Фрегор Ардин - Татьяна Николаевна Зубачева

вычерчивать схему связей. Рыжий, «Эхо», Родич, Адвокат. Родича можно убрать: тот уже у Огня, пусть ему там светло и тепло будет, но в схеме он уже не участвует. И добавить Фрегора. Здесь всё ясно, кроме одного. Между Рыжим и Адвокатом пробел, знак вопроса. Связь оперативная, но… Что нам нужно? Чтобы информация Фрегора попала в печать, стала «общим достоянием». Это возможно только через Рыжего. Связь Рыжий — Фрегор не только не отработана, даже ещё не начала действовать. Её трогать нельзя. Связь Рыжий — «Эхо» через Адвоката и Пробел. Нет, этот канал перекрывать нельзя. Его надо холить, лелеять и беречь. Вот аггел, лишняя морока: хуже нет, чем оберегать этих благородных дурней, с наёмниками куда проще, но и Адвокат, и — так и назовём его пока Пробелом — работают не за монеты с купюрами. Адвокат — за воспоминания юности, а Пробел… на подкуп человека из «Орлиного Гнезда» у Адвоката просто нет средств, это стоит слишком дорого. Венн усмехнулся: достаточно вспомнить собственные расходы, ведь один этот механик обходится дороже десятка квалифицированных осведомителей. Значит, Пробел работает, во-первых, за идею, во-вторых, из личной симпатии либо к Рыжему, либо к Адвокату, и, в-третьих, это ещё один однокашник или однополчанин Рыжего. Расклад, конечно, интересный, но пока здесь трогать ничего нельзя. Значит… значит, надо отправлять Фрегора по задуманному маршруту. Пока сумасшествие Фрегора не стало заметным и пока действует канал: Рыжий — Пробел — Адвокат — «Эхо». Стадия первая: большая инспекция Фрегора — должна начаться немедленно. К тому, что раб-телохранитель должен быть постоянно с ним, Фрегор готов, раб подготовлен, даём старт. Как там в этих древних стихах? Да, вспомнил: «А там пошлём наудалую, и горе нашему врагу!».

Венн скомкал и сжёг в пепельнице лист с вычерченной схемой и снял телефонную трубку.

* * *

Дамхар

Лето

2 декада

Лето — страда дамхарская. Зной, дожди, работа в полях, на огородах и в садах. Самое длинное лето слишком коротко, чтобы успеть заготовить всё на зиму. Крутись, вертись, поворачивайся да выкручивайся. Ридург Коррант всегда любил это суматошное время. Как и всю работу на земле, когда результат нагляден и ощутим. Нет, его с этой земли и с этой работы не выковырнешь! А ведь всё висело на волоске! Просто уму непостижимо, как ему удалось вывернуться. И даже остаться с прибылью. Хотя… в этой истории слишком много, скажем так, непонятного.

Ридург искоса посмотрел на сидящего за рулём Гарда и улыбнулся: таким сосредоточенным было это лицо, так сурово, почти по-дедовски насуплены брови. «Старается, пацан», — мысленно назвал он сына по-армейски. А что, ведь и впрямь, четырнадцать лет — мужской, ну, почти мужской, возраст. Как и мечтал когда-то, держа на руках бело-голубой свёрток с сопящим младенцем, помощник, союзник, ещё не советчик, но уже почти собеседник.

Гард чувствовал взгляд отца, но старался не показывать виду и не поворачиваться. За рулём ни о чём не думай, только дорога и машина, чувствуй их, а о другом не думай. Но, конечно, не выдержал.

— Ты бы поспал, отец, я справлюсь.

Ридург улыбнулся и закрыл глаза.

— Когда устанешь, скажешь.

— Да, отец.

Коррант понимал, что пацан скорее сдохнет за рулём или во что-нибудь врежется, чем признается в усталости, но это общее свойство всех пацанов, сам в его возрасте был таким же, но и надо дать мальчишке хотя бы иллюзию самостоятельности. Дорога здесь тихая, скорость посильная.

— Не вздумай прибавлять, выгоню и больше за руль не пущу, — пообещал Коррант, не открывая глаз.

Гард обиженно надул губы, но постарался ответить солидно, как равный равному.

— В график укладываемся?

— Укладываемся, — усмехнулся Коррант. — Даже на озеро останется.

И Гард невольно расплылся в счастливой мальчишеской ухмылке.

Коррант, и не видя её, всё понял, негромко и необидно рассмеялся. И подчеркнуто зевнул. Дескать, вся надежда на тебя, сынок, вези. Игра, конечно, но мальчишка верит. Потому что хочет верить. А ведь и в самом деле хорошо ведёт, чувствуется школа. Не академическая училищная, а живая практическая. Хорошо его Рыжий подучил. Эх, Рыжий, в жизни бы не продал, если бы так не припёрло. И что странно, если трезво как о ком другом подумать, прикинуть и сопоставить… да, несообразности. Но они почему-то выстраиваются в единую и вполне логичную цепочку. Сначала подловили и прижали, долг пустяковый и тому, за кого вообще-то такие силы вступаться не должны. Однако вступились и врубили счётчик на такие обороты, что долг сразу подскочил до двадцати тысяч. И именно в тот момент, когда не то что десятка гемов, сотки медной свободной нет. Но двадцать тысяч гемов — сумма для тебя, а не для этих… Имена «припёрших» Коррант избегал называть даже про себя: слишком далеко и в нежелательном направлении тянулись от них нити. Ладно, это понятно. И что тебе впрямую сказали о зависимости жизни, твоей и твоих детей, от выплаты… это тоже понятно и логично. А вот дальше… К тебе вдруг проявляют участие и подсказывают выход: продать раба. Но какой раб может стоить столько? Это продать всех и полностью ликвидировать всё хозяйство. Жизнь, конечно, дороже, но жить-то тоже надо! Им это должно быть по хрену, но как только ты выразил готовность продать самого дорогого раба, тебе начинают идти навстречу, снижают обороты счётчика и дают отсрочку. Самый дорогой раб — это Рыжий, шофер, боевой сержант, казалось бы, тоже ясно, кому и зачем он нужен, но, когда ты предлагаешь, не связываясь с Рабским Ведомством и не платя положенной четверти цены, передать им этого раба из рук в руки, они вдруг становятся законопослушными — Коррант невольно фыркнул сдерживаемым смехом — и направляют тебя на аргатский аукцион. Да, самый дорогой, но это время: надо подать заявку, отвезти раба туда, там его не меньше декады продержат и… и тебе дают отсрочку до момента продажи и отключают счётчик. Прямо отцы-благодетели, а не выбиватели долгов.

— Папа, заяц!

— Да ну?! — изумился Коррант, не открывая глаз. — Просит подвезти?

Гард рассмеялся, но ответил обиженно.

— Да ну тебя, я что, маленький?

— Смотря в чём, — вполне искренне ответил Коррант. — И вообще я сплю.

Итак, потянем цепочку дальше. Аукцион дает фантастический результат. Рыжий с Лутошкой уходят за двадцать четыре тысячи! Шесть тысяч Рабскому Ведомству, как его законный процент, и на руки в кассе восемнадцать тысяч. Две недостающие наготове, едешь расплатиться, и тебя принимают не как должника, а наоборот, благодарят, извиняются за напутавшего шестёрку, которому прямо при тебе бьют морду, а