Проклятие Гиацинтов - Елена Арсеньева

— Погодите, — с беспомощным выражением лица проговорил Вишневский. — Давайте сначала, а? Я что-то ничего не понял. Логики не улавливаю.

Алёна обиделась. С ее точки зрения, все было удивительно логично и понятно. От адвоката можно было ожидать большей сообразительности!

— Все просто, — начала она терпеливо, однако Вишневский схватил ее за руку и повлек чрез трамвайную линию наискосок к открытому кафе «Эрмитаж», которое раньше называлось «Лыкова дамба», что более соответствовало историческим реалиям: ведь оно находилось именно в том месте, которое исстари так и называлось. Кафе переименовали в изысканно-нелепый «Эрмитаж» не потому, что в нем можно было уединиться: поди-ка уединись на глазах у всей Покровки и проезжающих мимо трамвайных пассажиров! — а просто потому, что прежнее кафе упорно обзывали не «Лыкова дамба», а «Лыковая дама». Или «Лаковая». Или даже «Луковая»…

— Рассказывайте, — приказал Вишневский, усадив Алёну за столик и заказав зеленый чай — от пирожных и бутербродов она отказалась, после шейпа — ни-ни, в течение трех часов! — Давайте подробно рассказывайте.

Она рассказала. Так хотелось хоть с кем-то посоветоваться! Хоть от кого-то услышать слово одобрения и ободрения, а может быть, даже и восхищения! Она рассказала про встречу со старушкой-дорожкой Варварой Никитичной, про ее приметливый глаз, про свой разведывательный рейд в «Шалон» и разговорчивую продавщицу Тоню, изруганную хозяйкой Натальей Владимировной, про духи «Agent Provocateur» и «Agent Provocateur Maitresse», про встречу с Ладой Куниной (постеснявшись упомянуть ее рабочий псевдоним), про поход в «Глория Мунди» и знакомство с Лариссой Сахаровой, молчаливой Евгенией и разговорчивой Галиной… про подсмотренную Галиной сцену между Лариссой и Ладой она тоже умолчала, конечно.

— Ничего себе, — пробормотал Вишневский. — Я где-то слышал, будто вы в своих детективных романах ничего не выдумываете, а пишете все как есть, как было с вами в жизни, вроде бы там даже Лев Иванович Муравьев назван своим именем. Теперь я верю во все слухи, которые о вас ходят. Надо же, такое расследование так молниесно провести! А скажите, почему вы не вернулись к Афанасьеву, не рассказали ему обо всей этой эпопее вокруг красной блузки?

— Во-первых, я боялась, что второй раз мне из его кабинета так просто не сбежать, — изо всех сил стараясь улыбнуться, призналась Алёна. — А во-вторых… Думаете, он бы мне поверил?

— Ну я же поверил, — пожал плечами Вишневский. — Почему бы ему не поверить?

— Правда поверили? — изумленно спросила Алёна и недовольно отметила, что у нее взволнованно дрогнул голос. И не только голос, но и сердце. Вот глупости! Вот еще чего не хватало…

— Конечно, — кивнул Вишневский. — Настолько поверил, что завтра готов сопровождать вас на эту самую… как ее… вернее, его… на шоу это ваше, на демонстрацию моделей. А, вспомнил, как это называется! Дефиле, верно? Вот я и отправлюсь с вами на дефиле. Вдруг и в самом деле вы узнаете ту женщину, которая шла мимо «Газели», или хозяйка «Шалона» вас на нее так или иначе наведет?

— То есть, вы уже как бы не сомневаетесь, что это одно и то же лицо? — засмеялась Алёна. — Вам бы романы детективные писать!

— Нет уж! — категорично выставил вперед ладонь Вишневский. — Писать будете вы. А я — читать. Кстати… я люблю детективы. По-моему, лучший в мире детектив — это «Преступление и наказание» Достоевского. Вообще терзания преступника, пытающегося ускользнуть от правосудия, куда интереснее, чем потуги следователя его изловить. Вы, конечно, не согласны?

— Почему вы так думаете? — удивилась Алёна. — Я всю жизнь считала, что «Преступление и наказание» — детектив, да еще какой, но вы же знаете, в ортодоксальном мышлении слова «Достоевский» и «детектив» просто не монтируются. Не стыкуются! Они как бы взаимоисключающие понятия. Я ушам своим не поверила, когда вы это сказали.

— Поверьте, прошу вас! — улыбнулся Вишневский. — Да я не только «Преступление и наказание», я вообще люблю детективы. И, честно говоря, давно мечтал что-то ваше почитать. Давайте сейчас доедем до магазина, я куплю какую-нибудь книжку писательницы Дмитриевой, и вы мне ее подпишете… А?

— Здесь до магазина лучше не ехать, а пешком идти, — усмехнулась Алёна. — До «Дирижабля» три минуты вверх по Покровке.

— Да машину бросать неохота, — пояснил Вишневский. — Она вон там стоит, чуть ниже по Октябрьской. Поехали в объезд, через Алексеевскую и Звездинку, а потом я вас домой отвезу. Вы где живете?

— Недалеко, три квартала от Оперного театра. Давайте лучше так поступим — в магазин не поедем, вы меня сразу домой отвезете, а я вам книжку просто подарю. У меня авторских экземпляров полно, я с удовольствием, правда…

Вишневский поставил чашку и внимательно посмотрел Алёне в глаза.

У нее вдруг пересохло во рту, она схватила свою чашку и допила остывший чай одним глотком.

Что такого особенного она сказала? Или он просто не так понял? Он что, воспринял это приглашение зайти к ней как призыв… невесть к чему? Как намек… невесть на что?

Больно надо! Ничего подобного! Алёна совершенно не собирается заводить роман со случайным знакомым. Приедут, зайдут на минутку в квартиру, она подпишет книжку… какую? Да вот хоть самую новую, «Червонная дама, четыре валета», о том, как Алёна Дмитриева однажды ездила в Москву, а три ее попутчика по купе посмели ее оскорбить… и что с ними потом, бедолагами, за это было… жуть!

У Ильи оказался прогонистый серебристо-серый «Мицубиши» с забавным номером — три девятки. Ну, впрочем, это еще ничего, однажды она видела номер с тремя шестерками… Внутри было прохладно и как-то странно пахло, очень знакомо и вовсе даже не по-автомобильному. Ехали молча. Алёна только изредка подсказывала, где свернуть.

Думала, что Вишневский оставит машину на улице, но он зарулил во двор, где было тесно и неудобно разворачиваться.

Вышли из машины, поднялись на третий этаж. Как только Алёна открыла первую дверь, запикала сигнализация. Вишневский деликатно оставался в коридоре, пока она не вошла в квартиру и не выключила ее.

«Как быть? — растерянно думала Алёна, зажигая свет. — Пригласить его пройти? Еще воспримет как новый намек… А сказать — подождите, мол, здесь, я вам книжку принесу — невежливо…»

Вопрос решился сам собой. Вишневский по-хозяйски запер дверь, безошибочно найдя хитрую задвижку, бросил на тумбочку телефон и брелок от машины, шлепнул ладонью по выключателю — свет погас — и обнял Алёну. Она еще какое-то мгновение ошарашенно медлила, а его губы уже прильнули к ее рту, да так жадно, так нетерпеливо…