Первая министерская (с иллюстрациями) - Александр Лебеденко

Класс упорно молчал. Преподаватель отошел к окну и смотрел на серое зимнее небо, словно его не касалось все, что происходит в классе.

Швинец оперся руками на переднюю парту и обводил бегающими, пронзительными глазками весь класс.

— Что ж, молчите? У самих виновников, вижу, смелости признаться нет. Придется вам дать срок. — Он вынул часы. — Вот три минуты срока. После этого я уже разговаривать с вами не буду… Имейте только в виду, что обо всем этом будет доложено господину директору.

Такое обещание сулило шестиклассникам новые репрессии.

Класс молчал. Никто не глядел друг на друга. Тридцать пять гимназистов усиленно рассматривали верхние доски парт с хорошо знакомыми надписями, рисунками и резьбой.

— Две минуты! — вызывающе произнес Швинец.

— Я предложил классу не брать тетрадей, — раздался громкий голос.

Тридцать четыре головы, как по команде, повернулись в сторону Котельникова. По классу пошел глухой шум. Все взволнованно шептали что-то друг другу.

— И я!

— И я!

— Так, так! — язвительно прошипел Швинец. — Так и надо было ожидать, господа Аяксы. Правда, вас трое, но это ничего!

— Они не Аяксы, а мушкетеры, — бросил кто-то с Камчатки.

— Ну, все равно, Аяксы или мушкетеры, но по шести часов без обеда все трое получат. Извольте остаться сегодня же.

Сумерки заползли в класс. Высокие белые стены и ослепительно чистый потолок посерели. В запертую классную дверь глядела ночь коридора.

— Время как тянется, — посмотрел Ливанов на часы.

— Это только для безобедников, а вообще, я тебе скажу, время летит! — отозвался из другого угла класса Андрей.

— Что привело тебя к столь глубокомысленному выводу? — спросил Ливанов.

— О, знаешь, я сейчас занят важным делом. Я подвожу итоги.

Ливанов подошел к Андрею.

— Андрюшка, представь, и я занимался этим делом два дня назад. Мои итоги поразили меня так же, как гром. Какой год! Какой год!

Перед Андреем лежал «Товарищ» на 1905/6 год».

На первой странице упорный издатель, не считаясь с духом времени, предлагал все те же, что и в прошлом году, вопросы. Окрепшим почерком Андрей в сумерках выводил свои ответы.

1. Имя, отчество и фамилия…… Андрей Мартынович

Костров.

2. Возраст……. 15 лет 5 месяцев.

3. Рост……… 159 сантиметров.

4. Любимое занятие…. Читать.

5. Любимый герой всеобщей истории……. Спартак.

6. Любимый герой русской истории……. Декабристы.

7. Любимый писатель (поэт) Некрасов.

8. Любимое произведение…. «Война и мир».

9. Любимый предмет….. История.

10. Любимый цветок…. Глупый вопрос.

11. Любимый преподаватель ….. Нет.

12. Любимый товарищ ….. Костя Ливанов и Вася Котельников.

13. О каком высшем учебном заведении мечтаете?…. Все-таки еще не знаю.

— Интересно, — сказал Ливанов. — Теперь смотри мою. — Он вынул из кармана новенький «Товарищ».

1. Имя, отчество и фамилия Константин Давыдович

Ливанов.

2. Возраст……. 15 лет и 4 месяца.

3. Рост……… 159 1/2 сантиметра.

4. Любимое занятие…. Читать.

5. Любимый герой всеобщей истории……. Дантон.

6. Любимый герой русской истории……. Бакунин.

7. Любимый писатель (поэт)…… Чернышевский.

8. Любимое произведение…… «Что делать?».

9. Любимый предмет…… История и русский язык.

10. Любимый цветок…. Гвоздика (французская революция).

11. Любимый преподаватель…… Марущук.

12. Любимый товарищ…… Андрюша Костров и Вася Котельников.

13. О каком высшем учебном заведении мечтаете?.. Филологический факультет.

— Так, так, как говорит Швинец. Вот, Костя, за один год все наши детские увлечения испарились. Все течет, все меняется.

— Я думаю, теперь пойдет изменяться еще быстрее.

— А я вам скажу, ребята, — отозвался Котельников, — пока вы отвечаете на дурацкие вопросы в «Товарище», ничего по существу не меняется. Одна романтика. Не знаете вы толком, что вам, собственно, в жизни надо делать.

— А ты знаешь? — огрызнулся Ливанов.

— И я не знаю, — спокойно сказал Василий. — А может быть, и знаю… — И он замолчал.

Сумерки окончательно завоевали весь полупустой куб шестого класса. В окна заглянули звезды.

Когда сторож Яков открыл дверь, в коридоре приходилось идти ощупью.

Морозный воздух охватил гимназистов, прошел по молодым телам струею бодрой и пьяной.

— Пойдем ко мне. Скажем, что занимались вместе, — предложил Андрей.

— А что я своим скажу?

— А от меня пойдем к тебе. Сегодня бродить разрешается сколько угодно. Поймают — скажем, усердно отбывали наказание…

— Где шлялся? — буркнул старик Костров. — Что вы ночью бродите? — И потом другим тоном: — Там тебя ждут, ступай поговори, а потом скажи мне, в чем дело…

— Кто ждет? — удивился Андрей.

— Ну, иди, иди! — оборвал его отец.

В комнате Андрея с книжкой в руках сидел Миша Гайсинский. На нем была какая-то серая рубаха без светлых пуговиц. Он не улыбнулся навстречу друзьям и не протянул руки.

— Здравствуйте! — сказал он.

— Миша, здравствуй! — бросились к нему товарищи. Жали ему руки, хлопали по плечу.

— Ты откуда?

— Где ты пропадал?

— Что с тобою? Почему ты не в форме?

— Разве можно на все сразу ответить? — устало наклонил голову Миша. — Где я только не был!

— А сейчас ты куда? Где ты живешь?

— Вот этого я и сам не знаю… Я, собственно, и сам не понимаю, зачем я пришел сюда, в этот город. Я хотел было пойти к Монастырским, но за их домом следят. Яша уже был арестован… Я пришел просить тебя, Андрей, зайти к дяде и узнать у него, могу ли я к ним прийти. Я жду тебя уже несколько часов.

— Да нас, знаешь, посадили без обеда и, как видишь, плотно.

— Что же, все воюете? — снисходительно улыбнулся Миша.

— Ну, какая у нас война? Вот ты, я думаю, пережил за это время.

— Да, конечно. После погрома я хотел было поджечь усадьбу Савицкого, но крестьяне раньше меня пустили этому барину красного петуха, а меня поймали у усадьбы… с коробкой спичек в руках. Если бы я не был так молод, меня бы повесили, а так — не знали, что со мной делать. Гоняли меня по тюрьмам, по пересыльным пунктам. А потом я убежал…

— Вот это так приключение!

— Но эти приключения, — сказал Миша, — уверяю вас, совсем не похожи на приключения трех мушкетеров.

— Мы читали твою записку у Яши.

— Глупая записка! По тюрьмам и по участкам я много думал и много встретил людей. Это все люди тысяча девятьсот пятого года. Дело, конечно, не в бомбах. Теперь я уже не написал бы такой записки.

— Андрей! — послышалось из другой комнаты. — Это кто? — спросил Костров, нахмурив брови.

— Это гимназист… бывший… Миша Гайсинский.

— А почему он не в форме?

— Видишь ли… Он сейчас не в гимназии… и даже надо сказать больше…

— Понял я, понял! — поднялся во весь рост старый чиновник. И шепотом: — А зачем сюда шляется? Почему именно к тебе пришел? Какие дела?

— Но не могу же я его выгнать. Ему некуда идти.

— Мне нет никакого дела. В моем доме я не допущу подобных явлений. Я кое-что слышал. Я не хочу разбираться в этом деле. Но твой… бывший… товарищ мог бы постесняться приходить в дом видного судейского чиновника. Он компрометирует меня! Понимаешь?

— Папа, но нужно же стоять выше этого.

— Не смеешь учить меня, щенок! — Теперь он не сдерживал своего зычного голоса. — Я требую, чтобы ты сейчас же объяснил своему товарищу положение вещей. Понял? Марш!

Андрей повернулся. На пороге уже стоял бледный, с пылающими глазами Миша.

— Я слышал, я понял. Я прошу вас простить меня. Я больше никогда не приду в дом видного судейского чиновника…

— Куда ты, Миша? Куда же ты пойдешь?

— Не все ли равно, — бросил Миша и, не прощаясь, зашагал к двери.

Андрей схватил фуражку, набросил пальто и помчался вслед за Мишей на улицу. За ним последовали Котельников и Ливанов.

— Мишка, постой! Куда же ты пойдешь? Сейчас к Монастырским нельзя. Час ночи! Нужно всех будить. Ясно, что обратят внимание. Надо же тебе куда-нибудь деваться.

— Но куда? — развел руками Костя. — Ко мне, увы, ничего не выйдет. Васька — у чужих. Товарищей таких у нас нет, чтобы можно было положиться. У Ашанина — мама… У Бельского отец — сыч сычом.

— Слушай, а что, если к Марущуку? Независимый человек. Ведь такой исключительный случай — и близко. Неужели он откажет?

— Миша, как ты думаешь?

— Делайте, как хотите, — махнул рукой Миша. — Я так устал, так хочу спать, что готов опять идти в участок…