Собирается буря - Уильям Нэйпир

Аттила поднял правую руку. Восемьдесят человек не отрываясь смотрели на него, а не на врага.

Каган выжидал. Затем он заметил, как один воин наехал на другого, свернул в сторону и едва ли не упал с коня. Он врезался в третьего кутригура, под которым лошадь в ярости взбрыкнула и налетела на огромный камень, повредив ногу.

Аттила опустил руку.

— Вперед! — закричал он.

Восемьдесят лучников собрались вдоль одной стороны колючих зарослей. Кутригуры в слепом гневе и по неопытности не окружили их, а сбились в одну толкающуюся и двигающуюся по кругу массу.

— Они прежде не атаковали укрепленные позиции, — сказал Орест.

Аттила кивнул:

— Даже столь слабо укрепленные, как наши.

Стрелы посыпались на врагов, каждый лучник выпускал по дюжине в минуту. Они взлетали высоко в вечное голубое небо и затем падали вниз, проламывая шлемы и доспехи из бычьей кожи и вонзаясь в мозги, мясо и кости. Казалось, идет дождь. Тысячи стрел поразили кутригуров в первую минуту. Сотни получили ранения и не менее сотни умерли на месте. Лошади становились на дыбы и метались, в агонии и в припадке безумия кусая друг друга.

Наконец откуда-то сзади, из рядов беспорядочно окруженных всадников, донесся властный голос. Где-то старый зловещий вождь со щеками со следами оспин и почти плоским носом стал отдавать приказы. Шеренги толпящихся всадников начали отступать, а воины — разделяться. Те, кто находился на левом фланге, перешли в галоп первыми. Между кутригурами появилось свободное место. Стрелы, сыпавшиеся с неба, падали в пыль и не достигали цели. Всадники стали расходиться дальше и занимать свои позиции. Затем все поскакали галопом. Они разделились и мчались с нарастающей скоростью. Но не к колючим зарослям, через вероломную груду камней, а вокруг. Кутригуры неслись, выкрикивая военные лозунги и быстро двигаясь, словно сами демоны из пыли, вокруг чащи с шипами, и стрелы восьмидесяти гуннов Аттилы все чаще не попадали в кружащиеся мишени. Затем враги стали прицеливаться и стрелять. Дисциплина у них была плохой, а особой меткостью кутригуры, как уже выяснилось в результате проверок, не отличались. Но неприятелей оказалось очень много, и они выпускали все новые и новые стрелы… И усилия стали приносить плоды.

Аттила мрачно кивнул. Он ожидал этого.

Каган приказал своим людям пригнуться и продолжать стрелять.

Сквозь неразбериху, мелкую пыль и мелькающие копыта гунны заметили, что кутригуры ловят оставшийся скот, коз с висящими ушами и костлявых быков, пригибают к земле и убивают. Они прислонили горящие факелы к нескольким деревенским лачугам, и пламя взметнулось в небо.

Стучавшие зубами от ужаса и не способные проронить ни слова жители поселения собрались в глубине колючих зарослей, в палатке с деревянными стенами. Старая жрица беспрестанно шевелила губами, шепча заклинания, хотя никто не мог слышать ее слов из-за грохота яростной битвы, криков людей, пронзительного ржания лошадей и бесконечного града стрел, попадающих в тонкие перекрытия над головами.

Скачущие во весь опор кутригуры также стали целиться в быков внутри колючих зарослей и в нескольких оставшихся лошадей. Жители деревни воспринимали предсмертные муки животных как свои собственные. У них не было убежища, и казалось невозможным ничего сделать. Теперь все поняли, почему Аттила отдал ранее приказ увести большинство лошадей куда-нибудь в безопасное место, в зеленую и нетронутую долину за линией горизонта, недосягаемую для людей и летящих стрел.

Двое из воинов Аттилы упали, раненые в грудь. Колючие заросли были препятствием для коней, но не для стрел. Но ничего больше сделать не удалось. Теперь мчавшиеся кутригуры начали разбираться и вместо того, чтобы стрелять в небо, выпускали стрелы прямо в шипы. Одни решительно шли по камням и собирались по периметру колючих зарослей, но их тут же поражали длинными копьями. Другие с грохотом падали в ров, выкопанный ворчащими воинами Аттилы, неаккуратно, но затянутый отрезками холста, посыпанного песком, и заканчивали тем же самым образом. Но земля была слишком твердой, а времени слишком мало, чтобы гунны превратили его в мощное препятствие. Там лишь могли переломать ноги и свалиться с лошадей несколько всадников из передних рядов, но не более. Аттила предусмотрел и это и пробормотал:

— Теперь как в Риме, но так придется сделать.

Он приказал своим людям лечь на землю. В тот момент Есукай покачнулся и завертелся на месте, схватившись за предплечье и громко крича от гнева: в руке застряла стрела. Чанат снова вскочил на ноги и побежал к нему, не подчиняясь приказу и волнуясь за Есукая.

Воины лежали пластом на земле и как можно лучше прицеливались сквозь шипы, но теперь численное превосходство стало слишком явным. Один из воинов Аттилы неожиданно поднял голову — туда, прямо в темечко, попала стрела. Он повернулся в сторону, глаза закатились, и гунн замертво упал в пыль.

Много кутригуров погибло за колючими зарослями, но врагов не становилось меньше, появлялись все новые бойцы, которые шли дальше и перепрыгивали через тела убитых товарищей. Руки защищавшихся, хотя и твердые как сталь, начали уставать. Каждый раз, натягивая тетиву, они испытывали такое ощущение, будто внутри все разрывается. Каждый из воинов выстрелил не менее сотни раз. В запасе еще оставались стрелы. Но лучники были обычными людьми из плоти и крови. А кутригуры, как шакалы, чувствовали запах, шедший от раненых, и приближались.

Кое-кто попридержал лошадей и все-таки попытался пробраться через груду камней, но тут же был сражен стрелой. Однако некоторые сделали то, что воин-гунн никогда бы совершил добровольно, и это стало неожиданностью. Они слезли с лошадей, упали на землю и проползли приблизительно сто ярдов на животе, направляясь к колючим зарослям. Зажав топорики, кинжалы, дубинки и короткие копья между зубами, кутригуры с трудом продвигались, петляя и толкаясь локтями и коленями, подобно армии ящериц. Они не отрывались от земли, держась разбросанных камней, поэтому оставались труднодоступной мишенью. Люди Аттилы пригнулись и стреляли, однако цель оказалась слишком мелкой, и часто стрелы с твердым наконечником лишь царапали валуны, скользили по пыльной поверхности и падали.

Некоторые уже были достаточно близко, чтобы наброситься с длинными лассо, веревками и крюками с бородкой, смогли немного разрушить колючие заросли и пролезть внутрь. Заостренные столбы остановили бы всадников, но не пеших или ползущих на животах, как рептилии. Тогда кутригуры выпрямились и, обнаженные, побежали с воем внутрь, подняв оружие над головой. Теперь предстояло отчаянно биться лицом к лицу, как и предвидел Аттила.

— Отряд Аладара! — закричал он, стоя в круге. — Налево от меня! Не дайте там пройти!

Гунны кинулись туда, где прорывались кутригуры, и все превратилось в хаос и пыль.

Видя, что битва подходит к концу, Чанат откинул в сторону свое грозное оружие, свой лук, последнюю надежду для воинов, и поднял меч. Его тупое лезвие покрылось засечками и зазубринами за шесть десятилетий кровопролитных боев. Аттила мельком заметил, что старик гордо выпрямился, выглядывая из колючих зарослей и готовясь к предстоящей атаке. Каган повернулся в сторону и несколько секунд не мог смотреть ни на Чаната, ни на кого-то еще.

Затем вынул свой меч и стал ждать.

Голый дикарь шел на старика, тыкая в него коротким копьем. Чанат низко взмахнул мечом. Нападавший отступил назад, пронзительно визжа, словно обезьяна, и в свою очередь, защищаясь, опустил копье. Чанат сделал шаг к нему, подняв руку для второго правостороннего удара. В последнее мгновение старик стремительно повернулся на пальце ноги, описал полукруг и атаковал сзади, заняв новую и неожиданную позицию и приблизившись слева к неприятелю. Затем выпрямился, вытащил меч из ребер убитого и снова кинулся в бой, ни разу не взглянув на дикаря.

Неподалеку сражался Орест сразу с двумя кутригурами. Чанат опрокинул на землю одного из них и отсек голову. Грек бился молча, как кот, и, по-видимому, с не меньшим удовольствием.

Но все-таки ранений Чанату избежать не удалось. Он продолжал сражаться, но с каждым новым ударом шея кровоточила все сильнее. Старому гунну было необходимо отдохнуть. Но на боле боя о покое можно только мечтать и обрести его лишь в могиле. «Хорошо, пусть так!» — закричал Чанат. Еще один кутригур повернулся и обратился в бегство, и кто-то из отряда Аладара пустил стрелу в спину врагу. Тот упал на землю.

Старый гунн приблизился к своему кагану, весь в крови и пыли. Шея покрылась запекшейся коркой, кожаная куртка лохмотьями свисала с широкой груди.

— Гьюху и Кандак, — хрипло сказал он, дернув головой. — Вы отослали их вместе с лошадьми. Это подкрепление?

— Нечто вроде, — ответил Аттила.