У последней черты (СИ) - Ромов Дмитрий

— Мне её ещё помыть надо. В салоне.

— Это у меня можно, на даче. Там шланг. Холодно, конечно, но можно.

Мы подъезжаем к ресторану и выходим из машины.

— Егор, можешь со мной зайти на минутку? — просит Айгюль.

— Зачем?

— Буквально на пять минут. Очень тебя прошу.

— Так на минутку или на пять минут? — усмехаюсь я. — Как-то ненадёжно всё это.

— Ну, пожалуйста, сделай для меня. Ты же сказал, что простил.

— Простил, но больше никаких дел, — качаю я головой. — Даже пятиминутных. Нет, Айгюль, извини.

— Это не дело, это… Это личное… В общем, я должна при дяде тебе всё сказать. Он очень переживает, что ты его… ну… что твоё доверие потерял.

— Да перестань, о чём ты говоришь.

— А он даже не знал, о чём я с Белым договорилась.

— Айгюль, правда, я об этом больше не хочу ни слушать, ни говорить.

— Егор, пожалуйста, помоги мне. Я это должна для дяди Ферика сделать.

Говоря это, она опускается на колени. Твою дивизию, ну что за фокусы. Прохожие с удивлением и любопытством оглядываются на нас. Яркая восточная девушка стоит на коленях перед мальчишкой.

— Вставай, — качаю я головой, — пока нас в ментуру не забрали. Или в дурку. Вставай, Айгюль. Я поехал.

— Егор, очень тебя прошу, на одну минуту. Я быстро всё скажу и ты пойдёшь.

— Ты мне уже всё сказала!

— Пожалуйста!

Блин! Твою дивизию! Дамский угодник!

В общем, я иду.

Мы заходим в отдельный кабинет. За столом сидит Ферик. Увидев меня, он удивляется.

— Соскучился? — хмурится он. — Что случилось?

— Вот, племянница ваша, хочет мне сообщить что-то очень важное в вашем присутствии.

Надеюсь, не руку свою предложит… Как-то об этой опасности я не подумал…

— Присаживайтесь, раз такое дело, — показывает он на стулья. — Позавтракайте, сейчас еду принесут.

Мы садимся.

— Дядя, — начинает Айгюль. — Меня Егор подвёз, и я попросила его зайти.

— Мы с ним уже виделись сегодня, — кивает он. — Он мне уже всё сказал, что думает.

Она удивлённо на меня смотрит, мол сегодня? Уже? Когда успели-то?

— Нет, я сама хочу сказать. Егор. Дядя Ферик не знал, что я хочу одновременно привезти грузы. Я сказала ему, когда уже было поздно, когда все уже выехали. И про то, что Белый должен прямо перед тобой появиться…

— Смотри-ка, не обманули, — вдруг раздаётся громкий мужской голос. — Подъезжай, говорят, он только приехал. Работает разведка.

В кабинет заходит высокий и сильный дядя с квадратной челюстью и расписанными руками. Все синие, новый перстень даже и нанизать не на что…

— Ну, Ферик Ферганский, здрав будь.

— И тебе, Пермяк, не хворать, — хмуро отвечает тот.

— Что, думал, никогда больше меня не увидишь? А оно вона как, перевернулось всё с ног на голову, да?

— Чего хотел? — спрашивает Ферик и не отрываясь смотрит на Пермяка.

— Чего я хотел? — переспрашивает Пермяк. — Так-то за старое поквитаться, но формально выяснить, почему слабых обижаешь. Зурабку вон грабанул. Это ж как надо опуститься, чтобы умалишённых грабить?

Он начинает хохотать.

— Ладно-ладно, расслабься, я шуткую, Зурабка мне вообще до одного места, — подмигивает Пермяк. — Мне ты нужен, Фархадик. Нужен и точка. Ты знал? Знал ведь, что я за тобой приду, не знал только когда, правда? Приду и собственными руками всю твою семью… как сказать, прекращу. Да?

Он смеётся, а в кабинет заходят три здоровых бандоса с суровыми и очень серьёзными лицами. Я смотрю на Айгюль. Нет, этого она не ожидала. Встреча для неё явно неожиданная. Да и для Ферика тоже. Такую реакцию не сыграешь. Она переводит взгляд с дяди на пришельца и обратно.

— Да ты не бойся, доча, — улыбается Пермяк. — Мы тебя небольно зарежем. Чик и готово.

Сказав это, он подступает к ней, одной рукой хватает за волосы и оттягивает голову назад. Вторую резко заносит над горлом Айгюль, и я вижу что он сжимает раскрытую опасную бритву.

19. Роль личности в истории

Да, обстановочка не очень. Но этот Пермяк выглядит немного театрально, со сверкающей бритвой, будто молнией зажатой в руке и драматическим многословием. Тем не менее, времени на наслаждение сценическим искусством нет. Моя рука уже лежит в кармане, на рукоятке не самого удобного, но зато тихого пистолета.

— Не советую, — говорю я, качая головой. — Лягут все.

Ну а что, театр, так театр. Ну и, опять же, есть ситуации, когда некогда думать, нужно просто действовать и вести себя уверенно. Вот и всё. Или почти всё. Просто, когда у тебя вторая жизнь, и ты подспудно надеешься на третью, спрашивая себя, а вдруг это и есть бессмертие, то меньше прислушиваешься к страхам.

Это как выпивший человек, избавившись от тормозов, вдруг начинает петь, как Меркури, тогда как на сухую краснеет, отнекивается и страшно фальшивит.

— Ух ты, — удивляется Пермяк. — А это кто? Ты кто, сынку?

Он продолжает держать Айгюль за волосы, а вот руку с опаской опускает и, чуть повернувшись к своим громилам легко кивает в мою сторону. Один из них тут же дёргается, но я успеваю достать и продемонстрировать свою пушку, направив на смельчака. Тот явно не собирается геройствовать и останавливается.

Пушку я ношу с собой, ибо жизнь какая-то неспокойная пошла. И хоть мы не на диком Западе, ствол под рукой оказывается нелишним.

— Смотри какой, ты и есть этот малолетка что ли? Бро?

Ясно дело, я это, а вот где охранники Ферика? Вопрос.

— Думаю, — указываю я стволом на выход, — беседу лучше свернуть. Такое чувство, что не всем она по душе.

— Думает, — ржёт Пермяк. — Оно думает. И чё ты сделаешь своей пукалкой? Голову мне прострелишь?

— Чисто технически такая возможность у меня имеется, — серьёзно говорю я и смотрю ему в глаза. — И желание.

Глаза у него медвежьи, холодные и ничего не выражают. Черты лица крупные, мясистые, нос рыхлый, а губы довольно толстые, иссечённые старыми шрамами.

— Так тебя на части порвут, — объясняет он мне с видом, каким разговаривают с неразумными детками, с усмешечкой и умильным выражением лица.

— Ну, а тебе-то какая разница? — хмыкаю я. — Ты же этого не увидишь.

Пользуясь тем, что я вроде как отвлекаюсь на разговор с боссом, его торпеда, остановленная мною на полпути, возобновляет движение, и мне ничего не остаётся, как сделать быстрый предупредительный выстрел в тюбетейку, украшающую стену.

Ствол новый, не засвеченный, так что, стреляй, не хочу, как говорится. Вот я и стреляю, пытаясь импровизировать с видом заправского ковбоя-бретёра, не глядя попадающего в муху. Тюбетейка, висящая на стене, конечно, не муха, но попасть в неё не целясь, тоже задача невыполнимая для нормальных, а не киношных героев.

Попасть в тюбетейку и не попасть ни в кого из присутствующих.

В общем, мордоворот дёргается в мою сторону, и я замечаю, финку в его руке. Резко перевожу пистолет в его направлении и нажимаю на спуск. Глушитель не прищёлкнут, но благодаря конструкции, сам ствол эффективно гасит звук, поэтому раздаётся только довольно громкий щелчок и шум разлетающейся штукатурки там, где только что висела тюбетейка. Я её сбиваю осколками, попав не в неё саму, а в стену рядом.

Стоп машина! Громила мигом стравливает пары и, хлопая клапанами, останавливается, а двое других чуть вжимают головы в плечи.

─ Да, Ферик, ─ цокает языком Пермяк, отворачиваясь от меня, словно ничего и не произошло. ─ Ну, попал ты. Куда ни кинь ─ всюду клин. Братву Зуры Белого пострелял, бабки забрал у своих же пацанов и с легашами слепёшился. Хотя ты всегда был сукой ещё той, с чекой даже снюхался и Цвета своего ссученного в столицу притащил. Туман его хотел своими руками придушить, да не успел. По нему тоже решать будем. Есть у меня вопросы к нему. Кто Ашотика, к примеру, уделал, да и Абрама тоже.

Он отпускает Айгюль и делает знак своей торпеде, чтобы тот отошёл обратно к стеночке.

─ Какой ты вор, Ферик Ферганский? ─ продолжает Пермяк, поигрывая опаской, открывая её резким движением и тут же защёлкивая. ─ Живёшь во дворце, закон забыл, наркотой барыжишь. Ну и самое-то главное — это ж ты меня мусорам сдал почитай за тридцать целковых, братву мою всю перебил. Ты же не думал, что я забуду? Сколько лет прошло, а я всё помню. А ты, смотрю, теперь вот малолетку во всём слушаешь, фраерка, в натуре, с пистолетиком. Ты дуру-то, мальчонка, убери свою. Испугал ежа…