Негодяй в моих мечтах - Селеста Брэдли

Когда ей пришло в голову проникнуть в комнату Джека и осмотреться, она думала, что сможет обнаружить там какие-нибудь его секреты, понять его мотивы, чтобы как- то подействовать на него, заставить отдать Мелоди. У нее даже мелькнула мысль чем-то его пошантажировать…

Но теперь, оказавшись здесь, она вдыхала его присутствие, и все ее мысли сосредоточились на воспоминаниях о том, каким он был.

Каким же он был тогда красивым!.. Смеющийся, вечно поддразнивающий ее Джек с теплыми карими глазами и улыбкой, от которой у нее слабели колени. Она тогда доводила себя до изнеможения беспокойной юной похотью. Ночи казались бесконечными, потому что она металась и вертелась в постели, не в силах заснуть от мыслей о нем, о его глазах и улыбке, его больших руках и своих ощущений от ласкового прикосновения его пальцев к ее шее, когда он дергал ее за косы.

Она носила косы, хотя уже могла перейти к более взрослой прическе, только из-за надежды на то, что, когда увидит его в следующий раз, он снова дернет ее за них и коснется шеи.

Подсознательно она понимала, что, если Джек осознает глубину и силу ее чувств к нему, вполне взрослых, или если увидит вдруг, что она уже не школьница, он тут же прекратит оказывать ей внимание.

Он видел в ней будущую свояченицу. Они были друзьями, и никем больше. Она не осмеливалась нарушить эти отношения. Она так отчаянно жаждала его дружбы. Ему она могла сказать все, что угодно, любую глупость, все, что приходило ей в голову, каким бы странным это ни было.

Она могла высказать самые необычные мысли и знала, что Джек ее поймет. А больше никто.

Вдобавок, пока Амариллис считает ее некрасивой и серьезной, она не обратит на нее свой мстительный и завистливый взор. Так что Амариллис лишь мельком замечала интерес Джека к сестре и ядовито комментировала, что, судя по симпатии Джека к глупым детишкам, он станет прекрасным отцом.

При воспоминании об этом с губ Лорел сорвался смешок. Если бы Амариллис знала, какими пророческими были ее слова!

Однако когда Джек вернулся, с войны, он больше не был тем веселым и общительным молодым человеком, которого Лорел так страстно обожала. Он стал кем-то большим… но ее сестра этого, казалось, не заметила. Амариллис нравился мундир, а не мужчина в нем. Ей нравилась мысль о тайной помолвке с солдатом. Она любила воображаемого Джека, хотя первоначально старалась увлечь Блэкли как более близкого к титулу наследника, бывшего на волосок от того, чтобы стать маркизом.

А Джек искренне оттолкнул Блэкли в сторону, чтобы ухаживать за Амариллис, и она наслаждалась его вниманием.

Однако когда Джек вернулся без Блэкли и с омраченной, изломанной душой, Амариллис уже избрала другую матримониальную мишень. Джек еще год не мог жениться из-за траура, а Амариллис хотела заполучить идеальное привилегированное будущее немедленно. Сейчас.

Кроме того, злосчастный мрачный Джек проявил к ней недостаточно внимания. Он был мрачен и задумчив и мог оставить комнату в тот момент, когда Амариллис была в кокетливом настроении.

Однако Лорел любила его еще больше, чем раньше. Его мука отзывалась в ней такой же болью, ее сердце разрывалось от сострадания. В последующие недели она следовала за ним по пятам, не желая предоставить его горю, но не в силах отбросить собственную сдержанность. В те немногие моменты, когда они разговаривали, он был так же доброжелателен, как и раньше, но, казалось, свет в его глазах погас. Ей хотелось обвить его руками и держать прижатым к себе, пока его боль не стихнет и он наконец не поймет, как она его любит.

И на одну ночь ей это удалось.

Лорел обняла резной столбик, поддерживающий балдахин кровати, и прислонилась лбом к прохладному дереву. Та ночь… Боже, та ночь!.. Не открывая глаз, она глубоко втянула в себя воздух, наполненный Джеком.

В его запахе смешались сандал, кожа, немножко конского пота и свежевыстиранного белья и еще одна нота, более глубокая: его собственный запах. Запах самого Джека.

Она склонилась над его подушкой, глубоко вдохнула… и невольно незаметно оказалась притянутой его постелью как магнитом. Она приникла к его подушке, уткнулась в ее лицом, чуть не рыдая от нахлынувшей внутренней боли.

Воспоминания одолели ее, расслабили ее члены, перевернули все мысли, соблазнили тело памятью о его больших ладонях, о том, как он двигался в ней, как ловил ее крики своим ртом, вздымая ее все выше и выше к экстазу. Той ночью он брал ее снова и снова, так что на следующий день она едва могла ходить и сидеть. Они не могли насытиться друг другом. Она скатывалась с него или из-под него и начинала засыпать от изнеможения… Ее руки и ноги перепутались с его руками и ногами, кожа стала скользкой от пота и любовных соков, а сердце стучало долотом…

Его рука тяжело отдыхала на её животе или бедре. Она ощущала ее жар, обжигавший влажную кожу, вновь пробуждая едва насытившиеся чувства.

Она перекатилась на спину и закрыла глаза. Занавеси над ее головой шевелил идущий от окна ветерок, заставляя память вновь проигрывать события той ночи.

Его рука, поначалу расслабленная, начала понемножку передвигаться то вниз, то вверх, к грудям, ставшим невероятно чувствительными. Она перекатится к нему, будучи не в силах устоять перед этой бродячей рукой…

Ладонь Лорел скользнула от горла к лифу… В лиф. Она потерла сосок, ощущая, как он твердеет, словно от малейшего прикосновения Джека. Она повторила это со вторым соском, наслаждаясь тем, как уперлись эти твердые пики в шелк платья.

Под подарком Джека она была голой. Она твердила себе, что делает это потому, что намерена при случае продать изумительное белье от Лементье.

Другой рукой она высоко вздернула бесценные юбки, лениво раздумывая, не собиралась ли сделать это с самого начала.

В ее отношениях с Джеком не было никаких случайностей. Они двигались друг к другу, как привязанные своими орбитами планеты, не в силах устоять перед законами природы.

Легчайшее прикосновение руки делало ее послушной любому его желанию. Ох, эти его большие жаркие ладони…

Ее пальцы гладили вход в лоно, нежно лаская его. Если бы здесь был Джек, он бы накрыл его своей широкой ладонью, согревая жаром собственного тела…

Каким образом всего одна ночь, могла так изменить ее? Как могла страсть Джека так легко пробудить эту сторону ее натуры?

Той ночью она совершенно забыла о стыде. Ему не нужно было ничего говорить, чтобы убедить ее. Он вторгался в ее тело, в ее рот… Он даже свел ее груди вместе и гладил между ними себя, пока его брызнувшие соки не выплеснулись горячим потоком ей на шею. Все, что он хотел с ней сделать, и то, что он хотел, чтобы она сделала с ним, она делала охотно и сразу, его партнерша и соучастница, повинуясь малейшему его касанию, малейшему вздоху.