Амнезия души - Татьяна Коган

Он понимал, что не вздохнет с облегчением, пока не уничтожит второго убийцу. Он изучил контакты в телефоне Калинина и остановился на домашнем номере Гладко. Последний жил с женой, которую старался держать подальше от компании – такой вывод Улыбка сделал, основываясь на подслушанных разговорах. В связи с чем имелась вероятность, что супруга Гладко не идентифицирует голос Глеба, если тот вдруг позвонит. Она передаст информацию мужу, и он отправится прямиком в западню. Оставалось маленькое «но»: с таким же успехом к домашнему телефону мог подойти сам Максим.

«Тогда буду звонить и имитировать обрыв связи, пока Гладко не догадается перезвонить Глебу: сначала с домашнего номера, затем с мобильного жены. Калинин не будет отвечать, но вскоре отправит sms на мобильный с призывом срочно приехать к зданию его офиса», – прикинул в уме Улыбка. План выглядел сумбурным и сырым, но мог сработать.

Трубку подняла женщина.

Улыбка оттащил труп Калинина в узкий проем между гаражами и стал ждать. Долго ждать не пришлось.

Дрожащее полотно реки мерцало чернотой, словно не вода текла между двух берегов, а тягучая смолистая нефть. Вдалеке темнели силуэты высоток, враставших в низкое небо. Тянуло сыростью, порывистый ветер то усиливался, то затихал. За спиной проносились машины. Улыбка перегнулся через холодные перила моста и всмотрелся вниз, в зияющую жидкую бездну. Достал из кармана пистолет, задержался взглядом на серебристой поверхности ствола и выбросил в реку. Даже если оружие когда-либо найдут, спиленный серийный номер не позволит определить владельца. Следом отправились мобильные телефоны убитых и тот, по которому Улыбка связывался с Гончаровой.

Дело было сделано.

«А давай напьемся!» – наверняка предложил бы Толька, будь он жив. Улыбка пить не хотел. Впервые за два без малого года не хотел ни пить, ни кричать от бессильной злобы, ни вспоминать прошлое. Горечь от потери друга все еще заполняла сердце, но уже не перехлестывала через край – бушевавшая внутри буря израсходовала последние силы и пошла на спад. Чувства утратили болезненную остроту, сменившись расслабляющим спокойствием.

Улыбка долго стоял на мосту, наслаждаясь зябкой прохладой. Ветер выдувал из головы весь накопившийся хлам, все тяжелые мысли, оставляя лишь прозрачную, звенящую пустоту.

В третьем часу ночи Улыбка вспомнил, что Матильда сидит некормленая. С сожалением вздохнул, неохотно сбрасывая приятное оцепенение, и направился к парковке, где оставил машину.

Кошка встретила хозяина в коридоре, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень раздражения. Отрывисто мяукнула и рванула на кухню, подсказывая глупому человеку его дальнейшие действия. Спустя пять минут, подчистую съев предложенное угощение, Матильда подобрела и позволила себя погладить.

Улыбка планировал сварить кофе и попробовать заснуть, но понял, что попросту не может оставаться в четырех стенах. Хотелось пространства и воздуха. Оделся потеплее, переобулся в удобные кроссовки и покинул квартиру, оставив недоумевающую Матильду на прикроватной тумбочке.

Город казался слишком шумным и суетливым, поэтому Улыбка поехал туда, где ночь по-настоящему темна и тиха. Поселок, где жила Толькина мать, тонул во мраке. Улыбка оставил автомобиль на обочине и углубился в пролесок.

К утру подморозило. Ломкая ледяная трава хрустела под подошвами, изредка с ветки срывался желтый заиндевевший лист и медленно опускался на землю. Улыбка наконец ощутил, что потребность в одиночестве, внезапно нахлынувшая несколько часов назад, начинает отпускать его. Замедлил шаг и втянул носом свежий утренний воздух. Пахло осенью. Он огляделся, прикидывая свое местоположение, и повернул в сторону деревни.

У знакомого синего забора Улыбка остановился. Рассвет только занимался – могло статься, тетя Варя еще спит. Осторожно отодвинул задвижку, открыл калитку и зашел во двор. В нерешительности застыл у двери, затем тихо постучал. В ту же секунду дверь отворилась. Бодрая тетя Варя в испачканном мукой фартуке поверх пестрого халата торопливо приветствовала гостя:

– Здравствуй, Мишенька. А я как знала, что ты приедешь. Встала пораньше, вот блинчики тебе пеку. Ты проходи, проходи. Не стой на пороге.

Улыбка шагнул в прихожую, неловко поводя плечами:

– А девочка?

– Настюшка спит еще. Ее до обеда не добудишься, – глаза тети Вари лучились теплотой. Улыбка поразился перемене. Казалось, новая обитательница дома, маленькая капризная девочка, возродила в пожилой женщине давно угасшую радость.

– Нельзя, чтобы она меня увидела без маски, – словно бы извиняясь, объяснил парень.

Тетя Варя понимающе кивнула.

– Не переживай, сынок. Пока она проснется, ты и позавтракать успеешь, и отдохнуть, – она всплеснула руками, заметив испачканные мокрые кроссовки. – Где ты обувь так извазюкал? А ну, вон тряпку возьми, протри да поставь на батарею, пусть сохнут!

Выполнив приказ, Улыбка бесшумно прошел на кухню, где аппетитно пахло свежей выпечкой.

Сняв фартук и вытерев руки о полотенце, хозяйка пододвинула ему сметану и варенье, налила в чашку кипятка.

– Попей чайку, замерз, поди?

– Нет, теть Варь, не замерз, – Улыбка опустил чайный пакетик в кружку и принялся сосредоточенно двигать им вверх-вниз.

Пожилая женщина поправила круглый коврик на табуретке и села, не сводя внимательного взгляда с притихшего гостя.

– Сегодня ее увезешь? – спросила она.

Улыбка кивнул.

Толькина мать не расспрашивала, чей это ребенок и почему понадобилось привозить девочку сюда, в богом забытый поселок. Она чувствовала: лишние вопросы сейчас ни к чему. Девочка вела себя спокойно, не смущаясь непривычной обстановки и незнакомых людей. Живо откликалась на предложения бабушки сходить на огород за петрушкой, полить цветочки или покормить курочек. С интересом обследовала новую территорию, задавая бесчисленное количество вопросов. За два дня девочка лишь пару раз вспомнила о маме:

– А мама не говорила, что у меня есть бабушка. Почему?

Тетя Вера гладила малышку по светлой головке и улыбалась:

– Ты у нее сама потом спросишь.

– А мама сюда приедет? А я еще долго тут буду? А мы пойдем в лес? А ты заведешь мне собаку? А почему у тебя нет компьютера? А где няня Вера? Куда ты спрятала конфеты?

Улыбка завтракал в полной тишине, избегая поднимать глаза. Он осознавал, что обязан дать тете Варе какие-нибудь объяснения, но правду сказать не мог, а лгать не хотел.

Его состояние не укрылось от хозяйки. Она по-доброму улыбнулась:

– Не изводи себя, сынок. Я знаю, ты все делаешь как нужно.

Улыбка нахмурился, пытаясь сохранить хладнокровие. Общение с Толькиной мамой давалось ему нелегко. Он чувствовал растерянность и вину каждый раз, когда видел ее постаревшее от горя лицо. Думал, это пройдет, когда он отомстит за смерть друга. Не прошло. Он по-прежнему ощущал неловкость. Оттого что не оказался рядом с товарищем тем январским вечером. Оттого что он жив, а Толька – нет…

– Теть Варь… – голос его предательски дрогнул.

Женщина закрыла ладонью рот, не справившись с волнением. Она уже знала, о чем скажет Миша еще до того, как тот произнес фразу.

– Их больше нет, теть Варь… Тех, кто убил Тольку. Их больше нет.

Глава 24

Лиза больше не могла выносить неизвестность. Она надеялась, что как только похититель услышит фамилии, то мгновенно вернет ей дочь. Минул час, второй и третий, а Насти все еще не было.

Лиза внушала себе, что паниковать рано. Похитителю тоже нужно спать, и, скорее всего, до утра он не пошевелится. Напряжение то спадало, то накатывало вновь, и желание остановить эти бесконечные качели усиливалось с каждой минутой. И Лиза сдалась.

Первая доза наркотика не подействовала. Такое иногда случалось, поэтому она повторила попытку. Сердцебиение ускорилось, тело наполнилось энергией, но ни эйфории, ни даже слабой радости не возникло. Более того, создавалось впечатление, что ее эмоциональное состояние даже ухудшилось, простимулированное нежданным приливом сил. Вялое, болезненное беспокойство переросло в неистовый параноидальный страх, от которого темнело в глазах и закладывало уши.

Лиза бесилась, металась по квартире, в припадке ярости пиная мебель. Раньше допинг работал. Почему же сейчас от него становится только хуже и хуже? Может быть, доза слишком мала? Лиза кидалась к тумбочке, суетливо насыпала дорожку. Паранойя слегка отпускала, возвращая ее в прежнее состояние терпимого неудовлетворения. Некоторое время Лиза переводила дух, а затем начинала раздражаться по новой.

Ей хотелось счастья и легкости! Немедленно! Здесь и сейчас!

Она вновь и вновь прибегала к испытанному средству, стремясь вызвать желанное состояние. Здравый смысл подсказывал, что нужно остановиться. Порою случается, что стимуляторы не приносят облегчения, но в погоне за привычным удовольствием человек продолжает принимать дозу за дозой, рискуя перейти грань и лишиться жизни. Но как заставить себя отказаться от надежды? От единственного средства, способного скрасить реальность?