Голубые солдаты - Петр Игнатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что поделать? — пожал я плечами. — Одежда соответствует документу.
Калошин взглянул на мой паспорт.
— Вы ошибаетесь. Вам нужно было одеваться под рабочего, а не крестьянина. Ведь в сельской местности паспорта не выдаются. Вам просто повезло, что вы не нарвались на опытного полицая при проверке бумаг.
Я сообщил, что, к счастью, все обошлось без каких-либо проверок…
У Калошина я пробыл немногим больше часа. Он ознакомил меня с порядком, установленным военной администрацией интересовавшего нас завода при приеме на работу советских граждан. Каждый проверялся самым тщательным образом и в большинстве случаев с запросом по месту довоенного жительства, если эта местность находилась на оккупированной немцами территории.
— Фотографии для паспортов принесли? — спросил он.
Я передал ему снимки, заготовленные за два дня до вылета с Большой земли. Эти снимки были сделаны в особом отделе школы. И я, и мои друзья фотографировались специально для этого случая в гражданской одежде.
Калошин просмотрел их и удовлетворенно кивнул головой.
— Подойдут.
— Когда будут готовы документы? — поинтересовался я.
Калошин пожал плечами.
— Ничего определенного не могу сказать. Зайдите ко мне послезавтра примерно в это же время. А пока старайтесь не показываться на улицах во избежание неприятностей. На всякий случай сообщите мне ваши адреса. Если придется изменить явку или возникнут какие-либо осложнения, мы заранее предупредим вас об этом.
Из объемистого портфеля, лежавшего на стуле, он извлек папки с заполненными и пустыми бланками торговой фирмы купца Жигарева, затем, порывшись на дне портфеля, протянул мне тоненький узкий пакет.
— Здесь биографии людей, на имя которых будут оформлены для вас паспорта и пропуска. В частности, вы, Валентин Петрович, станете на время Константином Ефремовичем Харитоненко. Был такой дальний родственник известного на Украине сахарозаводчика. Сейчас он отбывает наказание где-то в Якутии. Остальные эвакуировались до прихода немцев и работают на Урале. Девушка служит санитаркой в одном из медсанбатов на северо-западном фронте. Надеюсь, вам понятно, насколько важно досконально изучить биографии тех лиц, за которых вы будете себя выдавать в Броварах. И уж, конечно, инженеру Харитоненко никак не подходит ваш нынешний наряд.
— И остальные одеты не лучше, — заметил я.
— Одежда найдется для всех, — сказал Калошин. — Адреса броварских явок и пароли я сообщу вам при следующей встрече. А сейчас мы распростимся. Я вызову швейцара, чтобы он вывел вас черным ходом. Пользуйтесь этим путем и послезавтра. — Он улыбнулся. — Через парадный ход кафешантана я выпущу вас только тогда, когда у вас на руках будет паспорт Константина Ефремовича Харитоненко и когда вы примете надлежащий вид…
Не без опаски добирался я до своей квартиры. Мне казалось, что все встречные слишком подозрительно поглядывают на мой наряд и на мои сапожищи, будто догадываясь, что паспорт, лежавший в моем кармане, оформлен неправильно.
Рязанов уже ждал меня на квартире. Через него я переправил для изучения биографии Колесову, Бодюкову и Гале и поставил их в известность о разговоре с Калошиным.
В тот же день хозяин квартиры раздобыл для меня стеганку, кепку и черную спецовку.
Весь следующий день я не показывался на улице. От Калошина никаких дурных вестей не поступало, и, проведя довольно беспокойно ночь, я в восьмом часу утра снова направился в гостиницу.
Паспорта и пропуска были уже готовы. Калошин припас для меня приличный костюм, в который я переоделся там же, у него в номере.
— Не забудьте заглянуть в парикмахерскую, — напомнил Калошин и, поправив на мне черный в белую полоску галстук, сказал весело:
— С вас причитается, господин Харитоненко. — Он достал из шкафчика бутылку вина. — Выпьем по этому поводу. За ваш счет, конечно!
— Рассчитаюсь из первого же жалованья! — пообещал я. — Лишь бы только попасть на завод.
— Не сомневайтесь, попадете! — сказал Калошин, разливая вино в стаканы. — Кого-кого, а Харитоненко немцы возьмут. Он же ненавидит все советское, предан душой и телом новому режиму, бежал с большевистской каторги… — Подняв свой стакан, Калошин промолвил с учтивым поклоном: — Желаю вам успеха, дорогой мой друг Константин Ефремович!
— Благодарю вас, — в тон ему ответил я. — Можете считать меня своим неоплатным должником, господин коммивояжер.
Осушив стаканы, мы вернулись к деловому разговору.
Калошин сообщил мне уточненные адреса явок, пароли и фамилии лиц, с которыми группе предстояло держать связь в Броварах.
Из гостиницы я вышел на этот раз через парадный ход. В вестибюле находилось несколько человек: то ли приезжие, ожидавшие номерного, то ли работники гостиницы. Я прошел мимо них с независимым видом и сунул чаевые швейцару, когда он широко распахнул передо мною дверь…
В Броварах нам удалось быстро, без каких-либо осложнений связаться с подпольщиками. Встретили они нас поначалу несколько настороженно, но после двух обстоятельных бесед со мной лед недоверия окончательно растаял, и я заручился надежной поддержкой со стороны этих мужественных советских патриотов. Три дня ушло на сбор подробнейшей информации о заводе, о его администрации и на знакомство с людьми, которые составляли заводскую подпольную ячейку, то есть с теми, кто должен был оказывать нам непосредственную помощь при подготовке диверсии.
И вот наконец настал тот час, когда я явился в контору завода и предложил свои услуги в качестве инженера-механика. Меня принял главный инженер Вайсберг — тучный, плешивый немец, отлично владевший русским языком.
Познакомившись с моими документами и внимательно выслушав мой рассказ о мытарствах Харитоненко при Советской власти, он спросил:
— Как же это вам удалось бежать из Сибири?
Я начал сочинять историю о восстании заключенных в лагере и о том, как мне пришлось больше трех недель пробираться через тайгу к ближайшему населенному пункту и как там такие же беглые помогли мне запастись фальшивыми документами и попасть в воинском эшелоне в Москву.
— Значит, и там, в Сибири, большевистский режим уже трещит по швам? — злорадно усмехнулся Вайсберг и, предложив мне сигару, промолвил покровительственным тоном: — Ничего, господин Харитоненко, мы скоро наведем порядок в России и навсегда покончим с коммунистической заразой. — И вдруг его зеленоватые глаза снова недоверчиво сощурились: — А здесь, на Украине, как вы очутились?
— О, это уже не представляло особой сложности, — сказал я без запинки. — Вступил добровольцем в Красную Армию, где сейчас творится сущая чехарда, и в первом же бою, когда красные бросились наутек, я отсиделся в хлеву у одного бывшего кулака.
— Попали к нам в плен?
— Нет, откровенно говоря, струсил сдаваться. Форма-то у меня была красноармейская. Побоялся, как бы ваши солдаты не прикончили меня.
— И что же дальше?
— А дальше обманул мужиков из большевистских прихвостней. Попросил их достать мне гражданскую одежду, чтобы, дескать, удобнее было перебраться к «своим», за линию фронта, а сам махнул в Черниговскую область родственников разыскивать.
— Нашли кого-нибудь?
— Увы, никого. Все были репрессированы еще задолго до войны.
Вайсберг повертел в руках мой паспорт.
— Время такое, Константин Ефремович, что приходится во многом сомневаться. Поэтому не обижайтесь на учиненный мною допрос. Меня тоже допрашивали. Ведь я бежал из Каунаса. В день объявления войны без документов, среди ночи, чуть ли не в том, в чем мать родила. А теперь, как видите, я главный инженер военного завода.
— Вам проще, — вздохнул я. — Вы немец, владеете немецким языком, а я украинец, притом, по сути дела, бездомный. Бог знает, удастся ли мне войти в наследство моих предков!
— Украина уже наша, — сказал Вайсберг. — А раз так, то вы со временем получите свое. Ручаюсь вам в этом именем нашего фюрера и скорой победой его армии.
— Но покажу меня нет и гроша ломаного за душой, — заметил я.
Вайсберг задумался, потер рукой мясистый подбородок. «Неужели откажет?» — подумал я с беспокойством и усомнился в правильности действий Калошина, решившего выдать меня за Харитоненко.
— На заводе есть хорошая вакансия, — заговорил наконец Вайсберг, — должность главного механика, но я пока не предлагаю ее вам. Хочу прежде увидеть, что вы умеете. Поэтому на первое время оформлю вас сменным механиком заводской электростанции, а там будет видно. Как вы смотрите на это?
Я поднялся со стула.
— Искренне благодарю вас, господин Вайсберг. Это большое счастье работать с таким чутким человеком, как вы. Меня устраивает любая должность, и я постараюсь оправдать ваше доверие.
Лесть подействовала на главного инженера. Милостиво улыбнувшись, он написал что-то по-немецки на листке настольного календаря, затем взглянул на меня.