Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

Первый пласт принадлежит главному герою, который рассказывает о текущем моменте, о своем состоянии, мыслях и чувствах во время пребывания в сумасшедшем доме и о своих взаимоотношениях с врачами и другими пациентами (поток сознания перемежается здесь с реальными событиями из жизни героя).

Второй пласт представляет собой многократно повторяющееся обращение героя к врачу с одной-единственной просьбой — перестать делать ему уколы.

И, наконец, третий пласт посвящен сюжету о казалось бы совсем иной реальности, действие в которой происходит в некоем океанариуме, а главными действующими лицами там являются дельфины, киты и профессор-ихтиолог.

Если говорить об образе героя-рассказчика, то он сродни главному герою песни «Про сумасшедший дом»: нормальный, здоровый человек находится в психбольнице и вскоре чувствует, что начинает сходить с ума, подобно большинству других пациентов, но всеми силами этому сопротивляется. Кроме того, личность героя-рассказчика повести идентична личности лирического героя поэзии Высоцкого (который часто выступает в разных масках, в том числе иронических, что и сбивает с толку многих исследователей), поэтому будет уместно выявить многочисленные параллели между повестью и поэтическими произведениями.

Итак: «Всё, нижеисписанное мною, не подлежит ничему и не принадлежит никому. Так…

Только интересно — бред ли это сумасшедшего или записки сумасшедшего, и имеет ли это отношение к сумасшествию?» /6; 22/.

Этот фрагмент недвусмысленно говорит о «нормальности» героя, так как подобная авторефлексия не свойственна действительно сумасшедшим людям. Через некоторое время встретится еще одно подобное высказывание: «Да здравствует безумие, если я и подобные мне — безумны!» /6; 38/ (ср. в поэме Маяковского «Человек», 1916 — 1917: «Да здравствует — снова! — мое сумасшествие!»).

Маска сумасшедшего позволяет Высоцкому максимально открыто, безо всякой самоцензуры, выразить свое отношение к советскому строю и к властям, подвергающим его разнообразным издевательствам.

Обратимся к перекличкам этой повести с другими произведениями.

Доктор, я не хочу этого лекарства, от него развивается импотенция, нет, развивается, нет, развивается, нет, развивается! Нет, нет, нет. Ну, хорошо! Только в последний раз! А можно в руку? Искололи всего, сволочи, иголку некуда сунуть.

Точно так же колят и лирического героя Высоцкого: «Мне колят два месяца кряду» (АР-10-48), «Колите, сукины сыны, / Но дайте протокол!» /5; 80/, «И всю жизнь — мою колят и ранят. / Вероятно, такая судьба» /1; 378/, «Колют иглы меня — до костей достают» /4; 226/, «Когда в живых нас тыкали / Булавочками колкими <…> Мы вместе горе мыкали, / Все проткнуты иголками!» /5; 74/.

В повести главного героя докололи до того, что у него исчезли вены: «У меня вон вену сестра пятый день ищет…» /6; 45/, - что напоминает написанную через год «Палату наркоманов»: «Пятый день кому-то ищут вены, / Не найдут — он сам от них отвык», — из чего становится ясно, что под неопределенным местоимением «кому-то» герой-рассказчик имеет в виду самого себя.

А с «Палатой наркоманов» наблюдается еще одна перекличка: «…исколот я весь иглами и сомнениями!» /6; 32/ — «Чувствую — сам сяду на иглу. <…> В душу мне сомнения запали…». Кроме того, в словах «…исколотя весь иглами и сомнениями!» встречается такой же прием совмещения материального и нематериального образов, как и в некоторых стихах: «Следы и души заносит вьюга» («Вот и разошлись пути-дороги вдруг…»), «А так как чужды всякой всячины мозги, / То ни предчувствия не жмут, ни сапоги» («Песня конченого человека»).

На прогулку я не пойду — там психи гуляют и пристают с вопросами.

Эта же ситуация воссоздается в ряде поэтических произведений: «Ведь рядом — психи тихие, неизлечимые» /1; 179/, «А рядом гуляют по саду / Белогорячие /2; 570/, «Грустные гуляют параноики, / Чахлые сажают деревца /3; 481/[2144].

В повести говорится о том, что вся страна заключена в психбольницу: «Никто не спит, и никто не работает. Все лежат в психиатрической» /6; 39/, - как и в более позднем «Письме с Канатчиковой дачи» (1977): «Возлежит на сотнях коек / Населенье всех прослоек» (АР-8-53).

Я стал немного забывать теорию функций, ну да это восстановимо. Врач обещал… Врет, наверно. Но если не врееет…

Подобное состояние героя напоминает песни «Про сумасшедший дом» и «Гербарий», где он тоже начал терять свой человеческий облик: «Забыл алфавит, падежей / Припомнил только два», «Мой класс — млекопитающий, / А вид… уже забыл» (поэтому, кстати, и в «Песне мыши» главная героиня задается вопросом: «Я — рыбная мышь или мышная рыба?»).

Продолжение разговора о «теории функций» наблюдается через несколько страниц: «Да! Совсем забросил я теорию нелинейных уравнений в искривленном пространстве. Надо будет вспомнить, а то совсем отупел. А сейчас для тренировки:

[(В)2 + Р3 + А° + Ч + i-

i-З-В-Е-Р-Г-i]10» (АР-04-62)

Герой будто бы воспроизводит внешний вид «нелинейных уравнений», а по сути пишет: «врачи — изверги», — причем не просто изверги, а в десятой степени, то есть изверги из извергов: «Они всё могут заставить, изверги! Немцы в концлагерях, убийцы в белых халатах, эскулапы, лепилы…» /6; 25/. Причем и сам Владимир Семенович в реальной жизни называл врачей «извергами». Врач Михаил Буянов, опекавший его во время пребывания в психиатрической клинике им. Соловьева в ноябре 0965-го, вспоминал: «Мне уже не раз передавали, что он называет меня извергом. Правда, со временем подобрел и перестал ругаться»[2145] 0

«Искривленное пространство» здесь также не имеет никакого отношения к физике, поскольку это словосочетание в контексте творчества Высоцкого становится метафорой «искривленности» советского общества: «В пространстве — масса трещин и смещений» («Переворот в мозгах из края в край…», 0970). Отсюда и столь часто фигурирующая в его стихах фольклорная Кривая.

А использование математической терминологии является в данном случае метафорой высокого интеллекта героя, и этот прием уже встречался в песне «Быть может, о нем не узнают в стране…» (0966): «Он брал производные даже во сне / И сдачу считал в интегралах», — и в рассказе «Формула разоружения». В устной версии этого рассказа о главном герое говорилось в третьем лице: «…формулу разоружения он придумал. Представляешь, он составил: там алгебра была — икс квадрат плюс синус такой-то, что-то еще с делением всевозможным, равняется разоружение»^2. С этой формулой он пришел в Кремль, там его направили в КГБ, оттуда его выгнали, узнали, где он живет, прислали за ним «Скорую», которая отвезла его в сумасшедший дом, где и происходит действие в «Дельфинах и психах»493.

В кабинет некоего профессора лингвиста-ихтиолога развязной походкой вошел немолодой уже дельфин, сел напротив, заложил ногу на ногу, а так