Старые черти - Кингсли Эмис

— На меня?

— Вчера вечером в «Гольф-клубе». — Малькольм тоже моргнул.

— Да? О да, я думал: когда же мы заговорим о вчерашнем? Да уж, выдала она мне по первое число! А что она тебе рассказала?

— Ну, мне пришлось чуть ли не силой из нее вытягивать, но я не мог этого так оставить.

— Да, ты прав, конечно. И что же…

— Сказала, что устала, немного перебрала, была не в настроении, а еще — откровенно говоря, Алун, то есть я хочу сказать, что сейчас говорю откровенно, — она на тебя разозлилась… вернее, не разозлилась, а обиделась. Из-за какого-то лингвистического вопроса, который, должен признаться, я не совсем…

— О, я понял! Она выросла в Кейпл-Мерерид, где говорят по-валлийски, а я — нет. Откровенность за откровенность, Малькольм: Гвен считает, что я фальшивка, и даже еще хуже: впариваю Уэльс англичанам. Конечно, я ее раздражаю. Нет-нет, не надо… Не спорь, тем более мы сейчас не об этом. А что касается нашего разговора…

Алун наклонился к приятелю и произнес выразительно, но тихо:

— Не принимай все, что она сказала, всерьез. Однако ты прав: у вашего сегодняшнего скандала есть подоплека. Так, виски в гостиной. — Последнюю фразу он произнес специально, когда они с Малькольмом зашли на кухню, чтобы продолжить разговор там. — Хочешь, я еще налью? Давай, тебе сейчас полезно.

— Думаешь? Хорошо, только немного. Спасибо.

Алун встал и положил руку ему на плечо.

— Все нормально, дружище. Я тебе сейчас объясню. Знаю, тебе тяжело, но все будет хорошо.

Оставшись один, Малькольм вдруг почувствовал, что немного пьян — состояние, которого он не испытывал уже лет тридцать, почти столько, сколько они с Гвен женаты, и до тех пор пока в его жизни вновь не появился Алун. Малькольм по-прежнему ничего не понимал, но уже не терялся в догадках по поводу Гвен, а мысли о Рианнон отодвинул на задний план. Он никак не связывал обеих женщин и не думал, чтó каждая из них значит в его жизни. Все-таки хорошо, что Алун пришел его выслушать и, кажется, поможет во всем разобраться. Тем не менее в глубине души Малькольм ощущал какую-то тревогу, которая исчезала, когда он начинал искать ее причину, и возвращалась, стоило ему остановиться.

Из гостиной доносился приглушенный шум голосов, музыка звучала тихо, потом совсем замолкла, раза два Малькольм услышал смех Гарта. Раздался голос Алуна, он явно что-то рассказывал, затем — взрыв хохота. Нет, Алун бы не стал проезжаться на его счет, глупо даже думать об этом, решил Малькольм. Тут вошел сам Алун с двумя стаканами виски. Как всегда, он двигался легко и быстро.

С серьезным выражением лица, полный решимости помочь, Алун придвинул стул к столу, с которого Малькольм недавно убрал почти все объедки, оставленные Гвен после ужина (а также обеда, завтрака и перекусов). Сам Малькольм сидел выпрямившись и расправив плечи.

— Отлично, — произнес Алун командным голосом. — Есть только одно слово — ревность. Обычная старомодная ревность. А еще — зависть, которая ничем не лучше. Я недавно читал, что она еще опаснее для брака, чем ревность. У какого-то валлийского писателя, не помню у кого. Так вот, в твоей жизни случилось нечто хорошее, романтичное, а именно — Рианнон. А с бедняжкой Гвен ничего подобного не произошло, — продолжил он, строго глядя на Малькольма. — У тебя было ностальгическое свидание, ты вернулся счастливый и довольный, вот она тебя и наказала. Все просто. Не сердись не нее. С женщинами всегда так. Что-то вроде рефлекса.

— Да не было такого! Я же не дурак! Сказал Гвен, что все прошло довольно мило, но еда была так себе, и погода не задалась, ну, все в таком духе.

Алун вполне предсказуемо начал качать головой еще до того, как Малькольм закончил.

— Послушай, если ты просто вернешься домой целым и невредимым, они будут считать, что ты счастлив и свидание удалось. Все женщины одинаковы… О Господи!

— Ты говоришь, что она хотела задеть меня побольнее.

— Совершенно верно.

— Но я ведь не хотел ее обидеть.

Алун издал громкий стон, словно показывая, что объяснения здесь бессильны.

— Она…

— Она забудет, что тебе наговорила, к завтрашнему утру.

— А я не забуду.

— Забудешь. Может, не завтра, со временем, но чем скорее, тем лучше. Повторяй за мной — нет, не в буквальном смысле, просто запомни. Гвен не думала всего того, что сказала. Вместо того чтобы кричать и визжать, она наговорила тебе обидных слов. Она рассердилась и обиделась — справедливо или нет, не важно. И ты должен это стерпеть. Таков порядок.

— Ну, тебе виднее. — Малькольм тяжело вздохнул. — Ладно, я постараюсь. Кстати, как это связано с тем, что она наговорила тебе?

— М-м-м… — Алун как раз отхлебнул из стакана, потому поднял вверх палец и не опускал, пока не проглотил виски. — Почти то же самое, только в другом направлении. Я имею в виду Гвен увидела, как Рианнон разговаривает с тобой, и рассердилась. Наверняка ей захотелось разделаться с Рианнон, однако действовать напрямую она не могла — они ведь приятельницы и все такое, вот она и отыгралась на мне, чтобы уязвить Рианнон. Вот и все. Ревность… и зависть. В этом случае скорее зависть — одна женщина завидует другой, примерно того же возраста. Ясно как белый день. Такое случается сплошь и рядом.

Из гостиной вновь донесся смех Гарта — правда, еле слышно.

— Слишком хитро, на мой взгляд, — заметил Малькольм.

— Ничего хитрого. Когда ты…

— Извини, я имел в виду — нечестно.

— Хорошо, тогда ничего нечестного. Как только ты избавишься от пагубного и устойчивого заблуждения, будто женщины должны думать, что говорят, и говорить то, что думают, исключая те случаи, когда откровенно лгут, все будет в порядке. Нечестно, хитро, надо же! Да куда уж проще и откровеннее! — Голос Алуна смягчился. — Знаю, Гвен во многом отличается от других, но кое в чем она такая же, как все женщины, и это именно тот случай. Понятно?

— Да, — кивнул Малькольм после едва заметного замешательства. — Конечно, ты прав. Просто надо немного привыкнуть. Спасибо, Алун.

— Всегда пожалуйста. Даже не заговаривай с ней о скандале. Веди себя так, словно ничего не произошло. И будь с ней поласковее — ну, как тебе подскажет твой опыт и здравый смысл. Да, еще, — продолжил Алун, пока они вставали из-за стола. — Что ты сделал с Рианнон, пока вы были на Корси, старое ты чудовище? Она ног под собой не чуяла от радости, когда вернулась.

— О нет, — смутился Малькольм, отворачиваясь.

— Честно. Выглядела лет на двадцать моложе. Так что осторожнее, приятель, понял? Я слежу за тобой. Ого!

Последний возглас относился ко времени — Алун взглянул на часы.

— Пока я не ушел: хорошо бы снова послушать старую музыку, — продолжил он. — Давай как-нибудь устроим вечер вдвоем, без этих филистеров и поклонников Орнетта Коулмана[38] вроде Питера. Да, еще хотел сказать, что один тогдашний исполнитель мне особенно нравился, трубач с французским именем, по-моему, Мэтт, Нэт…

— Нэтти Доминик, великий человек. Да, у меня есть несколько его записей. Удивительно, что ты его помнишь.

— Можно послушать пару вещиц до того, как я уйду. По-моему, он выступал в основном с Джорджем Льюисом, так?

— Думаю, больше с Доддсом.

Последними репликами они обменивались, выходя из кухни в гостиную, поэтому Малькольм, естественно, не заметил, как во взгляде Алуна промелькнуло выражение неимоверного облегчения, благодарность высшим силам, непристойная насмешка и так далее. «Плейбокс» молчал, но огонек, показывающий, что проигрыватель включен, светился рубиновым светом. Гарт рассказывал остальным о каком-то случае из своей жизни, но при виде Алуна и Малькольма сразу остановился, из чего стало ясно, что он говорил ради самого разговора и в кои-то веки это понимал. Питер поджал губы, всем своим видом выражая недовольство, правда, непонятно, по какому поводу. Чарли уставился на пустой экран телевизора, словно надеясь, что тот внезапно включится. Перси слегка облокотился на столик с проигрывателем, и было заметно, что он держится наособицу — ни в коем случае не враждебно, просто не принадлежит к этой компании и как будто ждет, что вот-вот объявят его рейс. Никто не пил — прилив бодрости, который привел их сюда, похоже, иссяк.

— Давайте послушаем еще одну пластинку, — предложил Алун. — И, может, выпьем по маленькой на дорожку?

— Вот ты и пей, — сказал Перси. — Или слушай. Или и то и другое. Спасибо за гостеприимство, Малькольм. Надеюсь, теперь можно уйти? Питер, ты вроде на машине…

Гарт поднялся на ноги и бодро выдохнул.

— Я пойду пешком, — сообщил он. — Подышу свежим воздухом…

— Хорошо, значит, остается один Чарли, я его подвезу. Мне все равно туда — нужно забрать Дот.

— Ты имеешь в виду из нашего дома? — спросил Чарли, живо поворачиваясь к Перси. — А откуда ты знаешь, что она там?