Ночной вызов - Николай Мисюк

Женя пыталась успокоить ее, но безуспешно.

- Не может этого быть, - говорила Женя. - Маня все преувеличивает. Подожди, успокойся. Возможно, нам все-таки удастся связаться с нею. Уточним, а тогда решим, что делать.

Но Ирина была непреклонна.

- Вы как хотите, а я немедленно лечу!

Женя и Николай помогли ей собраться и отвезли в аэропорт.

У Люсиной соседки Ирина узнала, что Федор Николаевич действительно тяжело болен и лежит в больнице, состояние его внушает опасения.

- Тяжелый инфаркт, - сказала соседка. - Болезнь века. Вернулся с похорон и... Очень он ее любил, бедняжку. А вы кто будете?

- Родственница, - ответила Ирина и спросила, в какой больнице находится Федор Николаевич.

В больницу Ирина приехала поздно, с трудом разыскала дежурного врача, который долго не разрешал ей пройти к Федору Николаевичу.

- Не положено у нас к таким больным пускать посетителей, - объяснил дежурный врач. - Вы хоть понимаете, что это такое - не положено!

- Да я же не посетительница, а сотрудница Федора Николаевича, - уверяла Ирина. - Не мешать, а помогать вам буду.

- Вы врач? - поинтересовался дежурный.

- Конечно, конечно! - солгала Ирина.

- Тогда другой разговор, - сказал дежурный. - В порядке исключения могу допустить как коллегу.

Он дал Ирине чей-то халат и проводил в палату.

Возле Федора Николаевича сидела сестра, измерявшая артериальное давление. Увидев дежурного врача, она доложила, что пульс стал получше, аритмии нет, давление выровнялось. Врач одобрительно кивнул и разрешил Ирине побыть с больным.

Ирина не узнала Федора Николаевича. Лицо его было бледным и осунувшимся, на лбу виднелись крупные капли пота. Дыхание учащенное, губы высохшие, глаза полузакрыты. Ирина пощупала пульс. Он был слабым и учащенным.

- Это ваш отец? - поинтересовалась сестра.

- Нет, я его сотрудница.

- А-а-а! Неважные были у него дела, совсем умирал. Сейчас, вроде, выкарабкался. Цепкий человек, хочет жить. Другой бы уже...

- Как это все случилось?

- Да как обычно, - вздохнула сестра. - Переволновался да вдобавок, видно, простыл на кладбище. Инфаркт, а к нему пневмония - мало радости.

Сестра вышла из палаты, осторожно прикрыв за собой дверь. Ирина обессиленно опустилась на стул.

Она смотрела на Федора Николаевна, и губы ее шептали:

- Только бы он выжил! Он должен, он обязан выжить. - Она взяла бледную исхудавшую руку больного и нежно погладила. - Милый, дорогой ты мой человек. Ну, пожалуйста, умоляю тебя, потерпи. Все обойдется. Ты не должен умирать. Как же я без тебя? И я, и другие... Ты ведь нужен, ты очень нужен людям...

Она не сводила с Федора Николаевича глаз, и слезы текли по ее щекам.

Через полчаса пришел дежурный врач и предложил Ирине удалиться. Но она стала умолять разрешить остаться с Федором Николаевичем. Ее просьбу поддержала сестра. В конце концов врач махнул рукой: ладно, оставайтесь.

Всю ночь Ирина провела возле Федора Николаевича, помогая дежурной сестре ухаживать за ним. К утру температура несколько снизилась, сердечная деятельность улучшилась, дыхание стало реже.

Начался рабочий день с обходами, назначениями, процедурами, со всей больничной суетой. Ирину попросили уйти.

- Приходите к концу рабочего дня, - предложил заведующий отделением, а сейчас вы будете нам только мешать. Я распоряжусь, чтобы вам дали постоянный пропуск. Кстати, вы сами нуждаетесь в отдыхе, у вас усталый вид. Где вы остановились?

- Пока нигде, - ответила она. - Но вы не беспокойтесь, пожалуйста, я что-нибудь придумаю.

В вестибюле больницы Ирину ожидала Маня, которая отвезла ее на бывшую Люсину квартиру, напоила горячим молоком, уложила в постель.

У Ирины глаза слипались от усталости, но она долго не могла уснуть. Страх за Федора Николаевича сжимал сердце. Наконец она задремала. Подхватилась в четвертом часу дня и, наскоро приведя себя в порядок и перекусив, поехала в больницу.

Пять бессонных ночей провела Ирина возле Федора Николаевича. А ему было то лучше, то хуже, то совсем плохо. Порой ей казалось, что она вместе с Пескишевым раскачивается на каких-то фантастических качелях: от отчаяния к надежде, от надежды - к отчаянию. Похудевшая и побледневшая, она то тихонько плакала, скрывая слезы от сестры, опасаясь, что ее выгонят из палаты, то радость и надежда вспыхивали в ней, чтобы вскоре опять смениться безутешным горем.

Могучий организм Федора Николаевича выстоял в трудной схватке. На шестой день после приезда Ирины он стал реагировать на обращение. С трудом открывая глаза, безжизненным взглядом смотрел куда-то мимо Ирины, видимо, не замечая ее присутствия. Но однажды его взгляд остановился на ней. Он долго смотрел на молодую женщину, словно припоминая, кто она, и наконец не то улыбка, не то недоумение промелькнули на его лице. Затем вновь наступило забвение.

Ирина испугалась: неужели это конец?

- Доктор, доктор! - закричала она. - Ему плохо, доктор! Сделайте же что-нибудь!

Дежурный врач, прибежавший на ее крик, пощупал у Федора Николаевича пульс и успокоил Ирину:

- Ничего страшного. Сердечная деятельность неплохая, никаких оснований для тревоги нет. Мы беспокоились из-за токсической энцефалопатии, осложнившей пневмонию, но сейчас профессор выходит из нее. Надо надеяться, все будет в порядке.

Поинтересовавшись температурой, врач ушел.

Видимо, эта ночь для Федора Николаевича была кризисной, потому что на следующий день рано утром он открыл глаза и впервые попросил пить. Ирина дала ему несколько глотков клюквенного морса, вытерла полотенцем губы. Он кивком поблагодарил, посмотрел ей в глаза, чуть слышно прошептал:

- Ира. Откуда ты?

Он узнал ее, и радость заполнила душу молодой женщины:

- Да, да! Это я, Федор Николаевич.

Он закрыл глаза, словно обдумывая что-то, затем тихо пожал Ирине руку. И тут она не выдержала. Слезы хлынули из ее глаз. Но это были слезы радости.