Пуанты для дождя - Марина Порошина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В машине она тоже молчала, чем удивила своего спутника.
— Устала? Или расстроена чем-то? Как съездила?
Надежда Петровна коротко, без энтузиазма, отчиталась. Дела брата перестали ее интересовать, как только она села в вагон. Сидела, ждала отправления, и гоняла в голове невеселые мысли. У брата теперь все в порядке, у него теперь семья. А у нее один Пашка, на которого хоть бы какая дура-баба позарилась и взяла бы к себе жить. И тогда она, Надежда, хотя бы на старости лет пожила в покое. Или бы вон вышла бы она тоже замуж. За Моцарта, разумеется. И переехала бы к нему жить, чем каждый день бегать по пять раз с этажа на этаж. Она ведь и так у него по полдня проводит, весь дом на ней — прибрать, постирать, погладить, приготовить, заштопать, котов обиходить. Но потом — извините, Надежда Петровна, пожалуйте к себе домой, Золушкино время до десяти часов и проваливай в халупу из королевского дворца. Эх, Анька, дура несусветная, такого мужика променяла непонятно на кого! Любви ей, видите ли, под старую попу захотелось, как будто не в любви она всю жизнь прожила, как конфетка в нарядном фантике. А она, Надежда, ничего хорошего в своей жизни не видела. И наверное, уже не увидит. Вот и сейчас — встретил, курточку привез, чаем напоит, и домой погонит.
— Надюш, ты чего? — покосился на нее Моцарт, притормаживая у светофора. — О чем задумалась?
Знал бы ты! — с неожиданной злостью подумала Надежда Петровна и сама удивилась перепадам настроения. — Вот взять и сказать тебе все, как есть: я соскучилась о тебе, я хочу быть с тобой рядом всегда и с полным правом, а ты меня сейчас чаем напоишь и выставишь за дверь, как кошку. Хотя нет, кошку-то ты как раз не выкинул. А может правда вот так и сказать?! Не убьет же он ее, в конце концов.
— Я соскучилась, — осторожно начала Надежда Петровна, повернув голову и глядя снизу вверх на Евгения Германовича. — И всю дорогу про тебя думала.
— Вопрос, что именно ты про меня думала, — пошутил Моцарт, не отрывая глаз от дороги. — Ну, мужики, поехали, и я с вами успею. Что за манера выезжать на перекресток…
И даже нечуткая к интонациям Надежда Петровна поняла, что чаем все и ограничится.
Ну ничего. Времени у нее достаточно. И терпения тоже. Зря она так раскисла, это из-за курточки, что ли? Так видела она, когда гардеробщицей в районном ЗАГСе одно время подрабатывала, мужики часто своим бабам одежку подают, полагается так. Они ничего, привычные, те бабы, надели и пошли, а она расклеилась, в философию впала. Ну так ведь и провожал, и встречает. Сейчас ужинать будем. А завтра… завтра она тоже что-нибудь придумает. Лишь бы эта зараза Анна не передумала и не вернулась.
— Жень, а про Анну слышно чего? — не удержалась и спросила о запретном
— Нет, — коротко ответил Евгений Германович и это «нет» прозвучало как вступительные аккорды марша Мендельсона в том кстати вспомнившемся ЗАГСе. — Приехали. Пойдем ужинать или сперва домой хочешь зайти?
— Ужинать, — решила Надежда Петровна. Ей не терпелось убедиться в том, что все и в самом деле в порядке. Так и было, никаких следов пребывания Ларисы Борисовны обнаружено не было, и, воспрянув духом, Надежда Петровна принялась хлопотать, собирая на стол и выкладывая из банок привезенные разносолы. Тихон и Маруся, слегка похудевшие в боках, ходили за ней по пятам и пели на два голоса, радуясь возвращению и явно считая за хозяйку. Растроганная Надежда Петровна их за такое отношение всяко почесала-погладила и щедро покрошила в миски привезенной колбасы («Она у нас из мяса, — уверяли родственники. — Хоть попробуете там настоящей-то колбаски»). И вечер пошел по заранее намеченному плану.
…Какая-то странная сегодня Надежда, пару часов спустя мимоходом подумал Моцарт, укладываясь спать. То щебетала, то вдруг замолчала, и глаза сделались злющие, потом опять вроде пришла в хорошее расположение духа. Никогда она так себя не вела. Наверное, просто устала в дороге, решил он и забыл про Надежду Петровну, провалившись в сон.
Надежда Петровна, напротив, ворочалась в постели аж до половины третьего ночи, гоняя в голове разные мысли и будучи не в силах ответить себе на вопрос — в самом деле изменился Моцарт за время ее отсутствия или ей все-таки показалось?
Зато наутро ее ждал приятный сюрприз: вместо вроде бы безобидной, но от этого все равно не менее подозрительной Ларисы Борисовны к Моцарту заявилась смешная парочка: тощий длинный нескладный парень и еще более худосочная девица, правда, ростом едва достававшая ему до груди. Моцарт объяснил, что Лариса Борисовна пока заниматься с ним не сможет (Надежда расплылась было в довольной улыбке, но вовремя спохватилась, сложила губы трубочкой и покивала сочувственно), поэтому вот этот смешной дылда — его новый педагог, прошу любить и жаловать. Педагог таращил близорукие глаза и неловко топтался посреди прихожей, оставляя мокрые следы от громадных ботинок, слово прикидывая, не уйти ли ему, пока не поздно. Но девочка тронула его тоненькой ручкой за укав куртки и долговязый спохватился. Сказал, что девочку зовут Катей, и что «можно она тут посидит, пока мы занимается, потому что…». Тут он сбился и замолчал. Вздохнув, девочка Катя пришла ему на помощь: потому что она его подруга и через два часа ей нужно быть на репетиции. Самого педагога, кстати, звали Петей, хотя Надежда Петровна была уверена, что Петями никого не называют уже лет тридцать, а парню явно меньше.
Евгений Германович, конечно же, разрешил, сказав, что он очень рад, и что они всегда могут приходить вместе, если хотят. По тому, как Катя кивнула и улыбнулась хозяину дома, Надежда Петровна поняла, что иного ответа пигалица и не ожидала. Она отдала свое пальтишко Моцарту, привычным жестом придала Петиной шевелюре приличный, по ее мнению, вид и подтолкнула его в сторону гостиной. Сама даже не задержалась у зеркала, потому что ей и поправлять было нечего — гладкие светлые волосы собраны в такой тугой хвост, что ни одна волосинка не выбилась. И направилась вслед за Петей и Моцартом, высоко вскинув голову и как-то странно ставя ноги. Надежда Петровна, заинтригованная, конечно же, пошла вместе со всеми. Обратила внимание, что девчонка-крохотулька держалась, как принцесса. А сама одета в простенькое тонкое пальтецо
