушка.
Потом мы быстро прибрались в хижине, вымыли и переодели Джейн, поменяли постель. Я дала девочке макового отвара и оставила ромашку, чтобы она поскорее уснула.
– Спасибо тебе, – прошептала Джейн.
– Пусть боги присмотрят за ним в его путешествии, – сказала я, припомнив хорошее напутствие. Сэди кивнула, глаза ее наполнились слезами.
– А отец…
Тут резко распахнулась дверь, и появился Дарфи с лицом мрачнее тучи.
– Готова? – рявкнул на меня ирландец, совершенно
