Удивительный взгляд (ЛП) - МакШейн Мелисса

Продавец покраснел и сказал:

— Сюда, мадам. — София последовала за ним через еще два широких проема, каждый из которых был увенчан рядом вентиляционных ламп, и направилась к стойке перед стеной с ящиками и полками, полными картонных коробок. Большие полосы шелка и атласа свисали с колец, вставленных в колонны через равные промежутки по всей комнате. Продавец указал на прилавок, поклонился и отошел, словно упрекая в том, что она не оценила его услуг. София глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и подошла к стойке. Все зависело от того, что произойдет дальше.

Глава двадцатая, в которой львица находит правильный источник воды

Мужчина за прилавком был старшим братом близнецом гида Софии, хотя его сюртук был из более богатой ткани и гораздо лучшего покроя, а галстук завязан сложным узлом, который, вероятно, имел название «Алгебраический» или «Монморанси». Он показывал кусок тёмно-красного шёлка пожилой женщине, съёжившейся в складках своей накидки, как барсук, уходящий на дно.

— Я уверен, мадам будет великолепно смотреться в этом цвете, он такой насыщенный, — уверенно сказал мистер Пэррис. Он взглянул на Софию, любезно улыбнулся своей клиентке, потом снова посмотрел на Софию, словно удивляясь, почему она не уходит. София стояла, крепко сжав руки в муфте, и ответила ему спокойным взглядом, который говорил, что она готова ждать его внимания целую вечность. — Это… это стоит каждого шиллинга, — продолжал уверять он.

— Не надо меня обманывать, молодой человек, — сказала пожилая женщина. — Я прекрасно знаю, что ваша задача — продать мне самое дорогое, что у вас есть, и выдать это за выгодную сделку. Что ж, мне неинтересна ваша игра. Покажите мне лавандовое ещё раз.

Мистер Пэррис кивнул, и София, к своему ужасу, поняла, что эта женщина из тех людей, которые целый день выбирают вещи и, в конце концов, ничего не покупают. Она была стара, богата и, скорее всего, скучала, а София не могла терять время. Поэтому она решила действовать.

— Лавандовый — совершенно неподходящий цвет для вас.

Женщина медленно повернулась к Софии.

— Сделаю вид, что я этого не слышала, — пренебрежительно ответила она. В уголках ее рта и глаз залегли морщинки, и София догадывалась, что эта пожилая дама привыкла хмуриться. София быстро оглядела её: шляпка, предназначенная для гораздо более молодых женщин, вырез, слишком низкий для дневного ношения, волосы, уложенные в попытке подражать…

— Прошу прощения, что говорю не к месту, — сказала София, — но вы поразительно похожи на леди Каупер, а она, естественно, никогда бы не надела платье цвета лаванды.

Женщина коснулась своих волос.

— Да? То есть… Да, мне так говорили.

— Я так и думала. Именно поэтому вы рассматриваете тёмно-красный шёлк. Я видела леди Каупер в «Олмаке» совсем недавно, и на ней было платье почти такого же цвета. Однако ткань была далеко не такой тонкой, как эта.

София вознесла безмолвную молитву, чтобы эта женщина была не только тщеславна, но и невежественна; прекрасная леди Каупер, покровительница «Олмака», предпочитала светлые тона.

Женщина протянула руку, чтобы коснуться тёмно-красного шёлка.

— Не так хороша, как здесь?

— Нет, гораздо более блеклая. Ткань яркая, я уверена, она привлечет всеобщее внимание.

— Полагаю, вы правы. Десять ярдов, молодой человек, и побыстрее.

Мистеру Пэррису потребовалось несколько жизней, чтобы договориться об отправлении шёлка модистке пожилой женщины, и ещё несколько жизней, чтобы София отвлеклась от разговора со своей новой подругой, в течение которых она мучительно боялась, что кто-то другой приблизится к её добыче и ей придется делать всё заново. Но вскоре старуха ушла, и мистер Пэррис обратил на Софию всё своё внимание:

— Я должен разделить с вами комиссионные от этой продажи, мисс.

— Миссис, — поправила его София, — и вы не захотите благодарить меня, когда узнаете, зачем я здесь. Есть ли более уединённое место, где мы могли бы поговорить?

Его лицо стало настороженным.

— Это не такой магазин, мисс. Мадам.

— Я тоже не из таких клиентов, — парировала София, вынимая одну руку из муфты, чтобы продавец мог рассмотреть перчатку. Настороженное выражение исчезло с его лица, сменившись страхом и ожиданием. Он огляделся по сторонам, — было еще далеко до полудня, и в магазине не было ни души, — и поманил ее в угол, частично прикрытый занавесями из богатой парчи и атласа, где встал так, чтобы его тело заслоняло хрупкую фигуру Софии от посторонних глаз.

— У вас есть видение для меня, мэм? — спросил он хриплым голосом.

— Вы Джеральд Пэррис, проживаете в доме 15 по Ларкспур-стрит. Вы поддерживаете своего младшего брата, учащегося в школе, которую вы едва можете себе позволить, и свою немощную мать. — София глубоко вздохнула. — Вот почему вы начали воровать у своего работодателя, чтобы увеличить свой доход.

Мистер Пэррис сделал шаг вперёд и поднял руку, словно собираясь ударить её. Его глаза были широко раскрыты, а дыхание участилось.

— Это ложь, — медленно произнёс он. — Вы говорите чёртову ложь.

София положила ладонь ему на грудь и почувствовала, как колотится его сердце.

— Эта перчатка говорит об обратном, — запротестовала она. — Но я здесь не для того, чтобы обвинять вас. Я здесь, чтобы спасти вас.

— Меня… что?

Она чувствовала, что теряет его. Он не мог позволить себе потерять эту работу, ни при каких условиях, не говоря уже о том, чтобы никогда больше не работать.

— Послушайте меня, Джеральд Пэррис, — твёрдо сказала она, схватив его за подбородок и заставив посмотреть на себя. — Я не представляю для вас угрозы. Примерно через час в этот магазин придёт человек, ещё один провидец, и попросит вас поговорить с ним. Он невысокий и худощавый, с седыми волосами и слегка прихрамывает. Он скажет, что знает, что вы совершили преступление, и пообещает не делиться этим знанием с вашим работодателем, если вы заплатите ему. Вы понимаете, о чем я говорю, мистер Пэррис?

Мистер Пэррис кивнул.

— Но… чего вы хотите? Вы мне угрожаете?

— Нет, я вам не угрожаю. Мне нужен этот шантажист, мистер Пэррис. Я хочу видеть его в тюрьме, а то, что вы сделали, для меня не важно. Я не одобряю воровство, но я видела вашу семью и знаю, что такое отчаяние. Если вы сделаете так, как я прошу, и поклянётесь, что перестанете воровать у своих работодателей, я заплачу за образование вашего брата и прослежу, чтобы ваша мать получила необходимое лечение. Клянётесь?

Мистер Пэррис покачал головой, потом кивнул, смотря на нее со смущением во взгляде.

— Я не понимаю, почему вы мне помогаете.

— Нет, мистер Пэррис, это вы мне помогаете. Но вы должны делать именно то, что я скажу. И никто не должен знать, что я в этом замешана. Вы будете тем, кто поймает его, и ваши работодатели станут относится к вам благосклоннее. Мне не нужна огласка. А теперь… Клянётесь ли вы помочь мне?

— Да. Я помогу вам.

— Хорошо. Тогда вот что вы должны сделать.

***

Сорок семь минут спустя, если верить точнейшим швейцарским карманным часам Софии, в «Хардинг, Хауэлл и компания» вошёл мрачный седой человек. Стоя за грудой шёлковых тканей, она наблюдала, как мужчина остановился, огляделся и направился прямо к прилавку мистера Пэрриса. Самое трудное в эти последние несколько минут — держать клиентов подальше от мистера Пэрриса, чтобы он не был занят, когда придет Кинг. Мистер Пэррис явно нервничал, и София боялась, что Кинг это заметит и сделает неправильные (или правильные) выводы, но ничего не поделаешь.

Она сменила позу и пожалела, что не находится достаточно близко, чтобы подслушать их разговор, но, конечно, это был не тот разговор, который стоит вести в присутствии толпы клиентов. Поэтому она довольствовалась тем, что наблюдала за их взаимодействием и подбирала слова, соответствующие выражению их лиц:

«Мистер Пэррис очень нервничает. Он почти забыл, что должен просто приветствовать Кинга. Кинг обводит его взглядом, потому что мистер Пэррис теперь выглядит неуверенным… О, теперь он выглядит испуганным. Кинг, должно быть, говорит ему: «Я твой шантажист, ахахаха». Мистер Пэррис хорошо играет свою роль. Ах, как бы я хотела, чтобы Дафна и Сесси были здесь! Нет, мистер Пэррис, подождите, пока он не покажет вам свои показания под присягой как провидец — вот, а теперь извинитесь и заберите его деньги. О, Кинг, теперь ты мой».