Превращения Арсена Люпена - Морис Леблан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Надо признать, – сказал он себе, – что мне еще многому нужно научиться. Ситуация выглядит ужасно, и я тоже виноват в том, что случилось, а моя дорогая Кларисса снова стала жертвой по моей вине».
Молодая девушка растерянно смотрела на Леонара, который наставил на нее револьвер. Она пришла сюда, предвкушая приятную встречу в воскресный день, а попала в самый эпицентр насилия и преступления; вдобавок ее любимый стоял перед ней, опутанный узами и недвижный.
Кларисса пролепетала:
– Что происходит, Рауль? Почему вы связаны?
Она простерла к нему руки, как бы и умоляя о помощи, и предлагая ему свою. Но что они вдвоем могли сделать?
Раулю бросились в глаза ее осунувшееся лицо, ее усталый вид, и ему пришлось сдержать себя, чтобы не заплакать при мысли о последствиях совершенной ошибки и о том, как тяжело ей было признаться во всем своему отцу. И однако, он сказал ей с невозмутимой уверенностью:
– Мне нечего бояться, Кларисса, и вам тоже – абсолютно нечего. Я отвечаю за все.
Она обвела взглядом окружающих, с изумлением узнала Боманьяна и робко спросила Леонара:
– Что вы от меня хотите? Все это так жутко… Кто вызвал меня сюда?
– Я, мадемуазель, – сказала Жозефина Бальзамо.
Красота Жозины поразила Клариссу с первой минуты. В ее душе затеплилась надежда, словно от такой восхитительной женщины можно было ожидать только помощь и защиту.
– Кто вы, мадам? Я вас не знаю…
– Зато я вас знаю, – заявила Жозефина Бальзамо, которую явно раздражало изящество и очарование девушки. – Вы дочь барона д’Этига… а еще я знаю, что вы любите Рауля д’Андрези.
Кларисса покраснела, но ничего не ответила. Жозефина Бальзамо приказала Леонару:
– Иди закрой ворота. Повесь цепь и замок, которые ты принес с собой, и подними упавший столбик с дощечкой «Частное владение».
– Мне потом остаться за дверью? – спросил Леонар.
– Не нужно, – ответила Жозефина Бальзамо, – просто оставь нас.
Он повиновался.
Бальзамо обвела взглядом своих жертв – все трое были безоружны и совершенно беспомощны. Она была победителем на поле битвы и, угрожая смертью, могла отдавать самые безжалостные приказы.
Рауль не сводил с нее глаз, пытаясь разгадать ее намерения. Спокойствие Жозефины ужасало его больше всего. В ней не чувствовалось лихорадки и волнения, которые могли бы помешать на ее месте любой другой женщине. Ни малейшего проявления торжества. Скорее скука, словно она действовала безотчетно, под воздействием неподвластных ей внутренних сил. Впервые он угадал в ней тот равнодушный фатализм, который обычно скрывался за ее лучезарной красотой и который, возможно, и был самой сутью ее загадочной натуры.
Она села на стул рядом с Клариссой и, устремив на нее взгляд, медленно и монотонно заговорила:
– Мадемуазель, три месяца назад одна молодая женщина, выходившая из поезда, была похищена и перевезена в поместье Этиговы Плетни, где в большом зале за закрытыми дверями собрался десяток местных дворян из Ко. Среди них были и Боманьян, которого вы тут видите, и ваш отец. Я не буду рассказывать вам обо всем, что было произнесено на этом собрании, и о тех оскорблениях, которые пришлось услышать этой женщине от людей, претендовавших на роль ее судей. Так или иначе, но вечером, после этой пародии на судебные прения, большинство гостей уехали, а ваш отец и его кузен Беннето отвели эту женщину к подножию утеса, привязали к скамейке лодки с пробитым дном, положили в лодку тяжелый камень и вывели ее в открытое море, предоставив воле рока.
Кларисса, задыхаясь, пролепетала:
– Это неправда!.. Неправда!.. Мой отец никогда бы такого не сделал… это ложь!
Не обращая внимания на возмущение Клариссы, Жозефина продолжала:
– На собрании в замке, втайне от заговорщиков, присутствовал некий человек; затем этот некто – имена ведь нам не важны? – выследил двух убийц, уцепился за корму лодки и спас жертву, как только они скрылись из виду. Каким образом он оказался в замке? Все говорит за то, что он провел ночь и утро в вашей комнате, где вы его принимали, причем не как жениха, поскольку ваш отец отказал ему, а как любовника.
Обвинения и оскорбления обрушивались на Клариссу подобно ударам дубины. Атака стала для нее неожиданностью, она была не готова ни сопротивляться, ни даже защищаться.
Бледная, на грани обморока, она со стоном наклонила голову:
– О мадам! Что вы такое говорите?..
– Лишь то, что вы сами сказали своему отцу, – возразила Калиостро. – Последствия вашей неосмотрительности вынудили вас позавчера вечером во всем признаться. Нужно ли мне входить в подробности и рассказывать, что потом произошло с вашим любовником? Итак, в тот самый день, обесчестив вас, Рауль д’Андрези последовал за женщиной, которую он спас от самой ужасной смерти, отдался ей телом и душой, стал ее возлюбленным и поклялся никогда вас больше не видеть. Эта клятва была дана им весьма уверенно: «Я ее не любил, – сказал он. – Это было увлечение. Оно прошло».
Но после небольшой… размолвки… которая случилась между ними, женщина узнала, что Рауль переписывается с вами и послал вам вот это письмо, в котором просит у вас прощения и призывает верить в будущее… Теперь вы понимаете, что у меня есть некоторое право… считать вас врагом… и даже заклятым врагом? – тихо добавила Калиостро.
Кларисса молчала. Она не могла справиться с растущим в ней страхом, глядя на такое нежное и такое жуткое лицо той, которая отняла у нее Рауля и теперь объявила ее заклятым врагом.
Дрожа от сострадания и не боясь гнева Жозефины Бальзамо, Рауль воскликнул:
– Если я и принес торжественную клятву, которую я сдержу вопреки всем обстоятельствам, то это, Кларисса, клятва о том, что ни один волос не упадет с вашей головы. Поэтому не бойтесь. Десять минут – и вы выйдете отсюда, живая и невредимая. Десять минут, Кларисса, не больше!
Жозефина Бальзамо точно не слышала этих слов. Она спокойно продолжала:
– Я обрисовала вам ход вещей. Теперь перейдем к фактам, и здесь я тоже буду краткой. Ваш отец, мадемуазель, его друг Боманьян и их сообщники преследуют одну общую цель, которой добиваюсь и я, а с недавних пор также
