Наша жизнь с господином Гурджиевым - Фома де Гартман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Филипповичу пришлось хуже. Несколько офицеров пригласили его на квартиру одного из их командиров, который отсутствовал. Когда он перевернул доску на кровати, то с изумлением обнаружил, что доска с изнанки чёрная – это были клопы…
После ночи в поезде и ночёвки в подобных условиях нам нужно было подготовить всё к концерту – заказать зал, напечатать программу, объявления, посетить известных людей и устроить все детали. Но это было просто, поскольку мы воспринимали это как «задание», которое нужно выполнить настолько хорошо, насколько возможно.
Были объявлены три концерта: первый – европейской и русской музыки; второй включал в себя мою лекцию о Комитасе и исполнение моей женой его песен на армянском; а третий – со смешанной программой. Поскольку Армения в это время была занята английскими войсками, английский офицер посетил наш второй концерт и прошёл за сцену увидеться с нами по окончании. Поинтересовавшись, как мы добрались до Еревана из Тифлиса в такое время, он сказал, что если мы известим его, возвращаясь, он организует для нас лучшие условия.
В последний день нас пригласили на чай в гости к архиепископу Сарпазану Хорену. Его дом располагался в самой высокой части Еревана, откуда был почти вертикальный обрыв к реке Раздан. На дальнем краю зелёной степи, раскинувшейся справа по горизонту, стояли два пика горы Арарат, один очень высокий, другой пониже, освещенные лучами заходящего солнца. Когда опустилась ночь, полная луна светила сквозь тёплый южный воздух, и гора Арарат была укутана покровом дымки – незабываемое зрелище! Звучала особая восточная музыка, потому что архиепископ также пригласил своего родственника, одного из лучших в Армении исполнителей на таре – струнном инструменте.
С помощью этого путешествия в Ереван г-н Гурджиев дал нам ещё одну возможность послушать настоящую восточную музыку и музыкантов, чтобы я мог лучше понять, как должна быть написана и интерпретирована его музыка. Чтобы оценить такой опыт, нужно было жить с г-ном Гурджиевым, развивая силу внимания и глубоко запоминая эти впечатления, без отвлечения на ненужные ассоциации.
Когда мы возвращались, английский офицер устроил так, чтобы к поезду прицепили особый вагон, в котором мы с комфортом вернулись в Тифлис.
Вскоре после этого мы поехали на несколько недель в Боржом, куда на летний сезон отправился тифлисский театр. Это был горный курорт необычайной красоты, в десяти часах езды на поезде от Тифлиса, с известными родниками минеральных вод, подобных Виши. Г-н Гурджиев тоже приехал туда. Наша жизнь была заполнена концертами, в которых я дирижировал, а моя жена иногда пела.
Однажды г-н Гурджиев принёс моей жене своё пальто. Снаружи оно было изрядно поношено и выцвело, но изнутри было отличным. (В то время в России ничего нельзя было купить). Не могла бы она перелицевать его? Моя жена была в растерянности, она никогда ничего не шила и боялась, что г-н Гурджиев может остаться вообще без пальто. Но он сказал, что это очень просто: «Нужно только взять белую нитку и пометить швы перед тем, как распарывать. Потом распорите их, и прогладьте, разглаживая старые швы и проглаживая новые. Весь секрет хорошего шитья – это осторожно следовать за белой ниткой и отглаживать», – настаивал он. И всё это нужно было сделать вручную, утюгом, нагревавшимся на примусе… С огромным трудом моя жена, наконец, справилась с этой работой, и г-н Гурджиев носил это пальто ещё много, много лет. Он часто говорил: «Если вы знаете, как сделать одну вещь хорошо, вы можете сделать всё».
XIV
Новый институт
Осенью все вернулись в Тифлис. Г-н Гурджиев готовил центр Работы, как в Ессентуках, но в соответствии с условиями жизни в Тифлисе. Всё началось на террасе нашего дома, было ещё жарко. Присутствовали доктор Шернвалл, чета де Зальцман и мы с женой. Г-н Гурджиев коротко объяснил идеи нового Института. Он говорил о цели и методах работы и о том дне, когда он надеется открыть Институт. Потом он нас спросил: «Как бы вы назвали наш новый Институт?» Мы пытались придумать название, связывающее всё то, что мы сейчас услышали от г-на Гурджиева. Но он отверг все предложения. Наконец, когда мы уже выдавили свои мозги, словно тюбик зубной пасты, возникло слово «гармонический».
Позже я понял, что г-н Гурджиев выбрал название раньше. Но вместо того, чтобы предоставить его нам готовым, он заставил нас искать его, подталкивая, пытаясь подвести нас ближе к основной мысли, пока не всплыло это слово. Наконец, мы придумали название, которое хотел г-н Гурджиев. Это название было: «Институт Гармонического Развития Человека».
Мы написали ряд обращений к правительству Грузии о предоставлении здания для Института, и они пообещали найти подходящий дом. Тем временем г-н Гурджиев начал работать над текстом брошюры об Институте. Он снова заставил нас пробудить разум и точно описать программу, которую он намеревался осуществить в Институте. Фактически, он написал весь текст с нашей помощью.
Когда брошюра была закончена и готова к печати, возник вопрос, что будет на обложке. Вечером, в гостях у де Зальцман, г-н Гурджиев попросил Александра нарисовать его портрет в овальной рамке. Нам всем это было очень интересно, и г-н де Зальцман сразу же начал работать. Вскоре появился хороший портрет, но каковы были наши ужас и отчаяние, когда вокруг портрета г-н Гурджиев заставил его нарисовать утюг, швейную машину – особо ненавистные нам – и разные орудия труда, видимо, чтобы представить инструменты для гармонического развития. Когда всё это было напечатано на жёлтой бумаге, брошюра выглядела, как дешёвая реклама провинциального оккультиста. Это вбило гвоздь в моё сердце. Я смотрел на это, как на очередную груду камней на нашем пути с г-ном Гурджиевым, которую нам нужно было перепрыгнуть. Как оказалось, на самом деле камней не было, и нечего было перепрыгивать, потому что у нас ещё не было места, чтобы принять кого-то, кто
