Александр Македонский. Пески Амона - Валерио Манфреди

Царь взял печенье и захрустел.

— Твоя выпечка превосходна, матушка. В последний раз я был не прав, отказавшись от нее. Что касается твоего города, мы как раз обсуждали, что с ним делать, но, как только ты появилась, мне пришла в голову правильная мысль.

— И какая же? — спросила Ада.

Каллисфен тоже собирался задать этот вопрос, но не успел издать ни звука.

— Назначить тебя сатрапом Карий вместо Оронтобата и наделить полной властью в том числе и над Галикарнасом и его окрестностями. А мои полководцы позаботятся о том, чтобы тебе повиновались.

Каллисфен покачал головой, словно говоря: «глупости». Но царицу взволновали эти слова.

— Сын мой, даже не знаю, как…

— А я знаю, — прервал ее Александр. — Я знаю, что ты будешь превосходной правительницей и я смогу полностью тебе довериться.

Он усадил ее на свое место и обратился к Евмену:

— Теперь можешь впустить делегацию от города. Им следует узнать, в чьей власти они окажутся с завтрашнего дня.

Прочесывание города в поисках вооруженных людей еще продолжалось, когда объявили о прибытии Апеллеса. Великий мастер поспешил выразить почтение молодому царю:

— Государь, полагаю, настал момент изобразить тебя так, как ты того заслуживаешь, то есть с атрибутами бога.

Александр с трудом подавил улыбку.

— Ты полагаешь?

— У меня нет ни малейшего сомнения. Более того, будучи уверен, что ты выйдешь победителем, я уже приготовил модель, которую позволю себе представить. Естественно, на самом деле картина будет не такая, а займет большой щит, десять на двадцать футов.

— Десять на двадцать футов? — переспросил Леоннат, которому показалось пустым транжирством использовать столько лесоматериала и краски на такого не слишком высокого молодого человека, как Александр.

Апеллес наградил его презрительным взглядом. В его глазах Леоннат был всего лишь невежественным варваром, и это впечатление усиливали рыжие волосы и конопатость юноши.

Художник снова повернулся к Александру:

— Государь, мое предложение определенно не лишено смысла: твои азиатские подданные привыкли, чтобы ими правили высшие существа, монархи, подобные богам. И потому я подумал изобразить тебя с атрибутами Зевса: с орлом у ног и молнией в деснице.

— Апеллес прав, — заметил Евмен, который подошел вместе с Леоннатом и теперь рассматривал принесенную художником модель. — Азиаты традиционно считают своих монархов высшими существами. И будет правильно, если они увидят тебя в таком образе.

— Во сколько же мне обойдется обожествление? — спросил Александр.

Художник пожал плечами:

— Думаю, что двух талантов…

— Два таланта? Но, друг мой, на два таланта я куплю для моих парней хлеба, маслин и соленой рыбы на целый месяц.

— Государь, мне кажется, что великий монарх не должен принимать во внимание такие соображения.

— Великий монарх — не должен, — вмешался Евмен, — но его секретарь — должен, ведь если провианта не будет хватать или он будет плохого качества, солдаты все свалят на меня.

Александр внимательно посмотрел на Апеллеса, потом на Евмена, потом на макет и, наконец, снова на Апеллеса.

— Должен признать…

— Разве она не красива? Представь ее во всем величии, в ярких красках, в твоей руке ослепительная молния. Кто осмелится бросить вызов этому молодому богу?

Тут вошла Кампаспа. Она подошла прямо к Александру, обняла его и поцеловала в губы.

— Мой господин, — произнесла она, взглянув ему в глаза. Она стояла так близко, что он чувствовал, как ее затвердевшие соски бьются о его грудь, точно головки таранов осадной машины о городскую стену. Ее взгляд выражал полную, ничем не сдерживаемую готовность.

— Моя сладчайшая подруга…— ответил Александр, не проявляя особенных чувств. — Я всегда рад тебя видеть.

— Эту радость ты можешь доставить себе в любой момент, — шепнула она ему на ухо и воспользовалась случаем ласково коснуться его щеки влажным кончиком языка.

Чтобы выйти из неловкого положения, царь снова повернулся к Апеллесу:

— Я должен еще немного подумать. Все-таки цена немалая. Как бы то ни было, я жду вас обоих к ужину.

Парочка вышла, столкнувшись в дверях с Птолемеем, Филотом, Пердиккой и Селевком, которые пришли узнать о намерениях Александра.

Царь усадил их вокруг стола, на котором была расстелена карта.

— Вот мой план: машины разобрать и на телегах перевезти в Траллы, к Пармениону, который отправится в глубь материка, чтобы обеспечить покорность всех земель в долине Меандра и Герма. Машины ему пригодятся, если какой-нибудь город решит оказать сопротивление.

— А мы? — спросил Птолемей.

— Вы пойдете со мной. Мы спустимся вдоль берега через Ликию до самой Памфилии, — он палочкой прочертил путь, которым им следовало пройти.

Евмен внимательно посмотрел на карту, потом перевел взгляд на лица товарищей и понял: они не представляют себе, что их ждет.

— Ты хочешь идти туда? — спросил он.

— Да, — ответил Александр.

— Но туда нет пути. Ни одно войско никогда не решалось сунуться в эти скалы у моря, а тем более осенью или зимой.

— Я знаю, — сказал Александр.

ГЛАВА 31

Апеллес получил-таки заказ на портрет Александра, правда, за половину той цены, что запросил изначально. Ему пришлось долго торговаться с Евменом, который хотел заплатить еще меньше. Художник тут же принялся за работу в мастерской, приготовленной для него царицей Адой неподалеку от агоры [10], но поскольку у царя не было времени позировать, пришлось удовольствоваться серией набросков, сделанных за ужином и во время пирушки после празднества, где выступал Фессал, любимый актер Александра, а также на нескольких музыкальных концертах. Художник развесил наброски на стенах мастерской, нарядил модель в царские одежды и начал творить.

Александр не смог восхититься завершенным творением, поскольку находился уже далеко, когда Апеллес нанес последние штрихи, но все видевшие портрет говорили, что получилось прекрасно, хотя лицо царя вышло слишком мрачным по сравнению с оригиналом. По-видимому, художник сделал это намеренно, чтобы подчеркнуть яркое сверкание молнии.

Прежде чем отправиться в поход, царь с глазу на глаз переговорил с Парменионом, уединившись с ним в одной из комнат во дворце Ады.

Он предложил старому военачальнику кубок вина и велел устраиваться поудобнее. Парменион облобызал его в обе щеки, после чего сел.

— Как твое здоровье? — спросил царь.

— Хорошо, государь. А как твое?

— Гораздо лучше с тех пор, как мы взяли Галикарнас, и немалая заслуга в этом по праву принадлежит тебе и твоим ветеранам. Ведь это ваше вмешательство решило исход сражения.