Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов - Эндрю Нагорски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но он также отмечал свои «первые предчувствия, что в этой идеальной картине что-то прогнило. За игрой света и тени, за тоненькими детскими голосами таилась опасность, к которой мы все были причастны». Когда он зашел в табачный магазин присмотреть трубки, он заметил, что из-за занавески за ним кто-то следит. «Продавщица так ненатурнально и липко улыбалась, что это выглядело подозрительно и фальшиво, – вспоминал он. – Из-за занавески доносились чьи-то перешептывания. Мое чутье на опасность совершенно не тренировано, у меня редко бывают дурные предчувствия, но в глазах и манере этой женщины я увидел не названную беду». И тем не менее, как быстро добавил Моррис, «вернувшись к солнечному свету, я быстро про это забыл».
Другие чаще всего не замечали тревожных признаков, убежденные, что ключом к международной гармонии является право каждой страны выбирать свой путь и что люди повсюду имеют больше общего, чем сами думают. Никто не верил в это более страстно, чем Дональд Б. Уатт из Путни, штат Вермонт. Он летом 1932 г. привез в Европу свою первую небольшую группу молодых американцев, запустив свою программу Experiment in International Living («Эксперимент в международной жизни»). Это очень успешная программа обмена, предполагающая проживание в семьях у местных, работает и по сей день. Как объяснял сам Уатт, целью ее было «создание контролируемой социальной ситуации, формирующей понимание и дружелюбие между людьми и культурами за ограниченный период времени».
Энтузиазм Уатта по «превращению иностранцев в друзей» приучил его игнорировать – и даже высмеивать – всех, кто отговаривал его брать своих юных путешественников-идеалистов в Германию летом 1933 г., для второго «эксперимента», когда Гитлер уже пришел к власти. «У Германии репутация воинственной страны, и люди ожидают, что она будет не слишком гостеприимна для миротворческой группы, – писал Уатт. – Опыт показал нечто совершенно противоположное: нацистские организации очень хорошо нас принимали… Картина, которую можно составить по [американским] газетам, и то, что мы видели в семьях, отличаются очень сильно». Что до темы насилия, то он добавил: «Идея, что иностранец здесь окажется в физической опасности, выглядит совершенно смешной для тех, кто уже провел лето в этой стране и знаком с немецким гостеприимством».
Уже после поездки Уатт признал, что обнаружил «избыток порядка» и «загипнотизированность масс», которыми дирижируют нацисты. Но, по его мнению, единственной реальной опасностью для иностранца был риск «заразиться привычкой» постоянно отдавать салют и «всеми силами удерживаться от присоединения к толпе». Несмотря на постоянные слухи о том, что приезжих американцев бьют, если они не делают нацистского приветствия, Уатт настаивал, что его подопечные могут вести себя как угодно. Живя в немецких семьях, они понимали, что стали жертвой пропаганды США. «В Америке они о гитлеровцах слышали только плохое, а здесь начинали видеть и хорошее», – писал Уатт.
Даже когда речь шла о евреях, он сообщал, что «все в его группе пришли к выводу, что грубое обращение было скорее редкостью». Он добавлял, что основной причиной антисемитизма в Германии было то, что «изрядная часть бизнеса была сосредоточена в руках евреев». На молодых американцев также произвело впечатление то, как немцы «справляются со своей относительной бедностью, возвращаясь к простому народному образу жизни». Но самым главным выводом, по мнению Уатта, был именно тот, к которому он вел всех сам и которого был намерен достигнуть, несмотря ни на что. «Главное – мы все поняли, что люди, которых мы встретили, очень похожи на нас, – сделал он вывод. – Второй эксперимент в международной жизни стал интересной и успешной демонстрацией толерантности».
Американские ученые, изучавшие новую Германию, делали куда менее идеалистичные выводы, но в их мнениях о Новом Порядке наблюдался все же изрядный разброс. Политолог Фредерик Шуман – как и Додд, преподававший в Чикагском университете, – провел в Германии в 1933 г. восемь месяцев. Он спланировал свою поездку в исследовательских целях еще до прихода Гитлера к власти, но случившиеся события изменили многое в сути и цели визита. «Я отправлялся в уже знакомую мне страну, которую любил за музыку, философию и Gemütlichkeit, как место рождения моих прусских и ганноверских предков. Теперь они внезапно превратились в «арийских» и «нордических», – писал он. – Я прибыл в страну в апреле в тот год, когда нацисты пришли к власти, – и я нашел рейх в переходном периоде от парламентской демократии к фашизму – жестоком, хоть и тщательно организованном».
Шуман сосредоточился на исследовании торжествующего нацистского движения, собирая материалы для своей книги, которая выйдет в 1935 г., «The Nazi Dictatorship: A Study in Social Pathology and the Politics of Fascism» («Диктатура нацистов: труды по социальной патологии и политике фашизма»). Учитывая характер того, с чем он сталкивался, не стоит удивляться, что его аналитический тон в этой работе имеет сильные критические нотки. «Прежние немецкие чиновники принимали меня всегда вежливо и оказывали содействие, уместное в рамках политической и личной безопасности, – вспоминал он. – Новая нацистская администрация постоянно встречала меня уклончивыми ответами и отговорками, а в случае Ганфштенгля – наглой клоунадой, родившейся из неуверенности и лживости».
Хотя Шуман настаивал, что занят «объяснениями, а не обвинениями», он не оставлял читателю сомнений, что любое точное описание нового движения будет расценено как партизанская деятельность. «Как и любая другая форма эмоционального и субъективного массового мистицизма, национал-социализм можно только или принять, или отвергнуть, – писал он. – Объективность предполагает отвержение». К моменту окончания работы над книгой он был готов дать очень страшный и точный прогноз относительно будущей войны, к которой приведет «патологическая ненависть, страстные желания и стремление к уничтожению». Он делает вывод: «Фашизм поглотят его собственные одержимые войной дети. С ним погибнут остатки эпохи, пережившей свое время».
Социолог из Колумбийского университета Теодор Абель также очень интересовался событиями в Германии. Когда Гитлер 30 января стал канцлером, Абель написал в своем блокноте, куда регулярно заносил свои наблюдения: «Германия вновь хочет стать мировой силой, она хочет завоевывать, она хочет императора. Опасность коммунизма велика и может привести к гражданской войне с Германией. Вся миротворческая деятельность окажется напрасна…»
Но Абель был сдержаннее – а порой даже дружественнее – Шумана в своих оценках новых властей Германии. Он также
