Господин изобретатель. Часть II (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич

– Как не есть, батюшка, – ответил колдун, – золотишко-то почти везде есть.

– Ну, коль везде, покажи, где оно здесь.

Рудознатец вытащил рогульку и ну ходить кругами по двору (я еще вчера закопал здесь червонец и приметил место, так «рудознатец прямо по нему уже пару раз прошел). Когда мне уже надоело топтание и я хотел прекратить цирк, «рудознатец» встал как вкопанный посредине двора и сказал – здесь!

– Да ну! – удивился я и попросил принести лопату, а вдруг и впрямь, клад!

– Нет, батюшка, лопатой не возьмешь, здесь оно глубоко, версты две копать вглубь надоть.

– Это же надо, на две версты вглубь видишь! – притворно изумился я, – А на вершок?

– А на вершок его здесь нет, барин, только на две версты.

Я подошел к условному месту и выкопал червонец, показал его всем и велел: «Гоните его в шею!».

«Народный умелец» не стал дожидаться, пока его вытолкают взашей, а подхватился и под улюлюканье и громкий свист зрителей кинулся бежать. Я обернулся посмотреть, кто так молодецки свистнул и не ошибся – на крыльце стоял привлеченный спектаклем подъесаул.

– Доброе утро, Аристарх Георгиевич, – поздоровался я с офицером, – не будете ли столь любезны поприсутствовать при экзамене охотников в экспедицию.

Офицер согласился, построил всех в шеренгу и попросил выйти из строя тех, кто служил в армии: вышло шесть человек. Пока подъесаул выяснял обстоятельства службы каждого, поговорил с оставшимися на предмет, кто что умеет. Один был телеграфистом, другой – помощником аптекаря, третий – сапожником, а четвертый ничего не умел. Потом попросил подтянуться на моем турнике: телеграфист подтянулся пять раз, сапожник – четыре, двое только могли висеть. Спросил, кто умеет ездить на лошади – никто (я сам два дня назад только начал ездить в Манеже на смирной кобылке), а стрелять – телеграфист стрелял из ружья «Монте-Кристо» один раз.

Спросил, почему в экспедицию хотят, телеграфист сказал, что любит читать про приключения, двое – что интересно чужие края посмотреть (туристы за бесплатно), четвертый; «Тятя велел» (это тот, что ничего не умеет). Спросил: «А тятя у нас кто?» Ответил, что купец Воробьев. Фамилия показалось знакомой, хоть и распространенной – так и есть, посмотрел в блокнотике список жертвователей: Воробьев Иван Егорович – 10 тысяч. Это что же, деньги заплатил, чтобы сынка на съедение дикарям отпустить или, может, другим способом из мальчика мужчину сделать не получается. Ладно, у нас не воспитательный дом и не лагерь скаутов. Записал фамилии имена и адреса и сказал, что, если надо, их позовут на второй тур испытаний (100 % что не позову) в течение месяца.

Потом пошел посмотреть на результаты отбора Нечипоренко. Сначала поговорил с теми, кого забраковал «Ермак Тимофеевич» и правильно сделал: из нижних чинов, трое – безынициативные «немогузнайки», один еще ничего, головастый, но ходит с трудом – артрит. Подошел к оставшемуся – высокий, с усами, видна военная выправка, представился как отставной поручик Львов Евгений Михайлович. Уволен по ранению, полученному, при взятии крепости Геок-Тепе, отрядом генерала Скобелева, находился в колонне полковника Куропаткина (того самого, который вскоре возглавит Генштаб). На вопрос, что делает в Москве и откуда узнал об экспедиции, сказал, что служит в охране у одного из здешних купцов, сопровождает со своими людьми ценные грузы, ездит до китайской границы и обратно в Москву.

– Евгений Михайлович, а не помешают ли вам последствия ран ваших в дальней экспедиции? Насколько вы готовы к ней и почему выбрали сей путь?

– Александр Павлович, меня ничто в Москве не держит, семьи у меня нет, я и так «перекати-поле», а ранам этим более 10 лет, заросло все давно. Из рассказа моего хозяина я сделал вывод, что путь свой вы держите в Левант или Магриб[108], С верблюжьими караванами по пустыне я ходил, в отряде Куропаткина их было 800, почти столько же, как и людей, так что опыт таких походов у меня есть.

Ударили по рукам, положил я ему жалованья за экспедицию 700 рублей с моим снаряжением и продовольствием, выдал авансом 200 рублей, поручик расписался в получении и подписал бумагу о том, что он проинформирован об обстоятельствах похода, что в случае ранения, требующего лечения получит от 100 до 500 рублей воспомоществования, в случае гибели – семья получает его трехкратное годовое жалованье, на что поручик ответил, что никого у него нет и никакого адреса он оставить не может.

Пригласил господ офицеров позавтракать, а всех прочих поблагодарил и отпустил. Потом принесли почту, в том числе конверт из Петербурга от капитана Главного Штаба Акинфиева и телеграмму от купцов Черновых. Черновы просили четыре пуда ТНТ. Позвонил в Купавну, там ответили, что на складе почти десять пудов, но из них восемь уже забронировано. Попросил оставить четыре пуда за мной (пока кто-то приедет, два пуда точно наработают) для постоянных партнеров и сообщить им о готовности – дал адрес конторы Черновых. Прошел в кабинет, вскрыл конверт от Акинфеева, попросив принести сюда кофе и бутерброды. К отчету прилагалось письмо, в котором капитан сообщал, что, оценив климат Абиссинии, он, по состоянию здоровья, не может принять участия в экспедиции. В связи с этим, он подал рапорт генералу Обручеву и рапорт был им принят. Что же – подумал я, – похоже, капитан зарубил себе карьеру, если у него, конечно, нет мощных покровителей. Посмотрел его кроки, Акинфеев рассчитал путь в 820 верст, по 40 верст ежедневного перехода с 10 дневками. Одна переправа через брод, достаточно сухой в это время года, корма в горах для мулов достаточно, фураж необходим только в пустыне на 7-дневный переход. Водопои есть приблизительно через 2–3 дня пути. Потом вернулся в гостиную к офицерам, во всю вспоминавших былые походы и нашедших даже общих знакомых, пригласил их в кабинет обсудить план. Рассказал о нашей экспедиции поподробней, часть подъесаул уже слышал, но, ничего, послушает еще раз. Потом показал выкладки, сделанные штабным. Поручик их сразу раскритиковал: во-первых, 40-верстный переход в пустыне для 2–3 больших караванов, движущихся в прямой видимости, невозможен, хорошо если будет 30 верст в день; второе – если будет сотня и более лошадей, то на водопое они выпьют всю воду, не оставив ничего для мулов, верблюды в этом случае как-то перебьются, но и им нужно «заправляться» вдоволь раз в неделю. Выход – двигаться тремя караванами с интервалом в дневной переход, при этом за сутки вода в колодце или копанке[109] успеет набраться. При этом, в случае нападения на один караван, летучий отряд из другого каравана может оказать помощь каравану, подвергшемуся нападению. Конечно, есть вероятность, что разбойники нападут сразу на три каравана, но тогда это должны быть шайки в несколько сотен или даже тысячу человек. Я рассказал про пулеметные тачанки, поручик заинтересовался, сказал, что хотел бы посмотреть, но я его разочаровал – только в Одессе, куда должны прийти пулеметы. А вот по поводу повозок под тачанки, с крепкими колесами, какие будут соображения? Соображения были как у меня – подрессоренная бричка с, как бы сказали в 21 веке, «усиленной подвеской», попросил включить в список две такие «приблуды» с запасными колесами и упряжью. Потом начали просматривать список, составленный Нечипоренко ночью, кое-что туда внесли еще. Осторожный Львов сказал, что у него есть сомнения насчет повозок в пустыне, и лучше верблюдов для этого еще ничего нет, время показало, что он был прав. Тем не менее, через два часа список был готов, Львов вызвался его переписать набело и отправить в штаб с почтамта скорой почтой, на что я дал ему денег и отпустил, дав еще одно секретное поручение с учетом выделенной суммы и сказав, что он может перебираться к нам, составив, таким образом, первоначальный состав штаба похода из нас троих. Больше никого из добровольцев в этот день не пришло и я подумал, что мне будет трудно набрать их пятьдесят человек, как я намеревался. С другой стороны, чем мне могли помочь московские староверы, надо в станицы, на Урал слух пустить, с другой стороны, зачем казаку ехать куда-то – у него и здесь все есть. Вот крестьян и мастеровых переселить! Съезжу-ка я на днях в Купавну, поговорю со старообрядцами-текстильщиками, а вдруг заводишко в Абиссинии удастся построить и будем в русский ситец всю Африку одевать! А что: местной конкуренции нет, рынок сбыта – достаточный, в одной Абиссинии в то время 30 миллионов населения. Сырье – хлопок в Африке хорошо растет, можно и свои плантации завести и кофе там знатный – лучшая Арабика оттуда. Бананы три урожая в год дают, это на западе страны, конечно, там сельхозрайоны, а вот по поводу картошки и пшенички – не знаю, особенно с первой, да здесь ее и сейчас-то не очень едят, хлеб – основная сельская еда. Кукурузу, что ли, выращивать, – вот, Никита Сергеевич бы порадовался…