Орел и Ворон (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

— Это морские разбойники, имеющие официальную бумагу от короля, к которому подрядились на службу. Подобные ловцы удачи получают официальное разрешение короны на грабеж торговых и военных судов, принадлежащих флоту вражеской державы.

Орлов аж присвистнул:

— Узаконенный грабеж? Лихо!

— Я тебе больше скажу, друг мой, если таких разбойников поймает корабль другой державы, то каперы считаются военнопленными! Со всеми вытекающими привилегиями честных солдат и матросов, коим положено сохранить жизнь и худо-бедно кормить... Впрочем, капитаны, взявшие в плен корсаров противоборствующей державы, на самом деле редко признают за ними право на жизнь. В большинстве случаев их ждет судьба прочих морских разбойников — пиратов — коих казнят без всякой жалости.

Сотник призадумался, после чего с усмешкой выдал:

— Ну, знать наши корсары — это вольные казаки с Дона. Они каждое лето на стругах в море выходят, да татарву с туретчиной грабят! Причем не только на суда нападают, но и города штурмом берут, освобождая при том христианских пленников… А еще раньше, я слыхал, такими вот «пиратами» были новгородские ушкуйники, что на Вятке свое княжество заложили! Ну, может, не княжества, но города у них свои были, независимые ни от Москвы, ни от Новгорода… Так вот, по Волге ушкуйники ходили, и татар крепко били да грабили — даже стольный град их, Сарай брали! Потом же, как великий князь Иван Третий крепости их взял, а самих ушкуйников разогнал, уцелевшие отправились вниз по Волге и влились в ряды волжских да донских казаков. А последние с тех самых пор и начали ходить по морю с разбоем на поганых — кто на туретчину, а кто и в персидские земли…

Я покачал головой:

— Ну, выходит, и у Московского царя есть свои каперы!

Тимофей согласно кивнул — а после с какой-то потаенной горечь отметил:

— А я вот моря и не видывал никогда…

Услышав в его голосе тоску, я поспешил подбодрить товарища, не удержавшись от шутки:

— Ничего, еще увидишь! Вон, закончим бить ляхов да воров, и ты оставишь ты службу царскую, подашься в казаки. А там хоть на туретчину морем, хоть на персов!

Стрелец рассмеялся, оценив шутку — и тоску его как рукой сняло:

— Вот с поляками разделаемся — а там, глядишь, царь Василий решит-таки Азов забрать. Тогда уж и увижу море.

— Вот это правильный настрой, друг мой!

Все эти разговоры про морские приключения не на шутку разбередили и мою душу. Море... Я ведь люблю скрип канатов и дерева под ногами, бескрайнюю водную гладь до горизонта и крики чаек, предупреждающих о скором приближении берега... А ведь если вдуматься — провоевав в Европе добрый десяток лет, я ни разу не был в Новом Свете, в котором, говорят, есть много всяких чудес. Да и заработать можно неплохо — уж это я точно знаю!

На мгновение я всерьез увлекся мыслью о том, что вместо открытия собственного торгового дела можно было бы отправиться колонии, где говорят, укрылись многие французские гугеноты — и уже там оглянуться по сторонам, да выбрать себе занятие по душе. В конце концов, умелые стрелки ценятся по обе стороны океана… Но тут же я сам себя оборвал: ни в коем случае и ни за какие деньги! Я уже дал обещание, что не буду наниматься и не свяжу свою жизнь с очередной авантюрой. Нет, меня ждет счастливая, а главное долгая и спокойная, размеренная жизнь с моей Викторией! Пусть даже и со скучной торговлей — но скрашенной теплыми вечерами семейного уюта и веселыми детскими голосами, что обязательно заполнят наш дом... Да к тому же, после всех пережитых мной приключений в торговом ремесле видятся и свои весомые преимущества: относительная безопасность, спокойствие и стабильность.

А когда-нибудь я и вовсе напишу историю своих приключений. Ведь сейчас все больше людей начинают ценить книги — и может, в будущем это даже принесет какой-никакой доход! В конце концов, для последующих поколений будет полезно узнать, что война не так прекрасна, как кажется безусым юнцам...

Глава 16

Когда тот, кто сражается рядом

Становится словно семья,

Нет лучшей судьбы награды,

Чем жизнь положить за други своя.

Чем выше солнце, тем сильнее палит… Наезженная и вытоптанная в поле колея (это вам не римские магистрали, мощенные булыжником!), гордо именуемая Тимофеем дорогой, кажется бесконечно серой и пыльной, а небо на контрасте — невыразимо голубым. В сторону же от «дороги» и до самой гранится леса при легком ветерке колышутся ржаные колосья… Наверное ржаные, я в зерновых культурах не силен. Однако же посевы сменяются напрочь вытоптанными, а где и выжженными участками — кто-то из крестьян сумел остановить огонь, и наверняка с огромным трудом. А кто-то его разжег, смачно наплевав на чужой труд — и на то, что обрекает местное население на голодную гибель…

Сотник раздраженно ругнулся.

— Воры балуют. Ни себе, ни людям жить не дают! Когда же мы этих гадов передавим?

— Скоро, друг мой. За этим мы и здесь…

Через какое-то время у небольшой березовой рощи мы увидели тело лисовчика — судя по внешнему виду, из черкасов. Он оказался повешен на ветке раскатистого дуба; птицы сделали невозможным разглядеть лицо несчастного.

Хотя несчастного ли?

Тимофей угрюмо посмотрел в сторону вора, а потом неожиданно произнес:

— Может, хотя бы похороним? Все-таки при жизни ведь крещеным был.

Я отрицательно покачал головой:

— Время, друг мой. Время. Да и чем ты копать собрался? Засапожным ножом и моим кинжалом мы будет рыть могилу целый день. Зачем оно нам? Как жил, так и умер… Зато те, кто убил его, могут принять нас за товарищей вора! В конце концов, прошлых наших жертв ты не шибко жалел хоронить

Стрелец помрачнел еще сильнее. Видимо, я невольно задел за живое — хотя раньше казалось, что Орел нисколечко не горевал об убитых нами ворах. Быть может, проведенное в монастыре время повлияло на его взгляды к убитым врагам? Такое благородство похвально — но как по мне, мертвым разбойникам уже все равно…

К полудню солнце стало печь еще страшнее, набрав небывалую мощь! Даже дыхание затруднилось, а над дорогой повисло марево... Кроме того, откуда не возьмись налетела мелкая, приставучая мошкара, принявшаяся допекать и лошадей, и нас сотником. Фляга опустела уже наполовину, по пути нам не попалось ни одного приличного водоема с проточной водой (пара обмелевших крестьянских прудов не в счет), а небо продолжает оставаться чистым и безоблачным...

Рассчитывать на спасительный дождь не приходится.

Так что платок мой на голове очень кстати! Он прекрасно защищает от палящих лучей — не зря морские волки носят его постоянно. В штиль и жару без него точно было бы не выжить…

Море.

Вот бы сейчас окунуться в прохладные соленые волны. Да еще и с Викторией!

Я улыбнулся своим мыслям — эх, прекрасные мечты…

Но ничего. Половина пути пройдена, а возвращаться всегда быстрее. И чем быстрее мы вернемся, тем быстрее я окунусь в Волгу! Пусть и не море, зато закаты у реки — просто невероятной красоты!

Вскоре вдали от дороги показалась небольшая деревушка. Местные высыпали на дорогу — вначале дети, затем поспешающие завести их обратно бабы и старики. Мужиков я увидел всего троих — и те держали в руках широкие плотницкие топоры, заводя в избы жен и деток. Старики же остались стоять на околице.

— Здорово дневали, люди добрые! Не найдется ли у вас колодца, воды набрать?

Вперед вышел седой как лунь старец, ссутулившийся и весь какой-то иссушенный — толи непосильным трудом, толи бедами, обрушившимися на его деревню.

А может, и все вместе…

— И вам исполать, добры молодцы. Колодец чуть впереди увидите.

Тимофей обернулся ко мне и дал знак следовать за собой. Направив Стрекозу вслед Угольку сотника, я догнал его уже у колодца.

— В седле оставайся, немец. И руки держи поближе к пистолям — а то мало ли… Может, местные черкаса того-то и прихлопнули. Хотя вряд ли конечно — если бы видели, наоборот бы спрятали да закопали. Иначе налетят лисовчики, да пожгут деревню в отместку…