Роддом. Сериал. Кадры 14–26 - Татьяна Соломатина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И Варвара отправляется укладывать Сёмин скарб, аккуратно складывая рубашки, брюки, майки, трусы, носки… и курицу. И при этом заботливо лепечет: «Ой, слава богу! Я подумала что-то с детьми! Передай Татьяночке Георгиевне, что вот эти брюки надо гладить только через салфеточку, а вот эту рубашечку стирать только вручную. Если ей нужен будет рецепт твоих любимых голубцов – пусть звонит, не стесняется! А лучше я сама приготовлю и привезу». Да у него в глотке застрянет своей Варваре сказать, что он уходит, подаёт на развод и всё такое. Он просто не сможет. Он всегда был очень техничным спортсменом, но у него никогда не хватало смелости и безумства на рывок. Потому во всех своих давным-давно прошедших соревнованиях-олимпиадах-спартакиадах он занимал вторые или третьи места. Я не к тому, что я приз. Я о Сёмином характере. То, как человек ведёт себя в спорте, – очень показательно. Панин – техничен. Но не безумен. Он и на работе такой. Он прекрасный врач. Один из лучших акушеров-гинекологов в этом городе. Но именно благодаря своей методичности. Той самой техничности. Алгоритмичности, если угодно. У него никогда не хватит смелости принять какое-нибудь важное из ряда вон выходящее интраоперационное решение самостоятельно. В отличие от того же, к примеру, Матвеева. Никогда не хватит духа предпринять что-нибудь экстраординарное, что делать не принято, как это может Святогорский. По Панину – пусть лучше будет, как оно будет, мы сделаем всё, что можем, но в рамках дозволенного. Он никогда не пойдёт на откровенный риск, где или пан или пропал. Он втайне завидует неординарным элегантным решениям Матвеева и залихватской интеллектуальной смелости Святогорского. А сам он – всего лишь отличный технарь. Ремесленник. И это прекрасно. На работе. И, может быть, даже в спорте. Ибо стабильность – действительно признак класса. Но не в так называемой личной жизни. Короче, меня тут от абсента понесло что-то. Если коротко, Марго, то Панин – не безумец. Но очень хочет быть безумцем. Точнее – прочувствовать то безумие, что не безумие, а суть, нечто выше ума. И я у него что-то вроде возможности перманентно и безопасно реализовывать это своё желание. Высунулся из окопа, пара пулек просвистело, и назад – в штабной блиндаж. Даже в своих попытках подражать безумию он техничен и алгоритмичен. Все эти подарки, разговоры, незыблемые Четыре Дня, жесты, любовь…
– В любви он тоже техничен? – хихикнула слегка таки поплывшая от абсента Марго.
– А то! – рассмеялась Татьяна Георгиевна. – Знаешь, в Панине есть некий мрачный сэксапил.
– Да, он всегда нравился и нравится бабам, я в курсе!
– Не потому что он красив и хорош фигурой. Не поэтому. Именно вот этот слегка надрывный безысходный сэксапил. Ни к малейшему пиздостраданию, как это ни странно, никакого отношения не имеющий. Где ты видела настолько организованного, как Панин, пиздострадальца? Именно эти его техничность вкупе с мрачной сексуальностью делают его очень хорошим любовником.
– Что, даже лучше молодого Денисова?
– Ну что ты сравниваешь! Александр наш Вячеславович по сравнению с Паниным – мороженое. Ну или торт. Яркий праздничный торт. Очень вкусный, но не будешь же ты постоянно жрать торты!
– Я бы очень даже жрала всё время только торты! – утробно хохотнула Маргарита Андреевна.
– Кефиру спустя ровно сутки захотелось бы. Да я и не в том смысле, балда! Не о том, что Панин – основное блюдо, интерн – десерт, а Иван Спиридонович – кефир. Я за… за разнообразие меню! – Мальцева хлопнула одну из рюмок абсента, принесённых официантом.
– А мне? – возмутилась Марго.
– А ты ешь свои овсяные сопли! Нам ещё на работу возвращаться.
– Вот именно что нам. Не только мне!
– Я машину оставлю. Вот как раз Денисову доверенность напишу, и пусть мне под родильный дом подгоняет, – захихикала Мальцева. – Панин прекрасен, Маргарита! – Татьяна Георгиевна как-то даже мечтательно вздохнула. – Он давно знает меня и что именно мне нужно. Ну, в постели. Он может ровно столько, сколько мне необходимо и достаточно. И он давно изучил, как именно. Он не эгоистичен в койке, напротив. Он знает, когда и что мне сказать, а когда ничего не надо говорить. Когда, и как, и на какой бок перевернуть, а когда и… – Она махнула рукой. – А что интерн? Ну, отличный парень с отличным прибором. Первый раз даже минут пятнадцать продержался…
– Бля! – вырвалось у Марго. – Ну, может, он тебя сильно и давно хотел?
– Да нет, он быстро пришёл в форму. А что хотел – так он же молодой и всё такое… Всё хочет. Но к Панину я привыкла. А интерн меня пугает. В нём есть эдакая… Эдакая добрая постоянная ироничность. Такая, как у Матвея была. Только у Матвея за этой ироничностью всегда была тьма смыслов. Глубокий колодец оттенков. Бездна чувств. И я боюсь, что у этого молодого человека, красивого неглупого молодого человека, за этой доброй постоянной ироничностью не окажется ничего. Плоскость. Тупик. Простой деревянный забор, а на нём объява про дрова.
– Сколько было Матвею, когда вы познакомились?
– Мне восемнадцать – я с ним на пару месяцев позже, чем с Паниным познакомилась. Матвей на десять лет старше, значит, двадцать восемь…
– Ну, интерну недолго осталось.
– Но мне-то, мне-то, Марго, уже не восемнадцать!
– Ну а Матвей сразу был… со смыслами?
– Да!!! Матвей всегда был Матвей! – Татьяна Георгиевна хлопнула вторую рюмку абсента и, подперев рукой подбородок, стала мечтательно смотреть в стену.
– Тань, – Маргарита Андреевна отодвинула от себя миску с овсянкой и опасливо покосилась на подругу. – Вот ты сама говоришь, что с Паниным вам вместе не быть. Что Волков – кефир. А что интерн Денисов вроде как…
– Он мне букет и плюшевого мишку подарил! – не меняя мечтательного выражения лица, рассеянно перебила Мальцева подругу.
– Ну так попробуй. Что ты теряешь?
– Он что, осетрина с гриля, чтобы его пробовать? Он сам никаких действий не предпринимает.
– С тобой предпримешь, как же! Ты себя в зеркало видела, когда распоряжения в отделении отдаёшь?
– Ой, на себя бы посмотрела! – расхохоталась Татьяна Георгиевна. – К тому же если он меня боится, старуху, руководящую отделением, то как я могу попробовать?
– Пригласи его к себе.
– Ага, сейчас! «Саша, а не устроить ли нам небольшой перепихон на моей территории?»
– Фу, Татьяна Георгиевна! Вы же умная женщина, обставьте всё красиво!
– Не хочу быть умной, Марго. Ничего не хочу обставлять! На свете есть много прекрасного… Закаты, рассветы, океан, маленькие собачки, большие лошади…
– Крупные мужчины! – вставила Маргарита Андреевна.
– …зелёные крокодилы, где-то правильный абсент, в Праге, думаю, например, всё ещё можно найти, и…
– И мужчины! – настойчиво повторила Марго.
– И вкусная еда, в конце концов! Ура, еда!
Подошедший официант поставил перед подругами заказанные блюда и, пожелав приятного аппетита, удалился.
Ровно через пятнадцать минут зазвонил Маргошин мобильник.
– Да?.. Ну и?!.. Прямо вот уже срочно сейчас?! Принимайте в родильный зал, – Маргарита Андреевна продолжила жевать ровно в тот момент, когда зазвонил мобильник Мальцевой.
– Да?.. Ну и?!.. Там стоит моя подпись. Принимайте в родильный зал!
Подруги посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Боже мой, какая же эта Маковенко дура, а! – сказала Маргарита Андреевна. – Сперва звонит мне: «Ой! Ой-ой-ой! Ваша девочка поступает, ну та, что с тазовым. Со схватками! Что делать?!» – И такая подобострастная. Хотя сначала должна тебе доложить.
– Она мне и доложила. Скорее наябедничала. «Татьяна Георгиевна, там женщина Маргариты Андреевны!» – эдак осуждающе. Сколько взаимоисключающих специй в одном блюде.
– И всё это в две минуты с одного и того же телефона! Отвратная эта Светлана Борисовна. Ты знаешь, почему она со мной подобострастничает?
– Со старшей акушеркой все подобострастничают. Даже я иногда! Ну а конкретно по этому поводу, видимо потому, что хочет, чтобы ты, если я внезапно куда-нибудь исчезну, позволила ей пособие по Цовьянову сделать, если это тазовое чисто ягодичным окажется.
– Ага, щаз! Разбежалась. Пусть сперва на резиновых тренируется и смотрит. Они же, понимаешь ли, смотреть не хотят! Они хотят сразу делать.
– Да уж, какое тут искусство рисунка, когда каждый мнит себя Леонардо, – горько усмехнулась Татьяна Георгиевна.
– Да я скорее твоему интерну дам это пособие по Цовьянову сделать. Добрая я сегодня. Ну и кроме того, Татьяна Георгиевна, хочешь верь, хочешь не верь, у Александра Вячеславовича руки талантливые, – Маргарита Андреевна хитро покосилась на подругу.
– Ладно, хорош о мужиках, пора на работу! Хмель, увы, как-то быстро выветрился. Попросим официанта вызвать нам такси. Вообще-то, Маргоша, я твоей этой тазовой говорила прийти за неделю до ПДР[45]. А она уже пересидела.
– Да оставь ты свою букву, Татьяна Георгиевна!
