Канализация, Газ Электричество - Мэтт Рафф

— Правильно.

— Тогда ни одна из них не может быть лучшей…

— Неправильно.

В ушах Фуада засвистели боеприпасы класса «воздух-земля». Он сжал кулаки под столом и сосредоточился.

— Паст шесть, все они одинаковы. Как одна может быть лучше других?..

— Ни одна из них не лучше, — сказал ему Сиваш. — Они идентичны. Но какая лучшая?.. Ну давайте, давайте. — Сиваш заметил, что Фуада бросило в дрожь, и протянул руку, чтобы успокоить его. Хоть он и был рекламщиком, но мог посочувствовать — к тому же ему уже доводилось обучать арабов. — Все нормально. Видишь ли, в нашем деле никогда не надо бояться сказать что-то не так, сморозить глупость… Ты меня бы послушал на заседаниях совета директоров.

— Но Аристотель писал…

— Забудь про Аристотеля, — произнес Сиваш как можно мягче. — Его философия применима только к исследованиям и разработкам. А мы сейчас обсуждаем потребительский маркетинг.

— Кого из философов следовало изучить, чтобы разобраться в потребительском маркетинге?

— Мюнхаузена.

— Мюн-хаос-ина?

—  Мюнхаузена. Барона фон Мюнхаузена.

— Мистер Каспийски, — сказал Фуад. — Я должен спросить…

— Да?

— Этот барон Мюнхаузен был солдатом?

— Да. Самым лучшим из живших.

— Он летал на бомбардировщике?

— Он летал на пушечном ядре, — ответил Сиваш. Снова по-дружески похлопав Фуада по плечу, он повернулся к Бартоломею Фруму. — Ну а по-твоему, Барт? Как ты думаешь, какая паста лучшая?

— Всё просто, — сказал Бартоломей. — Все они лучшие.

Сиваш поощрительно кивнул:

— Поподробнее.

— Они все одинаковые, — сказал юноша, — поэтому «Крест» — лучшая, «Глим» — непревзойденная, «Гантпаста» — номер один, исследования подтверждают, что ни одна паста не защищает от кариеса лучше, чем «Колгейт», ни одна не отбеливает зубы и не освежает дыхание лучше, чем «Клоуз-Ап», а паста без марки так же хороша, как и товар любого крупного брэнда.

Сиваш был сражен:

— А ты как следует выполнил домашнее задание.

— Я ничего не понимаю, — заявил Фуад.

— Поймешь, — пообещал Сиваш. — Для того и предназначено обучение. Я отвечу на все вопросы.

— Мистер Каспийски, у меня есть вопрос, — сказал Бартоломей.

— Давай, спрашивай.

— Разумеется, я уважаю иудейско-христианскую трудовую этику, и я искренне намерен приложить все силы и добиться успеха у вас в «Промышленных Предприятиях Ганта»…

— Отрадно слышать.

— Да, сэр, но вот что мне интересно… каковы возможности досрочного повышения человека, который сообщит, где швартуется подлодка Фило Дюфрена?

Джоан со Змеем поднялись рано утром и направились для начала в Департамент канализации на Одиннадцатой авеню, где Джоан подписала какие-то бумаги Фатиме Сигорски и забрала вещи из шкафчика. Пустой правый рукав Змея привлекал внимание молодых жокеев канализации, которые, естественно, тут же приняли ее за ветерана миазмов, а она и не стала опровергать эту ошибку. Вспомнив, что ей рассказывала Джоан, Змей поведала доверчивым ребятам на барже, что «работала рука об руку с самим Тэдди Мэем, давным-давно, когда была еще малолеткой, а он — уже стариком, но отказывался выходить на пенсию». Услышав это, все кинулись просить у нее автограф; она брала по три доллара за росчерк, и к тому времени, как Джоан закончила свои дела, Змей собрала сорок два бакса.

Они двинулись по 34-й и свернули на восток. Часть своего заработка Змей истратила, купив на завтрак фалафель и кофе с тележки с горячим фаст-фудом, а пока она расплачивалась, Джоан выгнула шею и уставилась на «Феникс»: этим утром его гнездо было плохо видно из-за смога и низких облаков. На западной стороне здания была та самая Электроафиша, что озадачила вчера Эдди Уайлдера, — громадный календарный листок с загадочным числом: 997.

— Ты представляешь, что бы это могло значить? — спросила Джоан, когда Змей откусила от фалафеля.

— Какой-то номер, нет? — ответила Змей с набитым ртом. — Число постоянно увеличивается.

— Но ты знаешь, что подсчитывается или кто считает? Я помню, когда «Феникс» только открылся и число было чуть больше 800, какой-то колумнист писал об этом в «Таймс», но ничего не объяснил.

— Джоан, а ты сама не знаешь? Ты же была главной в рекламе в «Промышленных Предприятиях»… или ты ушла раньше, чем достроили «Феникс»?

— Нет, через пару лет после. Но, веришь ли, биллборды на самом деле «Промышленным Предприятиям Ганта» не принадлежат. Разумеется, изначально планировалось, что их будут сдавать в аренду и они будут приносить постоянный доход, но Гарри срочно понадобились наличные, чтобы закончить «Феникс» и заложить фундамент «Вавилона», так что он сразу же продал их какой-то китайской рекламной фирме. Большая краткосрочная выручка, но в конечном итоге он пожертвовал миллиардами.

— И никто его не остановил?

— Кто-то с ним спорил, но последнее слово было за Гарри. Как обычно: это частная корпорация, его собственность, перед акционерами отвечать не надо. Бывший партнер Гарри Кристиан Гомес все предлагал превратить компанию в открытое акционерное общество, чтобы ввести хоть какую-то систему сдержек и противовесов, но Гарри нужны лишь советники, а не партнеры с правом голоса.

— Но кредиторы…

Джоан покачала головой:

— Банки Гарри обожают. Безоговорочно. Как я говорила тебе вчера, с его оптимизмом, достижениями, Слугами, «транзитными молниями», прочими успехами и бухгалтерским мастерством Клэйтона Брайса в глазах финансистов Гарри непогрешим. Формально аудита у него не было уже пятнадцать лет; ему дают кредиты, поскольку все знают, что вкладывать в «Промышленные Предприятия Ганта» безопасно. Кроме Янтарсона Чайнега, разумеется.

— Хм-м… а что стало с Кристианом Гомесом?

— Он умер в 2008-м. Дурацкая автокатастрофа. Так я и начала работать ревизором — я разве не рассказывала эту историю?

В фойе «Феникса» Джоан наклонилась к окошку Службы безопасности и представилась; им со Змеем дали пропуска для посетителей. Подъем в Департамент общественного мнения длился несколько минут. Из-за разницы в атмосферном давлении на разной высоте отдельные лифтовые шахты практически ограничивались: чем выше они были, тем более мощная тяга в них возникала, и шахты стонали, как органные трубы. В больших небоскребах примерно каждые шестьдесят этажей устраивали вестибюли (которые, помимо этого, могли помешать распространению огня). Пассажирам лифтов дальнего следования приходилось выйти, миновать несколько вращающихся дверей, играющих роль воздушного шлюза, и сесть на следующий лифт, который провезет их еще шестьдесят этажей. Это утомительно, но лучше, чем вой ураганов в трубе длиной две тысячи футов.