Сезон Маршей - Дэниел Силва

И вот теперь Миллс бежал через старое кладбище, перепрыгивая через покосившиеся каменные кресты и надгробные плиты. Он приближался к покойницкой, когда вдруг почувствовал острую боль в левой голени. Ноги заплелись, и Эдвард тяжело рухнул на землю. Он попытался встать, но какой-то человек прыгнул ему на спину, дважды ударил в затылок и зажал рот рукой в шерстяной перчатке. Миллс понял, что вот-вот потеряет сознание.

— Только дернись или захрипи, и я всажу тебе пулю в башку, — тихо предупредил незнакомец, и именно спокойный тон голоса убедил Эдварда в том, что слова эти не пустая угроза. Одновременно пришло и осознание того, что все они попали в ловушку. Незнакомец попытался забрать автомат, и Миллс машинально потянул «узи» к себе. В следующую секунду невидимый противник ударил его локтем в затылок, и Эдвард Миллс отрубился.

Алекс Крейг и Ленни Уэст бежали через открытый, заросший травой олений парк к восточному крылу Хартли-Холла. Оба были ветеранами ДСО и много раз работали вместе. Двигались они слаженно и автоматы держали наготове. Крейг и Уэст ступили на гравийную дорожку, когда услышали у себя за спиной мужской голос.

— Стоять. Бросьте оружие и руки на голову!

Они остановились, но автоматы не выпустили.

— Бросьте оружие! Живо! — повторил голос.

Еще в лагере, до начала операции, Алекс и Ленни договорились драться до конца и не сдаваться. Они переглянулись.

— Похоже, нас подставили, — прошептал Крейг. — За Бога и Ольстер, а, Ленни?

Уэст кивнул.

— Я возьму того, что сзади.

— Давай.

Ленни упал на землю, перекатился и открыл огонь, паля в темноту наугад. Алекс хлопнулся на живот и выпустил очередь по восточному крылу. Зазвенело разбитое стекло. В следующую секунду из окна ответил автомат.

Уэст тоже заметил противника, но сделать ничего не успел. Голова его раскололась, брызнув во все стороны смешанной с кусочками мозга кровью.

Крейг не знал, что случилось с напарником, потому что вел огонь по человеку в окне. В какой-то момент он понял, что автомат Уэста молчит. Крейг повернулся и увидел лежащий рядом безголовый труп.

Расстреляв один магазин, он вставил второй, но было уже поздно. Оба стрелка — и тот, что в окне, и другой, в оленьем парке — успели взять его на мушку. Две очереди буквально разорвали Крейга. Пальцы еще рванули курок, но дуло «узи» уже ушло в сторону, и выпущенные им пули смогли лишь разбить великолепные часы на куполе восточного крыла, остановив стрелки на 4:01.

Гэвин Спенсер, бежавший по дорожке к южному крыльцу, услышал интенсивную стрельбу в оленьем парке. Повернуть назад и укрыться в Северном лесу? Он не понимал, что случилось. Не знал ситуации. Где его люди? Успели они проникнуть в особняк или охрана остановила их раньше?

Спенсер остановился, не зная, что делать. Сердце колотилось. Легкие горели. Он прислушался, но перестрелка прекратилась — только ветер и шум дождя. Спенсер опять побежал. Миновав резные колонны, взлетел по ступенькам крыльца и прислонился к двери.

Было тихо. Никто не стрелял. Дверь не открывалась. Спенсер отступил на пару шагов, вскинул автомат и, отвернувшись, чтобы щепки не попали в лицо, выпустил короткую очередь. Ударил в дверь ногой. Дверь открылась. Он вошел в холл и, держа «узи» наизготовку, огляделся.

И в то же мгновение из-за угла появился человек: высокий, широкоплечий, в шлеме… Сомнений не было — спецназовец. Спенсер повернулся и прицелился. Сасовец попытался выстрелить, но его автомат дал осечку. Солдат потянулся за пистолетом — кобура была у него подмышкой, — но Спенсер опередил врага.

Сасовец упал. Спенсер бросился к нему, выхватил из кобуры пистолет, пересек холл и побежал вверх по лестнице.

— База вызывает Альфу пять-три-четыре. База вызывает Альфу пять-три-четыре, — спокойно сказал радиооператор командного центра. — Слышите меня? Повторяю, вы меня слышите?

Он повернулся и посмотрел на Майкла.

— Не отвечает, мистер Осборн. Думаю, кто-то из террористов прорвался в дом.

— Где ближайший сасовец?

— В восточном крыле.

Майкл достал из кармана «браунинг», снял с предохранителя, загнал патрон в ствол.

— Вызывайте его сюда. Быстрее!

Майкл осторожно выскользнул в темный коридор и закрыл за собой дверь. Услышав шаги на лестнице, он пригнулся и поднял пистолет. Ждать пришлось недолго — на верхней площадке появился Спенсер.

— Брось оружие! — крикнул Майкл.

Спенсер повернулся и направил на него автомат. Майкл выстрелил дважды. Первая прошла мимо и угодила в стоящий на площадке бюст. Вторая попала Спенсеру в левое плечо. Он пошатнулся, но не упал и тут же ответил очередью из «узи». Вооруженный лишь пистолетом и оставаясь на виду, Майкл не имел шансов против террориста с автоматом. Он повернул ручку двери и нырнул в комнату.

— Ложись!

Все, кто были в командном центре, включая Грэма Сеймура, упали на пол. В ту же секунду оставшийся в коридоре Спенсер прошил запертую дверь длинной очередью.

Каждая спальня в этом крыле соединялась с соседней комнатой. Майкл пробежал сразу две и оказался в Китайской спальне.

За стеной тяжело, постанывая от боли, дышал Спенсер. Майкл сделал еще два шага и приник к стене рядом с дверью.

Спенсер выпустил короткую очередь и ударом ноги выбил дверь. Едва он переступил порог, как Майкл ударил его в висок рукояткой «браунинга». По коридору уже бежали спецназовцы.

Спенсер устоял на ногах, и Майкл ударил его еще раз.

Спенсер упал, выронив «узи».

Майкл прыгнул на него, схватил одной рукой за горло и ткнул в затылок дулом «браунинга».

— Лежи тихо, — прошипел он.

Спенсер попытался сбросить его, и Майкл вдавил дуло в рану на плече. Террорист взвыл от боли и затих.

В комнату вбежали двое сасовцев. Через несколько секунд подошел Грэм. Майкл сдернул с террориста балаклаву и улыбнулся, узнав лицо.

— Господи, ты только посмотри, кого мы взяли. — Он повернулся к Грэму. — Узнаешь?

— Гэвин, дорогой, — лениво обронил Грэм. — Я так рад, что ты к нам заглянул.

За тем, что происходило у Хартли-Холла Ребекка Уэллс наблюдала из укрытия в Северном лесу. Стрельба стихла, но скоро ночную тишину нарушил далекий вой полицейских сирен. Две первые машины, подлетев, остановились у входа. Чуть позже подъехала пара «скорых».

Группу попала в западню, и это произошло по ее вине.

Ребекка попыталась не поддаваться злости и все обдумать. Похоже, британцы вели их все это время. Агенты были, вероятно, и в лагере. Они следили за ней, когда она проводила рекогносцировку, наблюдала за Хартли-Холлом. Вариантов осталось немного. В лагере, у фургона, ее наверняка ждали. Северный лес тоже не был надежным убежищем.

До рассвета оставалось три часа. Три часа, чтобы убраться отсюда как можно дальше. «Воксхолл» тоже был недосягаем — полиция, начерно, уже ждала ее там.

Оставалось только одно.

Уйти из Норфолка пешком.

Ребекка подняла с земли рюкзак. В нем лежали деньги, карты и «вальтер». В двадцати милях к югу лежал Норвич. К полудню она будет там. Купит одежду, снимет номер в отеле, приведет себя в порядок, перекрасит волосы и изменить внешность. Из Норвича на автобусе можно попасть в Харвич. Это еще дальше к югу. Там большой паромный терминал. Завтра утром она будет в Голландии.

Она достала из рюкзака пистолет, накинула на голову капюшон и быстро зашагала в сторону от леса.

Глава двадцать девятая

МАРТ

Амстердам — Париж

Делярош любил Амстердам, но даже этот город, с его живописными каналами и домами, не мог рассеять туман овладевшей им в ту зиму депрессии. Он снял квартиру с видом на канал, пролегший между Херенграхтом и Сингелом. Комнаты были большие, с высокими сводчатыми потолками, окна выходили на воду, но Делярош поднимал жалюзи тогда, когда брался за работу.

Мебели было мало: мольберты, кровать и большое кресло у окна, в котором он проводил вечера с книгой на колене. В прихожей подпирали стену два велосипеда, итальянский спортивный для долгих прогулок за городом, и немецкий горный — для поездок по мостовым центральной части Амстердама. Велосипеды можно было бы держать и на закрытой стоянке за домом, как это делали остальные жильцы, но в Амстердаме самой большой в мире черный рынок краденых велосипедов, куда тащат даже простенькие односкоростные развалюхи, на которых ездит чуть ли все местное население. Его маунтинбайк не пережил бы и одной ночи.

Самое странное, что более всего его беспокоило новое лицо. В иные дни он по несколько раз заходил в ванную и рассматривал свое отражение в зеркале. Делярош никогда не был тщеславен, но то, что он видел теперь, казалось безобразным и отвратительным, оскорбляло его чувство пропорции и симметрии. Каждый день он делал карандашный набросок лица, словно документируя медленный процесс выздоровления. По ночам, лежа в постели, Делярош ощупывал коллагеновые имплантанты щек.