Каждый час ранит, последний убивает - Карин Жибель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда машина трогается, Тама уже знает, куда ее везут.
Снова в ад.
И тогда она решает, что там ей и самое место.
Ее истинное место именно там.
Межда молча ведет машину, даже не ругается. Она едет сразу на фирму, и Тама всю ночь работает, пока Жаба лежит в кабинете на диване. Тама очень устала, и ей тяжело убирать. В животе у нее пусто, поэтому она роется в ящиках офисных столов в поисках еды, пока не находит шоколадный батончик, который почти проглатывает. Головокружение немного отступает, и она снова принимается за работу.
В четыре утра у Межды звенит будильник. Она спускается на первый этаж за своей рабыней, та как раз заканчивает уборку последнего кабинета.
Они садятся в машину и уезжают. Тама сразу засыпает. Когда машина останавливается, она подскакивает и отстегивает ремень. Они поднимаются в квартиру, и Тама готовится к самому худшему.
Заперев дверь, Межда подходит вплотную к Таме:
– Ты это специально сделала, да, дрянь?
Тама ничего не отвечает. Она и сама не знает. Может быть, и специально.
– А шестьдесят евро в неделю мне кто будет платить, ты?
Снова тишина.
– Нет?! Тогда кому ты нужна?!. Да никому! Ты мне дорого заплатишь, – предупреждает она. – Набери ванну.
Пока Межда раздевается, Тама выполняет приказание. Жаба ложится в ванну, а Тама стоит на коленях у раковины, с руками за головой.
Если это ее единственное наказание, то она легко отделалась.
Глаза слипаются, она оседает на пол от усталости. Но каждый раз, когда она начинает засыпать, Межда ее будит, крича в ухо.
В пять тридцать Межда наконец вылезает из ванны и приказывает, чтобы Тама вымыла за ней. Девушка снова слушается. Когда уборка закончена, Межда требует чая с мятой.
Тама понимает, что этой ночью спать она не будет.
Попивая чай, Межда бросает:
– Я сегодня звонила Изри. Говорит, не зайдет на выходных: он в отъезде.
Это почти неприкрытая угроза…
* * *
После бессонной ночи Межда отвезла меня к Бенхима. Позавтракать она мне не разрешила, поэтому я умираю с голоду. Неожиданно Межда решает остаться со мной. Она разваливается на диване и следит за тем, что я делаю. А значит, прилечь не удастся, даже на полчаса. И из ящиков или из самого холодильника ничего не получится взять.
Я вытираю пыль в гостиной, а Жаба смотрит фильм по телевизору. Вдруг она делает звук тише.
– Твой отец прислал мне сто евро, – заявляет она. – Три дня назад получила…
Сто евро. Для отца это большая сумма. Я закрываю глаза и представляю, скольких усилий ему стоило собрать деньги для этой сволочи.
– Думаю, в долги залез! – ухмыляется она. – И когда узнает грустную новость, то совсем расстроится…
Я хмуро на нее смотрю:
– Какую грустную новость?
– Я ему ответ приготовила, – заявляет она. – Написала, что ты забеременела от какого-то местного проходимца. И что деньги пойдут тебе на аборт.
– Но вы не имеете права говорить ему такие вещи! – ору я.
– Поздно! Я письмо сегодня утром отправила…
Чтобы доказать, что не выдумывает, Межда вытаскивает из сумки два листа бумаги.
– Я тут ксерокс сделала, чтобы тебе было что вспомнить!
Она бросает письмо мне в лицо, я не могу пошевелиться, а Межда цинично ухмыляется.
– Твоего отца удар хватит! А если переживет, то будь уверена, видеть он тебя уже не захочет. Ты для него теперь просто шлюшка, ты даже жить недостойна…
Я приближаюсь к ней, сжав кулаки. Пытаюсь дать ей пощечину, но у меня почти нет сил. Она без труда удерживает мою руку и выкручивает ее. Потом отталкивает так сильно, что я падаю на спину и бьюсь головой о тяжелый деревянный стол. Я лежу на полу, и она ставит ногу мне на лицо, давя всем весом на щеку.
– Заканчивай уборку, отродье. А то я тебя размажу, как кусок дерьма.
Она отпускает меня, и я с трудом поднимаюсь. Сейчас не время начинать борьбу, потому что в любой момент я могу потерять сознание. Я подбираю письмо, кладу в карман блузки и снова принимаюсь за работу. У меня дрожат руки, по пылающим щекам текут слезы.
Когда отец прочтет это письмо, то откажется от меня. Навсегда.
Около полудня Межда делает себе бутерброд, а я продолжаю уборку. Она ест его, стоя передо мной, летят крошки, а ведь я только-только пропылесосила всю квартиру.
Мне кажется, что вечер длится бесконечно. Я едва могу двигаться, ужасно болит спина. Я еле держусь на ногах.
Наконец около семи вечера с работы возвращается мадам Бенхима и дает Межде деньги.
И мы снова едем на фирму, в машине на заднем сиденье я засыпаю.
Короткий перерыв.
Мне нужно убрать примерно тридцать кабинетов. Я по-прежнему ничего не ела и совсем не спала. Спина вот-вот развалится на мелкие кусочки. Руки все в порезах, голова гудит от боли и ненависти.
Несколько раз за ночь я едва не теряю сознание. Но за мной следит злобная Межда. Она оперлась о перила на первом этаже и не пропускает ни одного моего движения. Около двух ночи ноги перестают меня слушаться, и у какой-то двери я соскальзываю на пол. Межда тут же прибегает, хватает меня за волосы и ставит на ноги:
– Так, лентяйка, заканчивай уборку, мне уже спать пора!
Мы уезжаем в четыре тридцать утра. Межда подталкивает меня к машине, потому что идти сама я уже не в состоянии. Как только я сажусь на заднее сиденье, то пристегиваюсь и закрываю глаза. И тотчас же засыпаю.
Шум мотора стихает, я резко открываю глаза и отстегиваюсь. Я нахожусь в полусне и не сразу понимаю, что машина остановилась непонятно где.
– Выходи, – приказывает Межда.
– Но…
– Проваливай! – орет она.
– Где мы?
– Раз ты не способна даже работать, ты мне больше не нужна. Выходи из машины и вали на все четыре стороны.
Я озираюсь и вижу какой-то пустырь, заброшенный завод, остовы машин.
– Давай, брысь отсюда!
Межда выходит, открывает с моей стороны дверь, хватает меня за руку и заставляет выйти из машины. Потом толкает меня вперед.
– Вы же не бросите меня здесь! – говорю я со слезами в голосе.
– Вести себя надо лучше! На панель пойдешь, шлюшка!
Меня пробирает ледяной холод. Начинается паника. Межда садится за руль и заводит мотор. Тогда я бросаюсь к машине и стучу по стеклу.
– Пожалуйста, мадам! Не бросайте меня!
Машина медленно едет, я иду
