Тартарары для венценосной особы - Imanka

 — В больнице, — расцвела Анечка. — Ты не переживай, как только тебе получше станет, сразу же поедем домой.

 — Как я сюда попал?

 — Крестный тебя спас.

 — Успел-таки… — Андрей скривился и закусил губу, пережидая приступ пронзительной боли. На лбу выступил бисер пота.

 — Ты чего никому ничего не сказал? — недовольно заговорил Седой. — Мы бы с тобой поехали. Ничего бы не случилось.

 — Отомстить за родичей — святое дело! — добавил Бек.

 — Или я бы договорился с «быками». Они бы поговорили с ними нормально, на их языке, — сурово заявил Валдай.

 — Я же не знал, что так все выйдет… — Андрей побледнел, едва сдерживаясь, чтобы не застонать. Что же так больно? — Как контрольная?

 И друзья стали наперебой рассказывать, как математичка ругалась на них за списывание и обещала поставить Белявскому «пару» за четверть и полугодие за снижение интереса класса к алгебре и геометрии. Катюша Уфимцева поведала, что вчера на родительском собрании были подведены предварительные итоги успеваемости и фамилия Белявский звучала чаще всего: по всем показателям он был лучшим, обогнав отличницу Ирку Тараторкину. Андрей слушал их и, несмотря на страшную боль и общую разбитость, чувствовал себя совершенно счастливым. У него есть друзья, которым не безразлична его жизнь. Они, пусть только на словах, готовы прийти на помощь, вытащить из передряги, защитить. Как же ему было тоскливо в то время, когда он лежал в больнице, слонялся из угла в угол и даже не знал, с кем можно поговорить. А сейчас так хорошо и весело. Рядом на краю постели сидела Анечка и держала его за правую руку. С другой стороны сидела Лана и держала его за левую руку. Ребята принесли фруктов и сладостей, сок, печенье, булочки, паштет, сыры. Он смотрел на тумбочку, заваленную едой, и не знал, что делать с таким количеством продуктов. Охранники Валдая привезли небольшой телевизор и музыкальный центр. Когда в палате стало слишком шумно, пришла медсестра и выгнала разошедшуюся молодежь.

 На следующий день начался разбор полетов. С утра Михельсон битый час рассказывал Андрею, что он думает о его выходке с новым сотрясением мозга, переломанными ребрами и отбитой рукой. Сердитый голос завотделом отлично прослушивался в самой дальней палате на этаже. Андрей виновато молчал. Хирург во всем прав, и спорить или что-то объяснять было глупо.

 Сразу же за Яковом Иосифовичем пришла Оксана. В отличие от своего босса, девушка не проронила ни слова. Молча сделала нужные процедуры и гордо удалилась. Все попытки Андрея хоть как-то разговорить медсестру натыкались на стойкое презрение. Уж лучше бы кричала…

 Ближе к обеду появился Сергей Александрович и Всеволод Илларионович.

 — У тебя совесть есть? — с порога спросил Мальцев.

 — Ага, есть — недовольно пробасил полковник следом. — Складная, облегченная, походного типа.

 Андрей виновато закатил глаза и тяжко вздохнул.

 И началось…

 Сергей Александрович метал гром, Всеволод Илларионович — молнии. Больница стояла на ушах. В два голоса мужчины орали на него так, что стекла звенели, а в палату периодически заглядывала нянечка, чтобы проверить, жив ли мальчик. И если Якова Иосифовича полностью удовлетворяло виноватое безмолвие Андрея, то этих визитеров молчание не устраивало по определению. Они требовали ответов. Андрей был слишком слаб, чтобы отвечать громко, внятно и вразумительно, что принималось посетителями как полное признание своей вины, и они начинали наседать еще сильнее. Больше всего Андрей хотел провалиться сквозь землю.

 После обеда пришла Татьяна Ивановна. Она покормила его и как-то очень виновато начала говорить, что в связи со сложившимися обстоятельствами, они с Сереженькой решили кое-что ему предложить, но не знают, как это озвучить. Андрей, уставший за день от всеобщего негодования, воспринял слова женщины по-своему:

 — Татьяна Ивановна, я понимаю, что доставил вам и вашей семье много хлопот. Вы вынуждены кормить меня, одевать и при этом я еще создаю массу проблем. Приношу свои извинения. Обещаю, что больше не потревожу вас. Простите меня. После больницы я уеду из Москвы.

 — Куда? — удивленно округлила глаза женщина.

 — Не знаю. Мир большой, где-нибудь найду приют.

 — Мальчик мой, затравили тебя сегодня, — она ласково погладила его по голове, стараясь не задеть ни одной раны. — Ты пойми, вчера все перенервничали. Только представь, что с нами случилось, когда Сева позвонил Сереже и сообщил, что тебя почти убили. Хорошо, что он успел. Твое счастье, что в ОМОНе оказался боец, который смог откачать тебя до приезда «скорой». Тебя же в больницу привезли полумертвого! Глупыш, как ты мог полезть в это логово?

 — Вчера я не думал, что все так получится. Я хотел узнать, где настоящий Андрей Белявский. Старуха сама рассказала о преступлении, а я не понял, что о таких вещах не принято распространятся. Так лопухнуться по-детски…

 — Не переживай. Все сильны задним числом. Мы вот о чем с Сережей думали. Насколько я понимаю, о твоих родителях никакой информации нет. Я знаю, что Сева сейчас ищет по спортивным школам, а заодно по интернатам и детским домам. Но есть у меня предположение, что и этот вариант пустой. Только пойми нас правильно, пожалуйста. Ты совсем один, явно не детдомовский. Мы хотим взять над тобой опекунство или усыновить, как ты захочешь. Так мы сможем оформить тебе документы: паспорт, медицинский полис, свидетельство о рождении, аттестат. Если тебе не нравится имя Андрей Белявский, плохие воспоминания или еще что-нибудь, то ты можешь взять любое имя по своему усмотрению. Сережа предложил оформить тебя как Мальцева и дать тебе свое отчество.

 Андрей от удивления открыл рот. Вот этого он никак не ожидал.

 — Мне надо подумать, — пробормотал он.

 — Думай, мой хороший. Я всегда мечтала о сыне. О таком замечательном сыне как ты.

 И Татьяна Ивановна, поцеловав его в щеку, ушла по своим делам.

 Анечка появилась около восьми вечера. Уставший от посетителей Андрей дремал в обнимку с книгой. Она мышкой прошмыгнула в палату и тихонечко подошла к кровати. Он вздрогнул от прикосновения холодных рук к горячему лбу. Открыв глаза и убедившись, что шумной компании нет, он прошептал:

 — Обещай, что не будешь орать на меня и обвинять во всех смертных грехах.

 — Пусть мое молчание будет тебе немым укором, — улыбнулась она.

 Девочка села рядом с кроватью на маленькую табуреточку, которая служила подставкой для ног. Лицо друга находилось очень близко, она чувствовала его дыхание. От него пахло больницей и лекарствами. Анечка крепко сжала ладонь парня. Андрей повернулся к ней, виновато улыбаясь. Она кончиком пальчика тихонечко гладила его по щеке, по разбитому лбу, опухшему виску, разглядывая контуры лица. Он закрыл глаза и млел от удовольствия, такой беззащитный и милый. Она чуть поддалась вперед. Игриво потерлась кончиком носа о его губы.