Волчок - Михаил Ефимович Нисенбаум

бурно размахивая руками. Я немного волновался: сейчас мы увидим поместье Эмпатико, волшебные сооружения и, может быть, даже сможем их опробовать.

– Где этот Пит? – Варвара вертела головой по сторонам. – Кто скрасит мое существование?

Где-то внизу, за оливковой рощицей, продолжал тарахтеть трактор. На горной вилле этот звук казался неуместным, как прораб в «Жизели». Впрочем, разные случаются постановки. Безлиственные оливы хватались узловатыми ветками за воздух. Наконец, вынырнув из-под земли, появился Вадим Маркович. Мы двинулись по зигзагу дорожки, посыпанной щебнем, и вскоре вышли из рощи на свет.

Так я впервые увидел Эмпатико. Если смотреть сверху, мы медленно катились на дно ложбины между холмами. Позади на полпути к вершине теснились главный дом и коттеджи, огромный нелепый тент рядом с террасой, гамак между двух белых столбов, казавшийся отсюда маленьким, как сеточка для волос. Хотелось мысленно убрать со склона все, кроме главного дома: коттеджи, тенты, гамаки, гараж и джип рядом с ним – все это было на холме лишним, чужим. Лучше бы вместо машины паслись лошадь или пара овец.

Склон стекал в ложбину складками волн, так что картина открывалась не сразу. Чаша кое-где заросла лесом, и сейчас волшебным казался не вчерашний холм, а другой, высившийся поодаль и кудрявящийся на макушке виноградником. По пути нам попался дуб, под которым стояла пустая скамья, казалось, созданная для брошенного любовника, для одинокого поэта или для вдовы в черном платье и в чепце того же цвета.

Крэм, из-под ног которого то и дело брызгала белая щебенка, рассказывал, как купил заброшенное поместье, где кроме дома да сарая для коров ничего не было; как расчищал склоны и овраг от зарослей терновника и ежевики, как в самой глубокой части оврага нашли пещеру. Не то чтобы большую пещеру, а нишу в скале. Внутри этой ниши – родник, который иногда начинает бить, словно небольшой фонтан.

Заслушавшись, мы перевалили через очередную складку. Святой Франциск, что же мы увидели? Весь прекрасный склон был изрыт колеями от огромных колес, точно здесь шло танковое сражение. Посреди поля торчали три чахлых деревца, которые Вадим Маркович назвал гранатовым садом. За гранатовыми деревьями трудились пять рабочих в оранжевых жилетах. Маленький красный трактор копошился по краю поля, вспарывая дерн блестящим ковшом.

– А там будет топ Лавандовая Галактика, – продолжал профессор.

Действительно, часть борозд на развороченном поле образовывала нечто вроде спирали. «Ничего, ведь и на месте Кельнского собора когда-то была яма», – подумал я. Мы развернулись и пошли в сторону мраморных сооружений, белевших на нижнем краю склона. Это оказались три пары мраморных скамей, намертво вмонтированных в бетонную площадку, украшенную местным камнем.

– Это Симпосий. Здесь гости будут беседовать, как участники древнегреческого пира. Уже заказаны особые подстилки, чтобы лежащим не было холодно на камне.

Скамьи стояли друг от друга на изрядном расстоянии. Для общего пира гостям пришлось бы перекрикиваться. Или пировать попарно.

Из оврага выскочил какой-то грязно-белый предмет и полетел прямо на нас.

– Пит, друг мой! Какая прелесть! – вскричала Варвара навстречу подбегающему псу, который увернулся от ее объятий и рванул ко мне, хотя я не кричал и даже не думал, что он прелесть. Это был небольшой пес цвета крем-брюле, упавшего в лужу, он дышал часто и чрезвычайно жизнерадостно. Варвара воспряла, обретя смысл жизни прямо у меня на глазах. Однако Пит притворился, что не расслышал признаний в любви, и понесся в сторону коттеджей. Варю побег Пита не огорчил: рано или поздно любви сдаются все.

Недалеко от Симпосия на каменной площадке стоял массивный дубовый стол, который профессор назвал «сказочной таверной». В ста метрах от дубового стола торчал еще один, мраморный, окруженный каменными блоками. Вадим Маркович сказал, что это топ «Круглый стол рыцарей». Никаких замечаний к Круглому столу рыцарей не было: он действительно был кругл и являлся несомненным столом.

Профессор говорил о топах с таким убеждением, за которым наверняка стояло какое-то знание. Профессор мудрец, богач, он знает что-то такое, чего не знаем мы. Мы приблизились к оврагу, и тут Вадим Маркович показал нам очередной топ – Поляну для ползания. Это была прелестная лужайка размером с боксерский ринг.

– Здесь отказываемся от привычек взрослого прямоходящего городского жителя. Ползаем в траве, как маленькие дети, вдыхаем запахи земли, травы, цветов…

Сейчас Поляна для ползания пожухла, но представить ее цветущей несложно. В середине лужайки круглились три маленьких холмика, которые я изо всех сил пытался не трактовать. Собрав в кулак всю силу воли, я отгонял мысль о ползающих банкирах, главных бухгалтерах и директорах по развитию, особенно о представителях крупного бизнеса. Тем временем Варвара Ярутич произвела широкий жест: с женственной грацией уронила себя в жухлую траву, как была в мамином пончо и высокой каракулевой шапке. Мягко грянувшись оземь, она принялась грести руками и ногами, точно плыла на спине. Лицо Варвары приняло выражение мечтательно-залихватское: знай наших, простой человек. В смущении глянув на Крэма, я обнаружил, что профессор доволен и глядит на Варвару с нескрываемым одобрением. Ведь она поверила ему и не чинясь согласилась с правилами игры.

Сырой воздух крепко пах ореховой прохладой. После Варвариной эскапады Вадим стал обращаться в первую очередь к Варваре, и я подумал, что, падая в траву, моя возлюбленная, пожалуй, взлетела на высоту главного художника Эмпатико. Варвара тоже чувствовала окрыленность и на все слова Крэма величаво кивала.

10

Мы вернулись часа через два, но казалось, что гуляние длилось два месяца без перерыва. В коттедже было темно, пришлось включить верхний свет. Варя заперлась в ванной, а я сел на край постели и глядел через стекло на доски террасы. Вокруг высятся горы Умбрии, нас принимает гостеприимный хозяин, и другие гости – прекрасные люди, рядом со мной женщина, любящая и любимая мной. Отчего так хочется потихоньку выйти из дому, добраться до шоссе и с первой же машиной уехать в Перуджу, в Рим, в Москву, подальше от поместья, куда я так рвался?

Я втянул ноздрями запах недавно выкрашенных стен, сделал несколько шагов по комнате, постучал костяшками пальцев по столу. Конечно, дело именно в этом. Дело в моей работе. Мне нужно описать платье голого короля. То, во что трудно – да что там! – невозможно поверить. Нужно описать волшебство, которого нет. Точнее, которое находится в чем угодно, только не в том, что необходимо описывать. Круглый стол – всего лишь круглый стол. Камни на нем не претворятся в хлебы, вода – в вино. Что с нами будет? Ведь стоит мне уволиться, все надежды Варвары тоже пойдут прахом.

– Микелка, ты что, опять кручинишься? Да? Да? Ой ты несчастная медвежатина!

От насмешливого Варвариного голоса в комнате стало светло.

11

– Завтра уезжают Виноградские, жалко, но у них заказ в Греции, – весело сообщил Крэм.

– Нет! Это немыслимо! – простонала Варвара. – С кем же