Россия 2015. Эпидемия - Алексей Фомин

«Бедная девочка, растет одна, без матери, в гараже среди грубого мужичья», – в Марине внезапно проснулось материнское чувство:

– Давай мы тебе волосы накрутим, здесь на полке лежат Ленины бигуди.

– Нет. Я…

– Ну, хорошо, хорошо. Давай я тебе их просто уложу, сейчас нанесу мусс…

– Нет, не люблю я всякую дрянь на голову… Я их сама зачешу и сделаю высокий хвост.

– Хорошо, хорошо. Хочешь хвост, сделаю тебе хвост. – Марина принялась расчесывать ей волосы.

Пока Марина расчесывала ей волосы, Вика сначала с опаской, а потом все охотнее и охотнее наносила лосьон на кожу.

– Ну вот, видишь, это не так плохо, как ты думала, – удовлетворенно сказала Марина, – а хочешь, мы тебе реснички накрасим?

– В такую жару? – испугалась Вика.

– Ну и что, мы водостойкой тушью, чуть-чуть, самую малость.

– Ну, разве что чуть-чуть.

– Умница. Сейчас сделаем. – Марина, закончив с волосами, отложила щетку и взялась за косметичку. – Викуля, а у тебя мальчик есть?

– Мальчик? А… в этом смысле. Но они все такие придурки, по крайней мере, те, с которыми я училась в школе.

– Но разве твой брат придурок? – задала провокационный вопрос Марина.

– Мишка? Нет, Мишка не придурок, хотя… – Вика задумалась, – это с какой стороны посмотреть.

Марина расхохоталась. Давно ей не было так легко и хорошо. Ей нравилась и эта чисто женская возня, и этот легкомысленный, пустой, ни к чему не обязывающий разговор, позволивший забыть ночные страхи и переживания. Впервые в своей жизни она пожалела, что у нее нет дочери.

– Ну, знаешь… – начала Марина, – от мужчин тоже иногда польза бывает. Коровы дают молоко и мясо, норки и соболя – шубы, а мужчины, если их хорошенечко выдрессировать, и то и другое, и, может быть, третье и четвертое.

Они обе рассмеялись. Вдруг, внезапно посерьезнев, Вика спросила:

– А какая тебе польза от моего отца? У него же ничего нет.

Настроение было испорчено окончательно и бесповоротно.

– С чего ты взяла? – постаралась изобразить удивление Марина. – Во всяком случае, я к тебе в мамочки не набиваюсь. Мы были и, надеюсь, останемся подругами. Согласна?

– Согласна, – поддержала Вика.

Быстренько покончив с Викиным макияжем, девушки принялись одеваться. И здесь Марина не удержалась от критического замечания по поводу Викиного имиджа.

– Почему ты все время в брюках? Ведь жара такая. Я бы, если б не было необходимости таскать вот эту штуку, – Марина покачала на ладони «макаров», – надела бы коротенькую, широкую юбку.

– Так удобнее, – ответила Вика, – да и не взяла я с собой ни одной юбки.

– Зря. У тебя красивые ноги, незачем их прятать.

В дверь душевой кто-то бешено заколотил.

– Девчонки, откройте, это я, – раздался голос Лены.

Марина откинула щеколду, толкнула наружу входную дверь. На пороге стояла Лена.

– Беда, девчонки. Мужчин ваших забрали чечены. Трое. С автоматами, – она говорила прерывисто, тяжело дыша, в глазах у нее стояли слезы. – Как только они вышли на улицу, я бросилась к вам.

– Из вещей что-нибудь забрали? – встревоженно спросила Марина.

– Да. Сначала он хотел взять сумку, где коробки с пузырьками, но Виктор Петрович сказал ему, что это лекарство от полиомиелита, а потом он вскрыл чемодан, а там доллары, и взял его.

– Мариночка, сделай же что-нибудь. – Вика умоляюще схватила ее за руку.

– Мы через сады пройдем до конца деревни? – спросила она у Лены.

– Да.

– Там есть, где спрятаться?

– Ну-у, да. Там сад и кусты по краю. Густые.

– Показывай дорогу. Бегом! – скомандовала Марина.

Они неспешно шли по деревенской улице двумя шеренгами. Спереди четверо пленных, а сзади конвоиры. Причем Ахмат держался поодаль от остальных, ближе к домам и слегка поотстав, как бы стараясь держать всех в поле зрения. «Калашников» у него висел на правом плече, направленный в спины пленных. В левой руке он нес небольшой чемодан, наполненный бумажками с портретами американских президентов, и усиленно размышлял, как ему скрыть от своих коллег и этого жирного ублюдка Марлена сам факт существования этого замечательного чемодана. По всему выходило, что за деревней надо кончать всех, в том числе и своих. Лучше ничего не придумывалось.

Колосов намеренно старался идти как можно медленнее, благо конвоиры не подгоняли. Они вообще держались слишком близко, чуть не упираясь стволами автоматов в спину. Непозволительно близко. Непозволительно, конечно, для них. Колосов переглянулся с сыном и Андреем. Те, кажется, поняли его. Лишь бы тот, в гавайской рубахе, отвлекся хоть на секунду. «С „натовцем“ Андрей справится и один, даже если Мишка ему не поможет. А у меня вообще не соперник. Мальчишка лет шестнадцати-семнадцати, у которого еще на щеках вместо бороды растет нечто, похожее на перья. Только бы отвернулся „гаваец“, – думал Колосов. Он надеялся на Марину. Он был уверен, что она что-то придумает. За те пять дней, что он знал ее, а казалось, что целую вечность, Виктор получил не одно доказательство того, что чего-чего, а уж решимости и мужества ей не занимать. К тому же этот сюрприз с чемоданом. „Это не Свирского и не Веретенникова, и уж тем более не наш чемодан. Это ее. Точно. – Вспоминал Колосов. – Хотя чему тут удивляться. Кузьмины были далеко не самой последней семьей в Москве. Это ж не мы – голь перекатная“. Когда он выходил из комнаты, подталкиваемый в спину „натовцем“, все остальные уже стояли на крыльце под прицелом мальчишки-чеченца. В комнате оставались только Лена и Ахмат. Пол был завален вещами из багажа, который он выпотрошил. Поначалу он было заинтересовался вакциной Свирского, но когда Колосов сказал ему, что это вакцина от полиомиелита, потерял к ней всякий интерес. Колосов уже был в прихожей, когда услышал утробный, похожий на вскрик-выдох мясника, рубящего тушу, возглас Ахмата: „А-а-х-х“. Виктор на мгновение остановился и, обернувшись через плечо, увидел Ахмата, сидящего на корточках над раскрытым чемоданом, битком набитым долларами. В следующую секунду „натовец“ толкнул его так, что Колосов буквально вылетел на крыльцо.

Виктор Петрович заметил, как в одном из окон дома, мимо которого они проходили, дрогнула занавеска. Он почему-то вспомнил давнюю, совершенную еще в школьные годы, поездку в Смоленск. Когда они проезжали по одной из улиц города, гид рассказал им, как в сорок первом через Смоленск гнали пятидесятитысячную колонну наших военнопленных. На этой самой улице колонна бросилась врассыпную. Кого-то положили на месте, но очень многим удалось бежать. Немцы потом неделю прочесывали город, находя беглецов в развалинах, во дворах, на чердаках и в подвалах и расстреливали их.

«Ну вот, деревня уже закончилась, – подумал Колосов, оглянувшись назад, – а „гаваец“ и не думает терять концентрацию или на что-нибудь отвлекаться»

Они отошли от околицы совсем недалеко, когда грянул выстрел. Все – и конвоиры, и конвоируемые одновременно обернулись в ту сторону, откуда он прозвучал. Ахмат лежал, уткнувшись носом в землю, так и не выпустив из рук ни чемодана, ни автомата. Пленные тут же набросились на своих конвоиров, пытаясь вырвать у них оружие. На удивление, мальчишка оказался куда более цепким и сильным, чем мог себе представить Колосов, и он все еще пытался отцепить того от автомата, когда услышал две короткие очереди. Одной из них майор уложил «натовца», а второй – мальчишку.

Виктор Петрович оторвал взгляд от убитого соперника; от деревенской околицы к ним бежали Вика и Лена. За ними неспешным твердым шагом следовала Марина. Колосов пошел навстречу дочери, и через несколько мгновений отец и дети уже стискивали друг друга в объятиях. Лена, не скрывая радости, со всего разбегу бросилась на шею Андрею, который был явно смущен столь бурным и откровенным проявлением чувств. Марина подошла к лежащему навзничь Ахмату и деловито принялась выдирать свой чемодан из скрюченных пальцев покойника. Слегка отстранив от себя Лену, громким командным, нарочито форсированным голосом майор обратился к Марине:

– Отличный выстрел, Марина Викторовна! Честно скажу; не ожидал. От лица командования за проявленные в бою мужество и героизм объявляю вам благодарность!

– Да пошел ты!.. – Марина взяла в руки чемодан, забросила на плечо Ахматов автомат и побрела в сторону Лениного дома.

– Что это с ней? – удивился Андрей, придерживавший одной рукой за плечи Лену, прильнувшую к его широкой груди.

– Да оставьте вы ее, Андрей Сергеевич. – Свирский уселся прямо на траву, пытаясь дрожащими пальцами выковырять из упаковки таблетку валидола. – Не у всех же вместо нервов стальные канаты, как у вас. Человек такой стресс пережил… И потом, не забывайте, что она нам действительно жизнь спасла, так что ваше ерничанье по этому поводу, по меньшей мере, неуместно.