Черепаховый суп - Галеев Руслан

49. Флэшбэк

Пулеметы работали беспрерывно. Такое ощущение, что их боезапас был рассчитан на случай, если все обитатели города разом, при содей–ствии населения пригородов, решатся штурмовать бункер. А впрочем, кто знает, возможно, те, кто все это создавал, учитывали такую возмож–ность. Во всяком случае теперь так и вышло: свинец кромсал в кро–вавую кашу мясо, мышцы, кости и мозги нынешних жителей этого го–родка, затерянного где-то – о нет, не в глубине метрополии Нагаса–ки, а в Синем круге Эпицентра. И почуяв своего главного врага –металл, обезумевшие твари кидались на плюющиеся расплавленной смертью продукты цивилизации. Подыхая и выстраивая стену из тел куда солиднее той, что выстроили когда-то мы с Буги, они все-таки пробирались к пулеметам. Твари гибли все ближе и ближе, и в конце концов, рано или поздно, добравшись до круглых вращающихся ту–релей, уничтожили бы их. А может, боезапас уже иссяк бы к тому вре–мени и пулеметы встретили бы смерть в гордом молчании, одногла–зо глядя на несущиеся навстречу клыки, когти, ядовитые шипы…

Сабж, спотыкаясь и пошатываясь, провел меня по каким-то бал–кам и заставил спрыгнуть между двумя вздыбленными бетонными плитами. Там был колодец с винтовой лестницей, освещенный – в это невозможно было поверить – настоящим электрическим све–том. У этого бункера была автономная система обеспечения – не–сколько генераторов, спрятанных под такой толщей бетона и земли, что даже Эпицентр не смог их почувствовать. Наверное, Сабж вру–бил эту систему, а может, она включилась автоматически.

Мы спустились по винтовой лестнице. У ее подножия Сабж нена–долго остановился, и я впервые осознал, что парню совсем хрено–во. Кожа на его лице покрылась яркими синими пятнами с пурпур–ной каймой, губы опухли и казались почти черными, и выглядел он, как только что всплывший утопленник. Но я не мог ему помочь. У ме–ня на плечах, все еще в отключке, висела Буги, поэтому я схватил Сабжа за локоть, спросил: «Куда дальше?!» – и двинулся в направ–лении, которое он указал. Я старался идти как можно быстрее, но на самом деле еле плелся через какие-то комнаты, коридоры, ог–ромные залы, заставленные пластиковой мебелью, другие, с ком–пьютерами, и еще какие-то, совершенно пустые. Короче, я никогда не смогу найти обратный путь по памяти, – даст Бог, и не придется. К тому же ничего этого, наверняка, уже не осталось – Эпицентр сровнял бункер с землей .

Мы еще трижды натыкались на винтовые лестницы, ведущие глу–боко вниз, и каждый раз Сабж молча кивал на них. Под конец он просто повис на мне, а я совсем выдохся. Но мы уже вышли в длин–ный коридор с закругленными бетонными сводами, посреди которо–го стоял странного вида вагон, у которого не было ни кабины, ни да–же какого-либо намека на двигатель. Сабж оттолкнулся от меня, со–гнувшись так, что его тело оказалось почти параллельно полу, и, спотыкаясь и выписывая ногами замысловатые восьмерки, рванул к вагону. Я, естественно, последовал за ним.

Тем временем стрельба наверху становилась все тише. Не пото–му, что мы опустились глубоко под землю – а потому что твари нако–нец добрались до пулеметов и уничтожали их один за другим. Скоро, очень скоро они пройдутся по бункеру и возьмутся за все, что содер–жит металл. А подземелье им просто набито. И сюда, вниз, они тоже доберутся, это только вопрос времени. Сабж уже забрался в вагон и полз там по полу. Я забросил Буги внутрь, потом подтянулся и влез сам. Сабж дополз до места, где над одним из сидений из стены тор–чал красный рычаг, и повис на нем всем телом, но тот даже не ше–лохнулся. «Это вам не плиты бетонные в облака пускать», – подумал я, подскочил и тоже взялся за рычаг. Я не думал о том, зачем это де–лаю. Мы были в критической ситуации, и я подчинялся правилу, не раз и не два спасавшему мне жизнь. Оно гласило: «Слушайся Про–водника». «Лето на Кафку, слушайся гуру»1 . Общими усилиями нам удалось опустить рычаг, и тогда двери захлопнулись, а сам вагон резко дернулся и вдруг рванул в туннель со скоростью реактивного снаряда. Последнее, что я успел увидеть, это как из стены выкати–лась по специальному рельсу толстая бетонная плита и перекрыла за нами тоннель.

Сабж что-то невнятно крикнул мне и медленно сполз на пол.

– Что?!

– Не давай мне спать…

– Понял!

Буги провалялась в отключке еще около часа. Все это время я боролся со сном сам и старался не давать уснуть Сабжу. Последнее было сложнее, поскольку он то и дело начинал клевать носом и за–катывать глаза. Больше всего я боялся, что сработает детонатор разрушающей организм Проводника болезни, и он свалит в тот, дру–гой сон. Но Сабж держался молодцом.

– Парень, ты уверен, что тебе не нужно отоспаться?

– Нет! – энергично замотал головой Сабж, и голос его был пугаю–ще… пустым, что ли. – Если я сейчас вырублюсь, то раньше чем че–рез сутки вам меня не поднять. А вас еще надо дотащить до Нулевой.

– А если ты подохнешь по дороге? Кто нас тогда дотащит?

– Не подохну, – снова замотал головой Сабж, и я не понял, то ли это жест отрицания, то ли он просто отгоняет очередной приступ сонливости.

Потом очнулась Буги. К чести этой бестии надо сказать, что в тот момент она не стала задавать никаких вопросов. Несколько секунд

Строка из песни группы «Текила-джаз».

удивленно и даже испуганно оглядывалась, потом по ее лицу пробе–жала какая-то тень, которую я определил для себя, как активацию блока памяти, потому что Буги сразу же потянулась рукой к виску и бросила на меня не обещающий ничего хорошего взгляд. «Только этого мне тут на хрен не хватало», – подумал я. Но Буги промолчала. Тогда я рискнул пересказать ей инструкции Сабжа и, виновато огля–нувшись на Проводника, растянулся на одном из диванов.

50. Вопреки и благодаря

Ветер стих, и стремительно тускнеющая синева, лишь слегка раз–бавленная перьями случайных облаков, заполнила неровный пря–моугольник там, где раньше была крыша. Я неторопливо скрутил на колене самокрутку – благо табака в «заросшей» Нулевой оказалось полно – и, немного подумав, протянул ее Буги. Она удивленно взгля–нула на меня, кивнула и взяла. Я сделал еще одну самокрутку и про–тянул ее Сабжу.

– Нет, брат, спасибо, – покачал головой Проводник, – у меня свой табачок имеется.

С этими словами он похлопал по тощему кисету у себя на поясе, где лежала та самая травка, которую он заваривал в прошлый раз. Я уже знал, что сегодня, когда стемнеет (на этот раз Сабж почему-то настаивал, что должно быть темно), снова будет сооружена донья. Знал, потому что час назад мы с Сабжем перетаскали в Нулевую весь имеющийся поблизости сушняк. Буги все это время сидела, за–бравшись на стену будки, и внимательно оглядывала окрестности с дробовиком в руках.

Я кивнул и закурил. Разговор как-то сам собой сошел на нет, но никого из нас это не беспокоило. Слова отслоились и отпали, как ста–рая чешуя или засохшие комки грязи. Мы слишком давно и хорошо знали друг друга, а кроме того, было еще кое-что, связывающее нас крепче любой петли. Эпицентр. Его перманентная, естественная опасность и его недоступная цивилизации естественная красота. Да взять хотя бы этот закат. Разумеется, он не идет ни в какое сравне–ние с безумством красок, с какофонией цветов и оттенков, которая каждый вечер происходит на городском небосклоне. Загрязненная атмосфера, как линза или закопченное зеркало, преломляет, изме–няет, делает насыщенными цвета заката. Это красиво, но, черт побе–ри, это красота порока. И сравнивать закаты Эпицентра и закаты Го–рода – все равно что сравнивать пресыщенную всеобщим поклоне–нием красавицу с симпатичной провинциалкой. С первой все понятно: ею стремишься обладать, она создана, чтобы разжигать страсть. А вторая… ее хочется любить, оберегать. Не владеть, а быть рядом, быть ее частью, быть… ну не знаю, быть ее достойным, что ли (причем прежде всего в своих собственных глазах).