Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой - Александр Александров

уединившись в комнате, слышит, как за стеной разговаривают Мелиссано и Лардерель.

Мелиссано хочет подробностей. Лардерель честно признается, что целовал ей только руку.

Мелиссано смеется и удивляется его нерасторопности. Ее принимают за кокотку.

Они возвращаются в Неаполь и недалекая ее мать всем рассказывает, как чудно они

повеселились в Сорренто, давая еще один повод для сплетен. Слухи об их похождениях

долетают даже до Ниццы, где мается в одиночестве госпожа Романова. Она шлет им

взволнованное письмо, не стесняясь в выражениях:

“Уезжайте из Неаполя, лучше, чтобы она прекратила видеться с ним. Господи, какое

несчастье! Конечно, всё кончается только страданием, когда, как вы, копаются в говне”.

(Запись от 19 апреля 1977 года.)

Последняя фраза при публикации естественно была исключена.

Но еще до ее письма случается знаменательное событие. В их гостинице остановился

прусский принц и к нему прибывает с визитом король Италии Виктор-Эммануил II,

мужик, с огромными усищами вздернутыми вверх, с гладко зачесанными назад темными

волосами, с длинной бородой, даже не клинышком, а клином, и надутой нижней

челюстью, как у бульдога. Муся караулит приехавшего короля на парадной лестнице в

гостинице и, нарушая все церемонии, сама первой заговаривает с ним.

Бородатый бульдог милостиво выслушивает ее лепетание, обеими лапищами пожимает ей

левую руку, и уходит, бормоча: “ Bella ragazza! Красивая девушка!”.

“Теперь я буду носить перчатки целую неделю. Я и пишу так оттого, что я в перчатках”, -

тут же записывает красивая девушка в свой интимный дневник, вероятно, не очень

красивым почерком.

Наконец-то сбылось! Она говорила с королем, признаваясь ему, что будет всю жизнь

гордиться тем, что с ней говорил лучший и любезнейший из королей, и польщенный, как

ей сначала кажется, король присылает к ней адъютанта, узнав, что мать якобы наказала ее

за несдержанность и нарушение приличий. На самом деле, король тоже воспринял ее

обращение в определенном смысле и поэтому адъютант просил для короля визитную

карточку матери лишь для того, чтобы он имел возможность посетить дочь, но которую

Мария предусмотрительно не дала, о чем в напечатанном дневнике не упоминается.

Видимо, и она, и позднее публикаторы, пытались скрыть двусмысленность ситуации.

Известно, что присланный Виктором-Эммануилом II адъютант был секретарем,

отвечающим за секретную переписку Его Величества. Как всяких мужчин, королей и

императоров всегда влекло на невинных девушек. Почему бы и нет, если товар сам

просится в руки и ни за что отвечать не надо. Особенно этим (снятием проб, проведением

дефлорации) славился наш император Николай I, о чем не преминул написать диссидент

граф Лев Николаевич Толстой в “Хаджи-Мурате”

Однако в знакомстве с королем был и положительный момент. Вскоре на одном обеде, где

было 130 персон, король не раз во всеуслышание повторил про Марию, что она

замечательно красива. В результате Башкирцевы стали чаще получать приглашения от

местной аристократии на вечера, праздники и балы. Муся теперь постоянно окружена

золотой молодежью Рима, которая наперебой ухаживает за ней. Мелисано, Мелито и

Альматура крадут ландыши из ее веера на одном из праздников и вставляют цветы в свои

бутоньерки. На вечере, который устроили сами Башкирцевы, все зажигательно пляшут

тарантеллу.

Однако Лардерель после поездки в Сорренто ее остерегается. Он зашел только раз, чтобы

объясниться. Он сказал, что не может ухаживать за ней, как за замужней женщиной, что за

барышнями ухаживают только в благородных целях, а он связан уже обязательствами

отцовства.

- Неужели я произвожу впечатление особы, которая изо всех сил старается выйти за вас

замуж?!

Он приближается к ней, просит ее о милости - только поцеловать ее руку.

“ ...чтобы подойти к нему ближе, коснуться его рук, его груди, чтобы почувствовать его

дыхание на моем лице, я сделала вид, что защищаюсь. Он поцеловал одну руку, потом

другую. Я закрыла глаза от счастья и горя. Это был поцелуй утешения, и то мгновение, что

он длился, показалось мне вечностью; я с восторгом ощущала быстрое, как молния,

приближение его губ, а потом трепетала, предчувствуя столь же быстрое их отдаление.

Два вежливых поцелуя, по одному на каждую руку.” (Неизданное, запись от 8 апреля 1877

года.)

После этого объяснения он уже в открытую на катке волочится за какой-то сорокалетней

маркизой. Представляете себе, тогда были модны скеттинги, крытые катки, освещенные

большими люстрами, на которых вечерами избранная публика в бальных платьях и фраках

каталась на роликовых коньках. Видимо, катаясь неподалеку от вероломного графа, Муся, одетая как всегда в белое платье, приходила в отчаянье от его неверности, и грациозно

заламывала красивые, чуть пухлые белые руки в белых перчатках.

Мать с Диной пытаются вечерами обсуждать с ней ее амурные дела, но она только рыдает, а рядом у постели в пандан рыдает ее неутешная мать, простирая к ней длани.

Ночью Башкирцева тайком выходит на балкон в открытом платье, надеясь смертельно

простудиться, и стоит там, пока не начинает дрожать от холода. Но не простужается и не

умирает.

По совету матери она старается выглядеть веселой, но не удерживается от мести и

посылает, как ей кажется, мстительное и ядовитое, а на самом деле, глупейшее письмо

графу Лардерелю:

“Чтобы убедить Вас в своих абсолютно чистых намерениях, Вам будет сказано, в чем

обычно не признаются, а именно, что брак состоится только с человеком, имеющим

известное имя, большое состояние, высокое положение и, главное, устойчивую

репутацию, потому что мы честолюбивы и расчетливы, тем более, что большинство

сходится во мнении, что мы не дурны собой, и все знают, что мы благородны и не бедны”.

Для своих же родственников и служанки Розалии она пускает в ход версию, что якобы

граф предлагал ей руку и сердце, если она согласится удочерить его дочку от танцовщицы.

Испробовав все способы вернуть к себе Лардереля и, ничего не добившись, она покидает

Неаполь, уже успокоившаяся, казалось бы, даже мудрая, ведь это не первое поражение и

не последнее в ее охоте за великосветскими женихами.

Она понимает, что на этом поприще ее преследуют неудачи и хочет, как теперь сказали бы, переключиться.