Сатирическая история от Рюрика до Революции - Борис Мирский

– Ну, и сволочи жа… вы все… с Гришкой вместе. Вот она штука в чем… То-то Гришка все ермана хвалит… А мне и невдомек… Ах, вы, сволочи… сволочи! Так вы хотите весь… народ российской немцам продать! Слушай, Ванька! – шипя сдавленным голосом, продолжал Кеша. – Энтому не бывать… Понимашь – не 6ы-ы-ы-вать! Таперя я понял Гришкину культизму… нашшот упокойников…

Манусевич пытался возразить Кешке, но тот взволнованным голосом продолжал.

– Слушай, Ванька! Говорю: слушай, Не мешай! – строго крикнул Кеша. – Тебя я понимал так: вор ты, грабитель… под судом состоишь… и давно по тебе тюрьма плачет. Энто ишшо ничего… Сам, брат, блатной был и есть. Сичас тоже на пожарах… што плохо лежит… стяну. Карактер такой. Баб люблю тожа. В тюрьме сидел, все как быть следует… но штоб Расею продавать… такого карактеру у меня нету… Слушай, Ванька! Если я… помощник брантмейстера, пьяница, вор и бабник, так… чувствую и думаю… то как ты полагашь… вся Расея о вас, паскудах, мыслит? А? Любит?.. Абажает?.. Не токма за страх, но и за совесть? Вот тут вам и конец… Никакой ерман нас не спасет… Потому дажи я… и с теми… которые… ревлюцыя. А Гришку… Сухостоя подлого… вбить… надо… правильно-о-о… – тихо закончил Кеша и из глаз покатились слезы, расползаясь по пьяному лицу.

Манусевич старался его успокоить, но Кеша мрачно посмотрел на него, отстранил от себя рукой и погрузился в тяжелую думу.

Сцена эта прошла незамеченной. Только Манусевич в памятной книжке что-то записал.

А Гришка плясал, подходил к столу, пил шампанское, обнимал приглашенных им певиц. Те взвизгивали, принимали непристойные позы и просили у всех «на счастье».

Кутеж разгорался в кошмарную оргию.

– Эта история, однако, влетит нам в копеечку, – сказал один из угощавших дельцов.

– Зато дельце какое обделали! – ответил другой и шепнул на ухо.

– Надо сейчас же послать телеграмму в Копенгаген. Время не терпит.

Кешка вдруг поднялся во весь рост и, дико вращая глазами, зычно крикнул:

– Сарынь на кичку! Сволочи! Народ идет!

– Это уж совсем неостроумно, – сказал кто-то.

И стали расходиться.

Накануне

Осенью прошлого года, в связи с назначением Протопопова мин. вн. д., в русском обществе и с трибуны Государственной думы заговорили упорно о «темных силах», во главе которых стоял Григорий Распутин, причастный к немецкому шпионажу. О6 отношениях его к «царице Саше», как он ее называл, определенно говорили даже великие князья. Да и сам Распутин их не скрывал в кругу своих друзей, рассказывая разные подробности своих посещений царскосельского дворца.

Из сознания ли опасности, угрожающей династии, из чувства ли материнства, но первым лицом за последние полгода, обратившим внимание Николая II на растущее недовольство в связи с ролью Распутина, была Мария Федоровна. Содержание разговора сына с матерью, происходившего в октябре месяце в Киеве, точно неизвестно даже членам семьи.

1 ноября имел с Николаем II продолжительную беседу по тому же поводу в. к. Николай Михайлович. Он явился во дворец с написанным им письмом, которое вслух прочел государю. Оно касалось не только Распутина, широко охватывая собой все вопросы, относившиеся к управлению страной, и намечало путь, по которому должен идти монарх. Резкое и обличительное, оно, по словам самого автора, могло задеть Николая II как мужа. Но царь не возражал и, взяв письмо, потом прочел его Александре Федоровне. Когда он дошел до того места, где говорилось о царице, она с яростью выхватила письмо из рук супруга и разорвала его в клочки.

Между прочим, когда речь зашла о Протопопове, Николай Михайлович сказал:

– Знаешь ли ты, что Протопопова тебе подсунули? У Бадмаева его познакомили с Распутиным.

– Я это знаю, – заметил царь.

– И ты это находишь нормальным! – изумленно воскликнул в. к. Николай Михайлович.

Царь промолчал.

Несмотря на резкость обличительных слов в. к. Николая Михайловича, царь с ним был очень любезен и, по обыкновению, отмалчивался.

– Эта манера отмалчиваться, – рассказывал великий князь, – прямо-таки отнимала всякую охоту говорить с ним о чем-нибудь. И тут еще эта любезность, ни на минуту не покидавшая его. Он положительно charmeur? Я даже как-то сказал ему, что этим он напоминает мне Александра I… Во время разговора с ним, когда я бросал одну резкость за другой, у меня несколько раз потухала папироса. Царь любезно подавал мне спички, и я даже забывал поблагодарить его, так я волновался.

Судьба династии и тревога за Россию, толкаемую в пропасть бывшими царем и царицей под влиянием разных авантюристов, заботила великих князей все более и более. По собственной инициативе приезжала в Царское Село великая княгиня Виктория Федоровна. Когда она заговорила о непопулярности царицы, Николай II, прервав ее, сказал:

– Какое отношение к политике имеет Alice? Она сестра милосердия – и больше ничего. А на счет непопулярности – это неверно.

И он показал целую кипу благодарственных писем от солдат. Читавшие, однако, эти послания из лазаретов утверждают, что все они сфабрикованы чуть ли не по одному образцу.

В них нет того, что так характерно для солдатских писем.

Виктория Федоровна осветила положение страны и даже назвала имена лиц, достойных быть ответственными министрами. Называла нынешнего премьера князя Львова, бывшего обер-прокурора синода Самарина, бывшего министра иностранных дел Покровского, Кривошеина.

Александру Федоровну возмутили слова Виктории Федоровны.

– Эти – враги династии. Кто против нас? Петроград, кучка аристократов, играющих в бридж и ничего не понимающих. Я двадцать два года сижу на троне, знаю Россию, объездила ее всю и знаю, что народ любит нашу семью.

Оба Романовы были в слепом неведении. Им казалось, что произвол в течение 22 лет должен был вызвать к ним любовь народа. Они были слепы и преступны, и Распутин продолжал быть хозяином судьбы России. Но расплата с ним была уже не за горами.

Князь Юсупов так передает о времени, предшествовавшем убийству Распутина:

– Я далеко стоял от двора, но уже давно предвидел, что он катится по наклонной плоскости. Большинство князей открыто возмущались политикой Николая, от которой он был слишком далек.

Вся сила находилась в руках Александры Федоровны и ее ярых сторонников. Я назову это просто манией величия. Государыня вообразила, что она вторая Екатерина Великая, что от нее зависит спасение и переустройство России. Ее приближенные, в лице Вырубовой, Протопопова и Гришки Распутина, только разжигали эту манию величия, создавали запутанное положение, из которого не было никакого выхода.

Протопопов уверял государыню и государя, что он довольно легко расправится с «бунтарями». Воейков вел тоже свою политику. С этого дня началась так называемая придворная пляска. В ней огромную роль играл Распутин, о котором я без омерзения не могу вспомнить.

Его влияние при дворе объясняют различно, но, на мой взгляд, это был хитрый мужик, обладавший силой гипноза. Я знал людей с сильной волей, но и те подпадали под его влияние.

Первое время я не верил, что какой-то Распутин может назначать и смещать министров и творить свое растлевающее влияние. Но вскоре я узнал горькую истину. Все усилия стоявших далеко от двора, где психоз стал какой-то эпидемией, разбивались в Царском Селе и не шли дальше обычных переговоров.

Все, как один человек, говорили, что придворная партия с Александрой Федоровной доведут Россию или до гибели, или до полной анархии. Но они не вняли ни голосу своих близких, ни представителей народа. И с каждым часом близился роковой момент развязки.

Николай Александрович за последний год окончательно потерял волю и всецело подпал под влияние Александры и ее друзей. Я помню, моя мать, предвидя грозный час, решилась на отчаянный шаг. Она пошла к государыне и высказала ей всю правду, предостерегая ее от печальных последствий.

Она пыталась уговорить государыню, чтобы последняя не препятствовала созданию новых реформ и ответственного министерства, что в этом и есть единственное спасение их дома, и пр. Александра не возражала, а молча слушала мою мать. Под конец разговора она согласилась с доводами моей матери и сказала, что подумает.

Прошло несколько дней, и я узнал, что при дворе ходят неприятные слухи против моей матери, что государыня очень недовольна ею. Таких попыток было несколько, но все они не увенчались успехом. Государыня была нема ко всем мольбам. Обращаться же к государю было лишней тратой времени.

Крупную роль играл при дворе друг Распутина, доктор Бадмаев. При дворе ходило много разных противоречивых слухов, так что трудно было добраться до настоящей истины. Одно я могу сказать, что Николая Александровича поили разными снадобьями, составленными тибетским светилой. В этом близкое участие принимал и Распутин. За последнее время государя довели почти до полного сумасшествия и его воля совершенно исчезла. Во всех своих государственных делах он исключительно советовался с Александрой, которая вела его к пропасти.