Дневники 1930-1931 - Михаил Пришвин

— Но если господин велит быть палачом? — Если дело несродно тебе, и хозяин твой неразумен, постараешься вразумить его, не вразумляется, — откажись и, если надо, умри…

Да, видно путь раба один: внутреннее освобождение при полном равнодушии к жизни внешней…

Но вот теперь новое время, не рабы, а рабочие! По существу, то же самое, они делают чужое дело для пропитания, а душа их у себя, в своей семье, в личности.

И вот приходит снова новое время: нет капиталистов, нет ничего чужого, все свое. Личное уничтожается всеми средствами, чтобы рабочий находил радость свою только в общественном. Таким образом, новый раб — (очий) уже не может ускользнуть от хозяина, как раньше, — в сокровенную личную жизнь под прикрытием хорошего исполнения хозяйского дела. Теперь он весь на виду, как бы просвечен рентгеновскими лучами.

«Попы» на опушке леса все повернули головы свои, маленькие солнца — золотые как солнца с белыми лучами — на юго-восток…

Цветы эти совершенно как солнце, золотые с белыми лучами, они, правда, до того просто подражают солнцу, что как будто их дети вырезают ножницами из бумаги, и так их много, и так они всюду в пору Петрова дня, что зовут их не солнцами, а попами («Попик, попик, выгони коровку!»).

Спирея пахнет медом с примесью чего-то не неприличного, а порочного. Сегодня я захотел понюхать это и вспомнить, но внутри каждого белого попика — цветка было по два-три больших зеленых жука («шпанские мухи»){123}.

Молодая женщина несла в руке какой-то фунтик. Старая женщина издали заметила фунтик и думала: «Откуда фунтик, если ничего нигде нельзя купить, разве дают где-нибудь?» Поравнявшись с молодой женщиной, она спросила:

— Дают?

Молодая очень серьезно бросила:

— Нигде ничего не дают.

Бострем и сова.

«Б» в живописи имя совсем неизвестное, потому что один известный художник однажды бросил имя свое, взял это Б. и скрылся. Время от времени он писал картины, но не выставлял их, а дарил друзьям, а кормился разного рода занятиями, ничего не имеющими общего с искусством. Он написал мне сову с особенным взглядом древней мудрости. Простодушные, ничего не понимающие в искусстве люди принимают ее за Маркса и ничего не говорят, а если обратят внимание и они вдруг поймут, то всегда говорят: «А я думал, это Маркс». Люди образованные, напротив, непременно восхищаются, правда, чрезвычайно эффектной, неожиданной и колоритной картиной. Ищут имя, но его нет: имя свое художник бросил давно и не подписывает.

— Кто это писал? — спрашивают. Я называю это никому неизвестное имя «Б» и говорю:

— Вы знаете этого художника?

— Ну да, конечно… — обыкновенный ответ.

Самые осторожные говорят:

— Имя слышал, конечно, но…

Никто не отвечает:

— Нет, я такого художника не знаю.

Это потому, что образованный человек должен все знать.

Политпросвет. В нашем большевистском социализме не то страшно, что голодно и дают делать не свое дело, а что нет человеку сокровенного мира, куда он может уходить, сделав то, что требуется обществом. На этом и попадались те усердные старатели из интеллигенции, истинные «попутчики», которые легкомысленно пользовались давно пережитым <1 нрзб.> тех рабов, которые в прежнее время выслуживались и получали грамоту вольности. Они того не разумели, что против того темного времени рабства социализм далеко ушел вперед и обладает какой-то мало понятной способностью видеть раба насквозь. Попутчики этого не учли и, после того как отдали свои силы, были просвечены и грамоту вольности не получили.

О просвечивании. Этот ничтожнейший человек — полит-вошь, наполнивший всю страну, в своей совокупности и представляет тот аппарат, которым просвечивают всякую личность.

N в сущности стоит на старой психологии раба, конечно, утонченнейшего: он очень искусно закрывается усердной работой, притом без всякой затраты своей личности: это не выслуга. Конечно, он в постоянной тревоге, чтобы его не просветили, и в этой тревоге и заключается трата себя, расход: легко дойти до мании преследования, тут весь расчет в отсрочке с надеждой, что когда-нибудь кончится «господство зла».

Я спасаюсь иначе. Мне хочется добраться до таких ценностей, которые стоят вне фашизма и коммунизма, с высоты этих ценностей, из которых складывается творческая жизнь, я стараюсь разглядеть путь коммунизма и, где только возможно, указать на творчество, потому что если даже коммунизм есть организация зла, то есть же где-то, наверно, в этом зле проток и к добру: непременно же в процессе творчества зло переходит в добро. Дело в том, что у меня есть общие корни с революцией, я понимаю всю шпану, потому что я сам был шпана… И я потому смотрю на их движение по меньшей мере снисходительно… иногда мне даже кажется, что по существу бояться мне нечего и, если бы пришлось в открытую биться за революцию, то враги бы мои отступили; во всяком случае, дело это поспешили бы замять.

Подумать и подумать! (Наше расхождение с Б<остремом>: его мечта о лесной избушке, я живу в городе, утром выхожу и весь день в цветах…)

<На полях:> Роман в то <1 нрзб.>, где еще не набили оскомину, или в прикладное искусство…

Очерк. Почему-то роман у Пушкина, Толстого, Гончарова начинается непринужденно, а роман современный, когда начинаешь читать, всегда преодолеваешь некоторую условность, как будто автор сделал необходимые реверансы, и потом начал. Думаю, это потому, что время романов прошло.

19 Июля. Все еще не начинают косить из-за дождей.

Вчера была чудовищная гроза.

В Германии парламентский кризис. N., который был когда-то либералом и по Уолсу тогда давно торжествовал при победах С. Д., теперь ликует, когда побеждают фашисты, и Германия <1 нрзб.>, такой победы.

N. (охотник) высказал странное: «когда на охоте добываешь старого зверя, то всегда радуешься, и у кого зверь старше, тот хвалится: а у меня старик!» Но почему же в нашем союзе человеков стариков совсем не ценят, им говорят: «уступи молодому».

Засоренность аппарата чуждыми элементами — частниками и лишенцами.

Разложение руководящей головки.

Художник света. (Охота с камерой).

23 Июля. Провел на зооферме. Пав. Александ. Петряев. Зоотехник с Соловков. Уральский проф. Клэр.

Гон соболей. Она висит на крыше и передвигается, он там не может, утомляясь, она падает, он с раскрытым ртом. Настигает — клубок, спаривание или смерть? Разгоняют, а вдруг спаривание?