Клуб бездомных мечтателей - Лиз Мюррей

«Что это такое? Ты что тут делаешь? Это тебе не приют! А ну, убирайся!»

Я по сей день не знаю, как Брик узнал, где прячется в квартире Сэм. Может быть, мы раскрыли себя полуночным смехом и разговорами? Может быть, нас выдала Лиза? Мы часто будили ее своими беседами, а я в конце концов, отказалась стирать ее белье за то, чтобы она нас не выдавала. Может быть, Лиза рассказала о нас Брику из зависти или ненависти? Как он узнал о Сэм?

«Это мой дом!» – орал Брик. Он сорвал покрывало, которым я застилала кровать, в его руке дымилась сигарета, а плотное тело нависало над нами, как скала. Разбрызгивая кругом слюни, своими криками он испугал нас до полусмерти.

Сэм сжалась в комок, я инстинктивно приподнялась, чтобы загородить ее от Брика. Было три часа ночи.

«Продолжай в том же духе, и ты сама вылетишь отсюда!» – угрожающе сказал Брик, глядя мне прямо в глаза. Он вышел из комнаты, оставив за собой след едкого дыма, и громко хлопнул дверью. Я услышала, что он включил свет в спальне и начал громко жаловаться на мое поведение маме.

Если бы не письма из социальной службы, я бы, наверное, более трезво взвесила последствия решения, которое тогда приняла. Тем не менее не буду утверждать, что мое решение было спонтанным. Я уже давно, задолго до того, как Брик застукал Сэм, подумывала, что пора покинуть его квартиру и начать жить на улице.

Позже мы с Сэм пришли к выводу, что нам в некотором роде повезло – по крайней мере, Карлос в ту ночь не ночевал в квартире. Иногда и он оставался у меня. Я даже и думать боюсь, какие последствия могло бы иметь столкновение Карлоса с Бриком.

Иногда даже не верится, что я умудрялась прятать Сэм более года. Я делилась с ней едой, накрывала моим одеялом и позволяла выйти из укрытия через десять минут после ухода Брика на работу. Я думаю, что начала сильно рисковать тогда, когда разрешила Карлосу время от времени ночевать в квартире. Дело в том, что его выгнали из дома его приятеля, а он был мне слишком дорог, и я не хотела его потерять.

«Скоро все изменится, – говорил Карлос. – Как только я получу наследство, все будет совсем по-другому».

Он рассказывал нам о жизни, в которой мы сами будем решать, что нам делать, у нас будет своя квартира, и никто не сможет нас обидеть. Мы мечтали, как заживем, решали, какого цвета будет наш ковер и что нашу будущую собаку будут звать Кейти. Мы даже условились, что пойдем в торговый центр и сделаем там «китчовую» фотографию нас троих, которая будет изображать идиллию семейного счастья. Мы не хотели, чтобы Карлос спал на улице, поэтому он довольно часто ночевал в квартире Брика.

Когда Карлос оставался на ночь, он не прятался под моей кроватью. Ночью мы выходили на лестничную площадку и поднимались на последний этаж дома. Там мы вили «гнездо» из одеял, брали с собой бутерброды с арахисовым маслом и книжки. На лестнице на верхнем этаже дома мы провели много ночей. Мы спали, как ленивые щенята, практически друг на друге, дышали в унисон и согревали друг друга. Но однажды ночью Сэм пописала на лестничной площадке этажом ниже, управляющий дома понял, что ночью на лестнице кто-то ночует, и мы были вынуждены затаиться.

Однако у нас было много друзей, у которых мы могли переночевать. Мы приходили к Бобби после того, как его мать ложилась спать. Втроем мы спали на диване Бобби, вдоволь насмотревшись кино и наевшись чипсов. В квартире Фифа мы спали на подушках от дивана, а его хорек, которого он на ночь выпускал погулять, копался в многочисленных мусорных мешках.

После того как Брик вышел, в комнате повисло молчание.

– Сейчас соберу свои вещи, – сказала Сэм и начала быстро складывать их в сумку.

Пока Сэм собиралась, а Брик кричал в соседней комнате, я напряженно думала. Всю свою жизнь я отвечала за свои поступки и сама о себе заботилась. Что принципиально изменится, если я сейчас уйду из дома? Что, в конечном счете, заставляет меня здесь оставаться? Я никогда не считала эту квартиру своим домом. Я вспомнила письмо из социальной службы, в котором говорилось о возможности моего возвращения в приют.

От мысли о приюте Святой Анны кровь ударила мне в голову. Если я сейчас останусь, как скоро за мной придут и заберут? Мне надо было принимать решение. Уж лучше перебиваться самой, чем возвращаться туда, где тебя за человека не считают. Я умела выживать, значит, я могу уйти из квартиры и выжить.

Мне не хотелось отпускать Сэм. Карлос умел выживать, он может поделиться своим опытом и научить нас. И самое главное, мы будем вместе. Я поняла, что мой этап жизни в квартире Брика подошел к концу. Настала пора уходить.

– Сэм, подожди, – сказала я. Сэм застегивала свой рюкзак, в котором у нее лежали дневник, нижнее белье и одежда. – Я с тобой. Подожди, я быстро.

Она посмотрела на меня, и в ее глазах были слезы.

В кладовке я начала ломать голову, думая о том, что мне с собой взять. Если я оставлю свой дневник, то могу взять чуть больше одежды. Если я возьму меньше одежды, то смогу захватить фотоальбом, расческу и кроссовки. Я знала, что все то, что оставлю, вряд ли когда-нибудь еще увижу. Я заплакала от того, что мне было сложно определиться, и от того, что в соседней комнате Брик громко кричал на маму. Как я могу ее оставить? Но, с другой стороны, как я могу жить здесь дальше? Я горько плакала, засовывая одежду, зубную щетку и носки в сумку.

– Давай уйдем до того, как он снова вернется. У меня нет никакого желания его видеть, – сказала Сэм и нервно показала пальцем на дверь спальни.

– Хорошо-хорошо, сейчас, еще одна вещь, – ответила я и принесла в кладовку стул, чтобы достать до верхней полки, где у меня была спрятана мамина монетка из «Анонимных наркоманов» и ее черно-белая фотография тех времен, когда она подростком жила на улице. Я открыла свой дневник и положила фотографию между страницами. – Вот сейчас можно идти, – сказала я.

VII. Переламывая ночь

Мошолу-парк – это длинная лесополоса, со скамейками и фонарными столбами, в районе бульвара Бедфорд-парк. В центре парка находится большая поляна. На этой поляне мы с Сэм легли на наши фланелевые рубашки и прижались друг к другу, чтобы было теплее. Мы слушали, как шелестят листья на деревьях и как вдали проезжают редкие автомобили.

– Интересно, куда люди едут в такую рань? – громко спросила Сэм.

– В такую рань… люди, наверное, едут домой.

Мы ощущали насыщенный запах земли. Все казалось плоским и нереальным: высокие дома с горящими окнами, фонарные столбы, загнутые, как шеи лебедей, Нью-Йоркский ботанический сад вдалеке. Над нами пролетел самолет.

– Полетели! – закричала я громко в небо, и ночь поглотила мои слова, как черная дыра.

– Ого-го! – закричала Сэм.

Рев моторов самолета показался почему-то смешным.

– Странно, кто из нас на земле: они или мы? – рассмеялась я.

– Ты уверена, что мы не упадем? – спросила Сэм и сделала испуганное лицо.

– Надо пристегнуться, – закричала я и закутала голову рубашкой. Мы громко рассмеялись.

Когда мы проснулись, солнце пригрело мои ноги под черной юбкой. Я подняла голову и осмотрелась. Только-только рассвело, и поблизости от нас несколько женщин в летах, азиатского происхождения, синхронно водили в воздухе руками. Сэм прикрыла ладонью от солнца глаза и удивленно спросила:

– Черт возьми, чем это они занимаются?

– Доброе утро, – ответила я и вынула несколько листиков из ее волос. – Кажется, это называется тай-чи.

Мы долго сидели и смотрели на женщин. Солнце вставало и золотило крыши домов, птицы пели и прыгали по деревьям.

– Что ж, мы убежали, – сказала наконец я.

– Ага, – отозвалась Сэм. – Остается надеяться, что наша жизнь не окажется тяжелее, чем мы предполагали.

– Понятия не имею, как у нас все сложится, – ответила я.

Мы спрятались за припаркованными автомобилями напротив входа в дом Бобби и ждали, когда его мама Паула уйдет на работу.

– Мне кажется, она выходит сразу после семи, – сказала Сэм. – Надо подождать.

Время от времени дверь подъезда открывалась, и из нее на свежий утренний воздух выходили люди. У женщин были аккуратные прически и застегнутые на все пуговицы блузки пастельных цветов, черные штаны и цокающие высокие каблуки. Выходили родители и вели за руку детей в школу или в детский сад. Мужчины появлялись в застегнутых наглухо рубашках, галстуках и с массивными часами, через плечо они несли сумки.

Это были офисные работники, сотрудники магазинов, ресторанов. Гладко выбритые, хорошо вымытые, с плеерами в ушах. Толпы шли в сторону метро. Это была совсем другая публика. На Юниверсити-авеню ранним утром можно было встретить больше наркоманов и алкоголиков, которые не торопятся заканчивать длинную ночь, чем тех, кто спешит на работу.