Психология. Психотехника. Психагогика - Андрей Пузырей

Это направление, далее, можно было бы охарактеризовать как переход к совершенно новому типу исследования, которое – в силу фундаментальных особенностей своего «объекта» – культурно-исторического и развивающегося объекта, – равно как и вытекающих из этого принципиально новых требований метода – экстериоризации и анализа, – само должно осуществляться в рамках и в форме того или иного психотехнического действия, или – возможно даже – целой психотехнической практики, выступая при этом в качестве необходимого ее «органа», обеспечивающего развертывание этой практики, ее реализацию, воспроизведение и, возможно, также – ее направленное развитие.

Остается лишь заметить, что подобного рода проект радикальной перестройки психологии остался во многом нереализованным не только в рамках культурно-исторической теории Выготского, но и вообще – в последующем развитии психологии.

Мы закончим воспроизведением приведенных в свое время А.Н. Леонтьевым ( Леонтьев , 1967, с. 29–30) маргиналий Выготского на полях тома истории философии К. Фишера, посвященного Декарту.

К. Фишер пишет: «…В преобразовании (системы идей) различаются свои прогрессивные ступени, на важнейшие из которых мы сейчас укажем. На первой ступени, составляющей начало, руководящие принципы преобразовываются по частям».

Пометка Выготского на полях: «Мое исследование!»

«Но если, – продолжает К. Фишер, – несмотря на эти изменения в основаниях системы, задача все-таки не разрешается, то нужно подняться на вторую ступень и заняться полным преобразованием принципов…»

Пометка Выготского: «Задача будущего».

«Если преследуемая цель на новом пути все еще не достигнута… Тогда должно сделать задачу разрешимой через изменение основного вопроса, преобразование всей проблемы: такое преобразование есть переворот или эпоха».

Пометка Выготского: «Задача отдаленного будущего».

Этот своеобразный документ, справедливо замечает А.Н. Леонтьев, не только свидетельство внутренней научной скромности Л.С. Выготского, но и свидетельство его необыкновенной способности думать в плане больших перспектив науки. Нельзя не присоединиться к заключающим этот комментарий словам А.Н. Леонтьева: «Сейчас в психологии это еще более необходимо, чем когда бы то ни было прежде».

Позволим воспроизвести соответствующий абзац работы К. Фишера полностью:

«Но и в преобразовании (системы) различаются свои прогрессивные ступени, на важнейшие из которых мы сейчас укажем. На первой ступени, составляющей начало, руководящие принципы преобразовываются по частям, чтобы они соответствовали своей задаче.

Этим достигается крайняя граница школы, и еще вопрос, принадлежит ли совершенный прогресс школе или нет.

Но если, несмотря на эти изменения в основаниях системы, задача все-таки не разрешается, то нужно подняться на вторую ступень и заняться полным преобразованием принципов; в этом случае уже нет сомнения, что старая школа совершенно оставлена.

Если преследуемая цель на новом пути все еще не достигнута, то очевидно, что недостаток, то есть как бы ошибки вычисления, следует искать не только в формулировке принципов, но и в самой задаче, в постановке последней, так сказать, в данных вычисления. Тогда должно сделать задачу разрешимой через изменение основного вопроса, через преобразование всей проблемы: такое преобразование есть переворот или эпоха».

Используя эту, остановившую на себе внимание Выготского, схему движения систем мысли К. Фишера, можно задать два вопроса: 1) по отношению к какой предшествующей системе (и в каком плане, измерении ее) выстраивает свою оппозицию, самоопределяется сам Выготский? и 2) как располагается (локализуется) по отношению к этапам, намечаемым этой схемой, последующая история психологии?

Пытаясь ответить на первый из этих вопросов, следовало бы особо подчеркнуть, что это не была (как то не раз отмечал и сам Выготский – см., к примеру: Выготский , 1927, с. 381 и др.) оппозиция тем или иным конкретным психологическим предметам или даже – психологическим направлениям или школам: интроспекционизму или бихевиоризму, рефлексологии или гештальтпсихологии и т. п., или это была оппозиция не самим по себе этим течениям как таковым, в их прямом предметном содержании, но – оппозиция стоящим за ними системам мысли или, по существу, некой одной, как на то указывал и Выготский, системе мысли. Это была оппозиция определенному, реализуемому этими течениями, способу мышления, или типу методологии.

Как мы пытаемся показать в данной работе, та предшествующая формация мышления, которой культурно-историческая теория реально составляет оппозицию и альтернативу, есть традиционное естественнонаучное мышление и, соответствующий естественнонаучному подходу, тип методологии исследования.

Обращаясь ко второму вопросу, то есть пытаясь «заполнить» соответствующие ячейки, места в намечаемой К. Фишером функциональной схеме перехода от одной формации мысли к другой и принимая приведенную выше локализацию в этой схеме самим Выготским собственной теории, как она сложилась ко времени смерти ее автора, приходится признать, что вся последующая история развития психологии до сих пор не выходила за пределы второй фазы преобразования предшествующей формации мышления, по существу не затрагивая самой формулировки исходной задачи....

X (предшествующая система мысли)

А (первая фаза преобразования: «культурно-историческая теория»)

В (последующее развитие культурно-исторической теории в психологии)

С (данная работа)

Y… (последующая за культурно-исторической теорией эпоха мысли)

Намечаемая в данной работе радикальная переформулировка исходной задачи исследования состоит, как мы отмечали, в том, чтобы с самого начала строить исследование таким образом, чтобы знание, получаемое в нем, позволяло развертывать такую форму психотехнической практики (последняя является «объектом», к которому относится, о котором вырабатывается данное знание), которая с неизбежностью предполагала бы это знание и доставляющее его исследование в качестве необходимого условия самого своего существования и развития.

Иначе говоря, задача состоит в развертывании такого типа исследования, которое входило бы в качестве органа в тело самого изучаемого в нем «объекта».

Культурно-историческая теория Л.С. Выготского (как и всякая большая теория) подобна городу.

Городу, в котором есть широкие новые проспекты и старинные узкие, известные лишь старожилам, улочки, есть шумные и людные площади и тихие и пустынные скверы, большие современные здания и маленькие, доживающие свой век дома.

Возможно, отдельные его части располагаются не в одном плане, но тогда как одни поднимаются над землей, другие уходят под землю и вовсе не видны. По сути дела, это как бы еще один, второй город, находящийся с первым, наземным, в тесных и сложных, но для многих глаз совершенно незримых связях. И над всем этим еще ходит солнце, а по ночам стоят звезды. Иногда проносятся смерчи и ураганы, порой подолгу идут дожди и «небо тучами закрыто». Ни на минуту не прекращаясь, бурлит жизнь, праздники сменяются буднями. Город меняется, растет и перестраивается: сносятся целые кварталы, на новое место перекочевывает его центр и т. д.

Если прибегнуть к такому сравнению – наша книжка о культурно-исторической психологии – это путеводитель всего лишь по одному, и должно быть, одному из самых коротких и прямых маршрутов, – маршруту, который пролегает по большей части по главным и хорошо известным улицам и площадям.

Путеводитель, который, возможно, будущим исследователям будет напоминать средневековые карты мира – не только тем, что он выполнен в «эгоцентрических» координатах, где «пуп земли» – всегда то место, где стоит сам картограф, но также и тем, насколько неточным, искаженным, а подчас – фантастичным окажется он в изображении отдельных кварталов и картины города в целом.

Даже и выбранный маршрут приходится проделывать быстро, в основном даже не пешком, а в автомобиле, едва поспевая крутить головой, только догадываясь, что рядом – и слева, и справа – проходят другие улицы и маршруты, сокрушаясь, что, быть может, как раз самое интересное и важное – то, чем живет сам город и чем он славится среди других городов, остается где-то в стороне.

Культурно-историческая теория Выготского сегодня – это странный, не похожий на обычные города, город. Он одновременно живой, очень молодой и современный и – старый, полный руин и наполовину занесенный пылью и пеплом. Город, который бурно растет и строится и в котором ведутся археологические раскопки. Город, многие улицы которого еще даже не названы, а главная площадь – как будто бы надежно скрыта от чужого взгляда. Город, история которого хранит много тайн. Город, у которого большое будущее. Город, которому суждено еще стать не только местом паломничества, но и столицей.