Государыня - Галина Гончарова

Юсуф-паша вежливо напомнил, что стены Кафы крепки и могущественны. Более десяти метров в высоту… и царевич рискует долго просидеть под теми стенами.

Царевич пожал плечами. У него хватит отрядов, чтобы блокировать выход из Кафы — и сделать ее ловушкой. Сам он пойдет дальше, а вот вы останетесь здесь.

Без подкрепления, без помощи, без продовольствия… ах да, и без кораблей! Потому что последние просто сожгут.

Да и насчет стен — еще вопрос, так ли они неприступны. Наука — великая штука. Или шутка… одним словом — в Керчи и Азове тоже думали, что их стены прочны, но пали ведь…

Юсуф-паша опечалился. И сделал то, что и должен был сделать умный человек.

Попросил время на размышление.

Поль Мелье сидел на палубе корабля, посасывал трубочку, в которой не было табака, и размышлял о жизни. Вот ведь она как оборачивается-то!

Вырос на кораблях, прошел путь от юнги до боцмана, бывал ранен, попадал в плен — и в последний раз думал уже, что жизнь кончена.

Ан нет.

Павел Мельин, изволите ли видеть…

Закурить, что ли? Или просто табачку пожевать?

Мода на курение пошла не так давно, но моряки к ней пристрастились быстро. В том числе и Поль. В плену у турок такой возможности, конечно, не было. А вот на Руси…

А на Руси не любили табак, считая его диавольским зельем. Ну, Поль и не стал его употреблять. А иногда хотелось, очень хотелось. Но…

Русский дворянин.

Обычный мальчишка из Марселя.

Русский адмирал.

Обычный боцман на французском корабле.

Франция, милая любимая родина… вернуться туда? Когда-то доведется? А вернуться обязательно надо, хотя бы чтоб семью забрать…

Да, именно так! Забрать семью и попробовать поехать на Русь. Царевич уже обещал, что адмиральского места Поля не лишат, но желательно в таком случае было бы, чтобы он принял русское подданство. Хорошо бы еще и веру, но тут уж — по желанию.

Вот на этом месте Поль в свое время споткнулся. Он-то был добрым католиком и не имел никакого намерения менять веру отцов, но тут уже широту души проявил государь.

Поль, Бог един. А то, что придумали люди, пусть для них и остается. Мой зять — католик, а моя сестра никогда не забудет веру предков, но они счастливы. Разве этого мало? Проявляйте уважение к обычаям страны, где вы будете жить, — и этого будет довольно.

Так, может, стоит съездить на родину, перевезти сюда родителей, жену, детей… им здесь наверняка будет хорошо…

— Адмирал, слышите?

Не просто так Поль предавался размышлениям, ой не просто. Обговорив все с царевичем и с Иваном Морозовым, они были более чем уверены, что часть турецких кораблей постарается под покровом ночи выскользнуть из гавани. И — ждали.

Так оно и вышло.

Шесть галер и несколько фелюг попытались сквозануть в темноту…

А зря.

Казачьим чайкам они были на один зуб, но требовались не просто казаки с их абордажем, о нет! Требовалось напугать!

А потому…

Казаки просто обнаружили беглецов и подали сигнал, а уж Поль распоряжался дальше. И именно он скомандовал — огонь! И следил, как по правому борту расползаются два громадных костра. Стреляли-то сначала «греческим огнем», а потом зажигательными снарядами. Так что…

Две галеры горели свечками, кто успел — прыгали за борт, оттуда доносились истошные крики рабов…

Еще четыре окружили и брали на абордаж. Эти выжили, те умерли… почему?

Как говорят сами турки — кисмет.

Из мелких суденышек не ушло ни одно. Да и те четыре галеры не сильно сопротивлялись. Зрелище ужасной гибели идущих впереди парализовало турок и — как надеялся Поль — тех, кто смотрел с высоких стен Кафы.

И — да, на следующий день переговоры прошли гораздо более продуктивно для русских. Юсуф-паша представил себе, что могут наделать в его гавани «греческий огонь» и новые пушки русских, которые достреливали туда, куда не доставали турецкие, ужаснулся — и согласился на капитуляцию.

Через десять дней Кафа перешла в руки русских.

Софья смотрела в стену остановившимися глазами.

Вот так вот, дорогуша. Этого хотела? Получи и распишись! Ты в своей жизни много чего делала, а списки на казнь утверждать как-то не доводилось. А надо…

Придется…

Хованский, наконец, разговорился, начали каяться и Долгоруковы, но истинное удовольствие Софья получила, читая признания старца «Полоцкого».

Все верно, куда не пускают, туда и лезут. Вот протестанты как-то на Москве были — в Немецкой слободе, а вот католиков… они тоже были! Но иезуитов не было! А хотелось.

Идея была неплоха — воспитать царское потомство в культуре Запада. Воплощение подкачало — и тогда, как это уже не раз бывало, они решили пойти через кровь.

Да, не раз.

Не первый раз случались странные и необъяснимые смерти государей, их жен, их матерей, вспыхивали необъяснимые бунты, предавали и били в спину самые, казалось бы, верные…

Сейчас она встала на пути этой силы. Именно она.

Софья прислушалась к себе. Да нет, гордости не ощущалось, ощущалось желание… танцевать!

Да, именно так! Встать с кресла, пройтись по кабинету в вальсе… видит Бог, если она будет жива — она обязательно научит всех танцевать вальс! Великий, бессмертный вальс — и его король да будет бессмертен вовеки!

Ничего удивительного в ее реакции не было — организм, получивший сильный стресс, защищался всеми средствами. Переключал разум… но ненадолго, совсем ненадолго. Софья в любой из своих жизней была воительницей — и большей радости, чем схватка с достойным противником, для нее просто не существовало. Да, в этой битве победительницей она не выйдет, но иногда ничья — более чем достойный результат. Только представить себе — орден иезуитов, который, говорят, и в XXI веке отлично себя чувствует, и одна-единственная соплюшка против них. А ведь они сейчас в силе, сожрут и облизнутся…

Софья чуть поежилась.

Пусть попробуют!

Не будем слишком самонадеянны, но на ее стороне играет расстояние — и обычаи. И то и другое не даст иезуитам спокойно шляться ни по Москве, ни по Руси. Тем более, Симеон, оказавшийся недостаточно крепким, чтобы выдержать пытку, и достаточно сильным, чтобы не сдохнуть — берег себя, нечисть иезуитская, небось следил за здоровьем! — закладывал всех, кого мог вспомнить.

Два десятка иноземцев, которые весьма уютно чувствовали себя в Немецкой слободе.

Софья подержала лист кончиками пальцев, быстро поставила росчерк и печать.

Арестовать их поручим Патрику Гордону — это его территория.

Бояр будет арестовывать… м-да… а хоть бы и Ежи Володыевский! Он сейчас здесь, он знатный шляхтич, так что урона чести тут нет никакого. А вот остальное…