Иванов, Петров, Сидоров - Сергей Гужвин

— Пойдём на берег, не могу я сейчас видеть счастливые лица.

Они пересекли лужайку, прошли по извилистой тропинке через заросли роз, и спустились с невысокого берега. Прибой ласково лизал камни, и они медленно пошли вдоль берега по галечнику. Николай с Георгием долго ходили по берегу и разговаривали, согласитесь, было о чём. Совсем близко от берега в сторону Севастополя прошла белоснежная парусная яхта, расцвеченная флагами. Николай присмотрелся и прочел название: "Форос".

Братья поднялись по крутому склону, и подошли к дворцу с другой стороны.

В Ай-Тодор, на раскопки, они отправились верхом. Александр Михайлович был сыном Михаила Николаевича, родного брата Александра II Освободителя, и приходился цесаревичу двоюродным дядей, хотя и был с ним почти одного возраста. Сандро, как его называли все близкие, был женат на родной сестре Николая, Ксении. Проживали они недалеко от Ливадии, в одном из сдаваемых домов. Тогда такие минидворцы еще не называли коттеджами, но строили и сдавали желающим уже вовсю.

Недалеко от маяка братья увидели несколько человек крымских татар-землекопов, и среди них Ксению и Сандро. Они производили раскопки, и за несколько летних месяцев нашли около 60 древнегреческих монет.

Ксения, увидав братьев, замахала им рукой. Приблизившись, поздоровались.

— Сандро, ты мне нужен по очень важному делу, — сказал Николай, — отпусти людей и поехали. Прости, Ксюша, тебя куда проводить, домой или к нам?

— Лучше к папa поеду, дома одной скучно, — ответила Ксения, не сводя взгляда с Георгия.

Когда вернулись в Ливадию, Ксения пошла в Большой дворец, а мужчины отправились в Малый, и заперлись в комнате Николая.

В течение часа братья рассказывали Сандро обо всём, что с ними приключилось. Потом пошла демонстрация аппаратуры. Самое большое впечатление на Сандро произвел расстрел царской семьи. Было видно, как он наливается яростью.

После того, как красноречие Николая и Георгия иссякло, Сандро решительно сказал: — Давайте наушник, я готов!

И стало их трое.

— Пойдёмте, — сказал Николай, когда Сандро перестал мотать головой, и его взгляд принял осмысленное выражение, — надо посмотреть, как движется работа. И Сандро прогулка не повредит.

У входа в подвал стояли вооружённые солдаты, прибыл караул.

Из подвала доносился грохот железа. Работы заканчивались. Две железные двери выглядели внушительно. Матросы вставляли в двери замки, и заклёпывали их здоровенными молотами.

Николай поблагодарил их, и дал каждому серебряный рубль. Матросы сказали хором: "Премного благодарны", и поднялись из подвала.

Оставшись вдвоём с кондуктором, Николай спросил его, где ключи и забрал их. Потом не стал мелочиться, и дал исполнительному унтеру десять рублей. Все были довольны. Затем Николай поднялся наверх, и сдал бункер под охрану караулу.

Можно было начинать работать.

Пришли из дворца и позвали обедать. Приём пищи в 9 часов вечера назывался обедом, и не прийти означало огорчить отца. Братья и Сандро поспешили во дворец.

Отца за столом не было, он принял ванну и уже отдыхал. Сразу после обеда Николай хотел уйти, но местный прихлебатель, поручик Шателен начал расставлять фотографический аппарат на треноге, и пришлось остаться. Пока фотограф возился со своими фотопластинками, сестра Ксения усадила его рядом с собой за фортепиано, и заставила играть в четыре руки. Глядя на счастливое лицо сестры, слыша заразительный смех младшей сестрёнки Оленьки, чувствуя взгляд матери, полный нежности и гордости за него, Николай подумал, что не прав. Ему нужно видеть эти счастливые лица, ему нужно видеть эти родные лица именно счастливыми. Он уже сделал эти лица несчастными один раз. Второго раза он не допустит.

Наконец фотографический монстр был готов, и Шателен начал пыхать магнием.

Когда всё закончилось, Николай пожелал всем спокойной ночи, поцеловал руку мамa, и пошёл к себе. Зайдя в комнату и закрыв дверь на ключ, Николай опустился в кресло перед письменным столом и задумался. Нужно было принимать решение.

Страшное решение, которого он панически боялся. Всё его существо протестовало и противилось ему. Николай понимал, что, так как есть, это путь в бездну. И ему и миллионам людей. Молох революций и войн не пощадит никого. Империя должна избавиться от всего, что тянет её в этот омут. От того, что прямо или косвенно, работает на разрушение Российского государства. Империя должна выжить во вражеском окружении, выстоять в борьбе и победить. Империя должна… Он должен… Потому, что как ни крути, империя – это ОН. И он должен избавиться от всего, что может помешать ему. Он должен избавиться от глупых министров и трусливых генералов, лицемерных священников-ханжей, от бездельников-дворян и ворюг-чиновников. Он должен разбудить Россию, спящую тяжёлым сном, и поднять на поверхность всё умное, талантливое и честное, в котором утонет горластое и жадное дворянство, чьё злобное недовольство кроется в том, что русский император отнял у них крестьян, и прекратил рабство на Руси. Организованный террор против династии и государственных сановников – это месть помещичьих деток, у которых отобрали рабов. Эти недоросли, ни к чему не способные, быстро прокутившие выкупные деньги, ставшие в России "лишними людьми", жгуче ненавидели Россию и российскую власть. А больше всего в жизни они ненавидели русского царя. За то, что он лишил их "обломовщины", потомственной синекуры, когда они могли всю жизнь не делать ничего, а иметь всё.

Николай достал из нагрудного кармана медальон с маленькой фотокарточкой девичьей головки. Его Аликс. Он любил её больше жизни. Он миллион раз представлял, как поведёт её под венец. Ему было плохо без Аликс, он вел с ней бесконечные мысленные разговоры и придумывал, чтобы она ему отвечала. Он просиживал часами на берегу моря, и ждал её писем… Он ждал её 10 лет. Они познакомились, когда ему было 16, а ей всего 12. Все эти 10 лет чувство влюблённости, зародившееся почти в детстве, крепло и выкристаллизовывалось во всеобъемлющее, всепоглощающее чувство преданности, любви и обожания. Нет, конечно, у него были женщины, их ему регулярно подсовывал дядя Сергей, московский градоначальник, вот последней была Малечка Кшесинская, заводная штучка. Заводная в прямом смысле, её тридцати двум фуэте на пуантах рукоплескали залы, но после обручения с Аликс, с ней и остальными пассиями было решительно покончено. Малечке папa купил дом, и выплатил сто тысяч наличными, чтобы она успокоилась, и перестала в салонах называть невесту наследника-цесаревича "подлой Алиской".

Что было, то прошло.

И вот, нужно было принимать решение. Расстаться с Аликс. И не просто расстаться, а прервать их счастье самым радикальным, самым изуверским способом.

Всё это время, с момента его копирования, и получения послезнания, Николай мучительно искал выход из безвыходного положения. Он не мог жениться на Аликс, и не мог не жениться.

Не мог жениться, потому, что эта проклятая ведьма, королева Виктория Английская, бабка Аликс, наградила всех своих потомков гемофилией. Женщины этой болезнью не болеют, только являются носительницами болезни, и передают её своим потомкам по мужской линии. Поэтому-то в ТОЙ, первой истории, его сын Алексей болел этой болезнью, и дочерей российского императора никто замуж не брал, боясь, что они будут рожать больных детей.

И не мог на ней, не жениться. Во-первых, они были помолвлены, и расторгнуть помолвку не мог никто. Во-вторых, он её сильно любил…

Николай достал фотографию Аликс с детьми, 1915 года. Эта фотография была передана императору в Могилёвскую ставку, когда он принял на себя Верховное Командование русской армией. Аликс хотела его поддержать, и специально сфотографировалась с детьми, чтобы порадовать его вдали от дома.

Он провёл пальцами по фотографии, по детским лицам, так на него похожим. Ольге 20 лет, почти столько же, сколько Аликс сейчас. А самой Аликс почти столько же, сколько сейчас его мамa.

Николай почувствовал, что у него сейчас разорвётся сердце. Он встал, открыл окно и закурил. За окном шелестела листва сада, издалека слышался шум прибоя. Воздух был напоен ароматом роз и винограда.

Если бы Россию не начали рвать на куски, и извне, и изнутри, можно было бы решить вопрос спокойно, в рабочем порядке. Больной наследник, неспособный принять бразды правления Великой страной не являлся тупиком. Был Георгий, был Михаил. Но в бушующем море бессмысленно менять паруса. Вспомнилось, как бедный, больной мальчик, его сын Алексей, хотел строить корабли…

Внизу, под окном, затопали сапоги. Смена караула. Два часа ночи.

— Не прощу, — сказал в темноту за окном Николай. Перед глазами поплыли лица членов Временного правительства, потом Большевистского…