Песнь Люмена - M. Nemo

— Стоял тут всё время, — пророкотал появившийся отец с явным удовлетворением в голосе. Капитан никогда не выражал эмоции и иногда становилось очень трудно угадать о чём тот думает. Доволен или наоборот сердится.

Когда всё выгрузили и под присмотром инженеров отвезли в хранилище, батискаф опустили ниже. Тот глухо ударился о палубу и размотался как на пружине задраенный люк. Оттуда вылезли подводники.

— Замерьте температуру воды. Клянусь Императором, такую и подогревать не нужно, там его целый ледник.

— Никогда ещё не видел столько, — подтвердил второй. — Течение при подъёме постоянно нас сносило.

Слушавший их с вниманием Маул только сейчас ощутил прикосновение ветра к холодным щекам. Интересно, как давно тот поднялся?

— Время и отдых знать, — вынырнувший из толпы Офар лукаво подмигнул мальчонке, после чего указал на живот.

— Ты смотри какой гладкий.

— Это же костюм у тебя! — Окликнул его Маул.

— Вот ещё! Самая что ни на есть моя кожа. А ну пощупай, говорю. Смотри, какая гладкая. Есть пора, а то скоро в моржа превращусь и уйду к русалиям жить, буду как они сырой рыбой питаться, усами течение проверять да петь свои песни на камнях. И шкура такая же серая будет, и глаза-пуговки.

— Ты и так сырую рыбу ешь, — Маул сам видел.

— Эк глазастый. — Офар повернулся к капитану. — Внимательный мальчонка растёт.

Ужинали в столовой за длинным столом. Поднялись волны и приходилось порой наклоняться, чтобы добраться от подносов с едой к столу.

— Ветер поднялся.

— Пора уходить.

— Залежи может перехватить другой корабль.

Если подобное случится, проценты от общей стоимости побегут к другим, а они вернутся без выручки. Выручка же с предполагаемой территории обещала быть громадной. Конечно, кристалл принадлежит Легиону, но как представишь, какое богатство сейчас хранится на Крошащем Лёд. Один такой кристалл может добрую сотню лет поддерживать тепло в доме.

Даже их корабль не сможет выйти в мировые воды. В самом сердце Крошащего стоят несколько старых кристаллов. Старых по человеческим меркам, конечно. Ходят легенды о таких, которым тысячи и тысячи лет. А ещё говорят, легионеры рождаются из кристаллов. Маул их видел только на картинках, ими иногда расписывали потолки в императорских залах по всему миру. Туда приходили люди, чтобы обратиться к Императору.

— Ледокол передаёт данные о скоплениях льда к северу. Лёд сковывает путь назад.

Обед к тому времени давно кончился и капитан стоял перед навигационными панелями. Те выстраивались скоплением колёсиков различной величины в цифры и данные.

— Его гонит ветер и течение.

Маул уже понял, что из-за слишком повышенной температуры воды течение здесь и так ужасно быстрое. Он мог видеть в иллюминатор как с ветром льдины проносятся мимо. А иногда и слышал, как те с грохотом ударяются о корабль и друг о друга. Одни топили другие и, крошась, падали в бездонную морскую пучину. На головы глубинным чудовищам.

— … сковывает путь назад!

Это уже было предупреждение от навигаторов. Маул не стал выходить на палубу, слишком уж большие волны поднимались и выплёскивались на неё.

— Ветер его пригнал, ветер его и прогонит, — прокричал капитан.

Но так не случилось. Ни на следующий день, ни через два дня. Они застряли. Весь форматор был заблокирован и возможности пробить себе путь не представлялось. Когда ветер улёгся и звёзды светили особенно ярко, Маул мог разглядеть выверенную мозаику, которую составили подогнанные друг к другу льдины. Так те плотно прилегали одна к другой, точно и вправду смотрелись как искусственные. За прошедшее время пригнанные глыбы были всевозможных форм и размеров. Только вот лёд всегда был похож только сам на себя и больше ни на что. «Упрямая стихия». «Нет, мальчик, не упрямая. Не злая. Ни мстительная. Ни добрая и не хорошая. Ей то де всё равно, хоть ты китом горбатым кричи, хоть белой птахой голоси над водами. Хоть замёрзни и, поди, со своей агорой на дно опускайся, хоть изжарься в пламени. Ей всё равно. Всегда. Всегда…»

— Корпус выдерживал удары кусков льда. Некоторое время Крошащий ещё пытался плыть, но вот встал и больше не было возможности двинуться. Тут даже мощь всех двигателей бессильна. Заглохли винты.

Пригнанные пласты врезались с глухим скрежетом. А потом всё затихло. И впервые Маул почувствовал холодящий изнутри страх. Слишком тихо, ни ветра, ни течения черных вод, только беззвучное небо над ними и равнодушные звёзды. И пар собственного дыхания. Захотелось облизать губы, но Маул сдержался.

— Полная мощность на двигатели.

А рядом с кристаллом пара нет. Дышишь совсем невидимо.

— Подключение вспомогательного двигателя.

Это ничего не дало.

— Нам лучше не идти дальше. Можем получить удар по днищу. Кто знает, из батискафа говорили, что дальше кристалл может расти совсем близко от поверхности. Он нас пробьёт, капитан.

Путь назад был закрыт. Двигаться вперёд Крошащий Лёд тоже не мог. Да и развернуться.

Маулу не нравилось время, когда приходила ночь и обычно тогда он уже был внутри корабля, в своей каюте. Через пелену молочных путей, этих скоплений белого дыма по всему небу, совсем нечего не было видно. Они сковывали свет каждой звезды и в прорезях оставляли одну черноту.

«На океаническом дне тоже черно».

«А там где кристаллы свет есть».

«Есть, да только светит слабо. Ты видел когда-нибудь свет агоры?»

«Не-а…»

«А я видывал. Светится так же как и кристалл. Слабое призрачное сияние. Совсем как… да что ты нахмурился точно ветер по волне. Вот и на дне океанском древние-предревние кристаллы так же светятся и кругом от них подводное рыбьё, которое на поверхности жить не может. Всё то к ним льнёт».

Удар как будто сели на мель. Проверка корпуса успокоила. Они врезались в подводную глыбу, а не в кристалл. Иначе пришлось бы задраивать отсеки. Терять корабль отец не мог.

— Капитан.

— Да.

— Глухо.

Лаврик счищал покрывавшую палубу мерзлоту. Маул вспомнил выброшенные на берег покорёженные механизмы. Вот что вышвыривает волна когда переварит добычу. Их же море просто потопит. Нет, того хуже, замёрзнут со своими агорами!..

— Ветер?

— В ближайшую неделю ветра не будет.

— Подать сигнал.

Застывший посреди имперского моря корабль подавал сигнал о помощи в пустоту.

В разросшемся замке ребёнок-старец сидел в тёмной комнате. Его прищуренные глаза были обращены за окно, в то время как руки следили за вращением тонкого кристалла в центре круглого прибора.

— Да, вижу.

Колёса сложились в знаки, которые он понимал и мог интерпретировать.