Сокровище Сивояры - Дмитрий Александрович Емец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чтобы прожить эти тридцать лет. Думаю, она начала слабеть уже давно, а Индрику нужен был хранитель, – влез стожар.
И вот теперь они мчатся, чтобы успеть до полуночи. Крошечный солнечный человечек прыгает в банке, барабанит по стеклу, нетерпеливо показывает путь крошечной ручкой. Огненные волосы его торчат в разные стороны. Человечку хочется на свободу. Хочется вернуться на солнце.
Настасья бродит по магтобусу, грызёт кончик косы и думает-думает. А потом, видно от переутомления, ей становится весело. Она принимается бегать, хохотать, задирать визжащего от радости Тита, дразнить Бермяту и Еву. Ниське Настасья нравится. Вот бы оглушить её чем-нибудь тяжёлым, утащить в пещеру и там запереть, чтобы Настасья стала её мамой. А Бермята чтобы был папой. Хорошо иметь такого папу! Он будет притаскивать из магазина огромные пакеты с едой, а когда тебе грустно, обнимать тебя. «Один обнимусик! Один тискёныш!»
Ниська забывает, что обижена на весь мир, с визгом кидается вниз и принимает участие во всеобщей свалке. Потом, когда Настасья опять становится серьёзной, возвращается на кровать и продолжает наблюдать. Видит, как Тит крадётся к раковине и забрасывает в неё укороченную динамитную шашку. Он вечно так делает, чтобы не мыть посуду. Взрыв получается несильный, и тарелки мыть не надо, потому что их больше нет. Задора вскакивает и награждает Тита подзатыльником.
– Я нечаянно! – гудит Тит.
– За нечаянно бьют отчаянно! Помой хотя бы железные миски, если они уцелели! – кричит на него Задора и опять спешит за руль. Магтобус, оставшийся без управления, завывая, несётся вниз и вот-вот врежется в деревья. Солнечник крутит у виска пальцем, показывая, что думает о Задоре и обо всех Тоннельсонах в целом.
Тит молотком распрямляет погнутые миски, моет их и угрюмо топает муштровать своих мушек. Такой мужичок с ноготок на кривых ножках. Крылья у него не растут, в гномью породу пошёл. Тит – он так всегда, вечно напрашивается на колотушки. Хотя вообще он ничего, заботливый. Больше всего возится с мушиным детским садом – это такая коробка, куда цокотухи в бусах подбрасывают своих орущих и тоже почему-то в бусах детишек. Вопрос на засыпку: откуда берутся бусы? Откуда берутся мухи, ещё можно представить. А вот бусы?
Прямо под Ниськой, на первом этаже кровати, кто-то бубнит. Изредка раздаются звуки «пик-пик-пик!». Ниська наклоняется и видит, что внизу устроилась Ева. Подложила под спину подушку, нахлобучила на голову одну из уцелевших мисок и зубрит ветеринарную магию. Вокруг Евы летает деревянный молоточек-пищалка – материализованное чувство ответственности – и долбит её по миске.
Ниська вслушивается в бормотание Евы:
«Лернейская гидра – дочь Тифона и Ехидны. Огромная змея с девятью головами, у которой вместо отрубленной головы вырастали три новые. Убита Гераклом.
Немейский лев – сын Тифона и Ехидны. Лев громадной величины со шкурой, которую не могло пробить ни одно оружие. Задушен Гераклом.
Орф – чудовищный двуглавый пёс, сын Тифона и Ехидны, отец Сфинкса и Немейского льва. Охранял быков великана Гериона. Убит Гераклом во время похищения быков».
– Этому Гераклу только бы кого-то грохнуть! – подал голос Бермята, который тоже, оказывается, слушал. – И кстати, когда читаешь подобные тексты, всегда надо мысленно добавлять «один из».
– Чего «один из»? – не поняла Ева.
– «Одна из лернейских гидр была убита Гераклом…», «Один из немейских львов погиб от руки Геракла…» Условно говоря, если где-то родился немейский лев – значит там была целая популяция! Родители его, братья, сёстры, до которых Геракл не добрался.
На плечо Бермяте уселась большая муха, но не цокотуха, а обычная. Из рукава у Евы выбрался котошмель, совершил короткий рывок, схватил муху и спрятался назад в рукав. Что произошло в рукаве, оставалось только гадать, но некоторое время спустя из него выпорхнуло одинокое мушиное крылышко.
– Правильно! Не одним же рыжьём питаться! Белок котику тоже нужен! – одобрил Бермята.
Слушая зудящий голос Евы, перечисляющей дальнейшие сомнительные подвиги Геракла, связанные с убийством редких видов магических животных, Ниська не заметила, как уснула. Проснулась она от холода. За окнами была уже ночь – всё синее, сгустившееся. Стёкла магтобуса покрыла изморозь. Валил, прилипая, крупный снег. Снежинки, возникавшие неизвестно откуда, яростно ударялись в стекло. Работали «дворники». Точнее, один из двух, да и тот с плохо примыкающей резинкой. Задора то и дело бросала руль и высовывалась наружу протирать стекло тряпкой. Потом снова плюхалась на сиденье и грела руки о банку с солнечником.
Нахохлившийся солнечник боялся темноты и сидел на корточках, лишь изредка выбрасывая вперёд руку, показывая направление. Трудно запасать в себе солнце, когда настоящее где-то далеко и увидеть его невозможно. Тит, Ева, Настасья и Бермята пытались согреться рядом с бронедевицей Рогнедой. Вот только подбрасывать в Рогнеду было уже нечего. Разгорячившийся Тит закинул в неё все бумажки и весь мусор, даже табурет и тот скормил, заявив, что он поломанный, хотя он всего лишь слегка шатался.
Когда же Тит стал заталкивать в Рогнеду пустой ящик, на дне которого в скомканной промасленной бумаге обнаружилась куча забытых запуков, Настасья строго сказала ему:
– Хватит!
– Дрова нужны! – заявил стожар.
– А где их взять? – спросила Ева.
– Действительно, где? Мы же над лесом летим! И купить негде! – сказал Филат, явно издеваясь.
Настасья некоторое время колебалась, но холод был волчий, а беспокойный Тит уже тащил в печку нечто подозрительное, что при ближайшем рассмотрении оказалось противопехотной миной.
– Смена активностей! – сказала Настасья. – Летим за дровами! Задора, отыщи полянку, где можно сесть!
Задора врубила фары, осветив лес двумя слившимися струями голубоватого света, в которых тёмными столбами стояли деревья. Врубила – и сама удивилась, не понимая, чего она раньше не летела с дальним светом. Боялась, что Фазаноль из-за ёлочки будет выглядывать?
– А что, так можно было? – удивлённо спросила макси-фейса сама себя, отыскивая в лесу более-менее свободное пространство.
Магтобус захлопал крыльями, как садящаяся на яйца курица, и стал неуклюже протискиваться между деревьями. В распахнувшуюся дверь ворвались пляшущие снежинки. Пока Бермята и Филат искали пилу, Задора выскочила наружу с пулемагом и начала очередями валить сухие деревья. Ниська с тесаком прыгала в ветвях, отсекая их и втаскивая в салон.
– Самый дорогой способ свалить дерево – всадить в него очередь магров на пятьдесят! – проворчал Филат и, чтобы успокоиться, поспорил с Титом на двадцать магров, что Задора промахнётся
