Антарктида: Четвертый рейх - Богдан Сушинский

Идеальным решением этой проблемы, советовал фрегаттен-капитану Посланник Шамбалы, стало бы приобретение госпожой Гертой Менц этой горной виллы, вместе, собранными на ней плитами, в частное владение. С последующей передачей всех каменных посланий одному из музеев мира или консорциуму ученых, которые пожелают заняться их расшифровкой.

Барон фон Готт не сомневался, что в конечном итоге все эти плиты, которых, по предположениям, может насчитываться несколько тысяч, окажутся в хранилищах Страны атлантов. В которых уже, наверное, оказались чертежи и описания многих других земных открытий, образцы гражданской и военной техники, древние, давно «исчезнувшие» библиотеки и скупленные «коллекционерами, пожелавшими остаться неизвестными» произведения искусства.

Жаль, что фон Риттер оказался слишком скупым на подробности своего пребывания во Внутреннем Мире. Барон фон Готт ощущал, что ему явно не хватает знаний о том, что представляет собой этот мир, как он возник и какова его истинная идеология.

Но еще большего сожаления заслуживал тот факт, что самому ему, барону фон Готту, побывать в этом антарктическом эдеме не посчастливилось. И кто знает, не придет ли фюреру, Гиммлеру или Герингу в голову забросить его для разведывательной работы в эти подземелья. Вот где настоящий кладезь тайн всех погибших и ныне сущих земных цивилизаций!

Однако разбираться во всем этом в его компетенцию не входило. Он, фрегаттен-капитан и гауптштурмфюрер СС Теодор Готт, получил личное задание фюрера и обязан выполнить его.

…Разбудил его суровый и в то же время слегка ироничный голос Норманнии:

— Это в таком виде вы встречаете женщину, барон фон Готт? Да к тому же умудрились уснуть, не взяв дверь каюты на защелку. Нет, капитан, как начальник службы безопасности вы меня окончательно разочаровали. И потом, хотела бы я знать, чем вы занимаетесь по ночам.

Приподняв голову, фрегаттен-капитан сонно осмотрелся и обнаружил, что уснул на застланной постели, в верхней одежде, оставив потный след от своей головы на конверте пакета.

— А действительно, чем я занимаюсь в этой каюте по ночам? — покачал он головой, стараясь развеять остатки сна. — Что вы молчите, графиня?

— У нас еще будет достаточно времени, чтобы выяснить это. А пока что приведите себя в порядок и соберите личные вещи. Пилот гидроплана радировал, что через десять минут он садится на воду и после дозаправки готов взять туристов, то есть нас с вами. Если, конечно, вы не передумали, мой фрегаттен-капитан, и вояж действительно состоится.

— Не передумал, — все еще сонно протирая глаза фон Готт, постепенно вырываясь из власти сновидений.

А сон и в самом деле выдался совершенно идиотским. Надо же, чтобы в теплой каюте, у берегов Антарктиды, человеку снилось, как много лет назад, на другом конце планеты, он замерзает на палубе того судна, на котором во время зимовки в Гренландском море, неподалеку от Западного Шпицбергена, он и в самом деле чуть было не погиб!

Если такие сны что-либо и предвещают, то что? Или же просто память выходит из-под контроля сознания и самовольно прокручивает киноленту жизни?

Впрочем, как бы там ни было, а теперь Полярный Барон чувствовал себя отдохнувшим и готовым к дальнейшим подвигам.

— Жду вас на палубе, мой капитан-фрегаттен, — умышленно искажала его морской чин Норманния, как, дурачась, уже не раз делала это во время «ночных секс-экспедиций».

— Вы даже не представляете себе, графиня, как это прекрасно, что я, наконец, улетаю из этого холодного ада.

— Прекрасно в этом только то, — поучительно просветила его графиня, — что вы улетаете из него вместе со мной, наш Полярный барон — герой и легенда германских полярных исследователей.

28

Октябрь 1943 года. Германия.

Замок Вебельсберг в окрестностях Падерборна, земля Северный Рейн-Вестфалия.

Первое, что сделал Скорцени, как только вернулся в замок Вебельсберг, это позвонил Герингу. Он прекрасно понимал, что нарушает субординацию: ни по чину своему, ни по должности звонить рейхсмаршалу он, конечно же, не должен был бы. Но в то же время он понимал, что ни Гиммлер, у которого давно натянутые отношения с шефом люфтваффе ни тем более Шелленберг звонить ему по «делу Скорцени» не станет.

Расчет его был прост: только недавно, вручая ему свой личный Золотой почетный знак летчика, Геринг навязывал дружбу и приглашал проведать его на вилле «Каринхалле», названной так по имени его первой жены. И потом, когда Геринг узнает, по какому вопросу он его беспокоит, то неминуемо будет поражен. Он уже привык к тому, что все, что делает Скорцени, он делает с благословения фюрера или, по крайне мере, с его молчаливого согласия. А значит, с благословения и при поддержке Гиммлера.

И если уж фюрер и рейхсфюрер СС решили воздействовать на него через первого диверсанта рейха, человека, который, получив приказ, не остановится ни перед чем, — то это уже «черная метка».

Трубку поднял сам Геринг. Странно, конечно, было осознавать, что в этот невоскресный день он находился не в штабе люфтваффе, а у себя на загородной вилле. Но и в штабе командования военно-воздушных сил, и в ставке фюрера с этим уже давно смирились.

— Господин рейхсмаршал, здесь Отто Скорцени…

— Скорцени, вы?! — отреагировал Геринг именно так, как и должен был бы отреагировать.

— Мне нужно поговорить с вами по очень важному, государственной важности, вопросу. — Все же Скорцени немножко волновался, но это был страх не перед Герингом, еще недавно вторым человеком в рейхе, а боязнь быть униженным резкой реакцией рейхсмаршала, его попыткой поставить зарвавшегося штурмбаннфюрера на место.

На том конце провода послышалось нечто такое, что Скорцени вполне мог истолковать как ироническое хмыканье.

— Ну, если вы, Скорцени, решили, что это действительно очень важно…

— Я могу говорить?

— Сможете. У вас будет несколько минут. Где находится вилла «Каринхалле» — вы знаете.

— Но я не в Берлине.

— Предполагаю, что в Вебельсберге. И предполагаю, что разговор ваш будет связан с темой завтрашнего совещания в Рыцарском зале замка. Вы ведь прибыли туда на самолете люфтваффе?

— У отдела диверсий РСХА своей эскадрильи пока что нет.

— Что является одним из его недостатков. Но об этом мы тоже поговорим. Ровно через пятнадцать минут один из моих самолетов возьмет курс на Падерборн.

Возражений рейхсмаршал ждать не стал. Положив трубку, он отрезал Скорцени путь к отступлению. А ведь штурмбаннфюрер всего лишь хотел предложить Герингу вернуть те страницы отчета, которые он изъял для ознакомления из папки «Базы-211», или же попытаться выяснить, где они находятся. Ну и, естественно, отдать в подчинение РСХА свой институт Германа Геринга. Это было бы всего лишь дружеское предложение, скорее совет, и для этого ему не обязательно было возвращаться в Берлин, а оттуда тащиться в «Каринхалле».

«Но коль уж Геринг настаивает, — сказал себе Скорцени, — окажем ему любезность. Визит — так визит».

В Берлине, у трапа самолета, его уже ждала машина Геринга. Один из порученцев рейхсмаршала, майор люфтваффе, первым отдал Скорцени честь, представился: «Бывший командир эскадрильи дальних бомбардировщиков майор Инген, открывая дверцу машины, доверительно сказал:

— Рейхсмаршал рад, что вы решили навестить его в «Каринхалле».

— Надо же было когда-то.

— Именно вы, Скорцени. Он рад именно вам. Вы ведь знаете, что на вилле рейхсмаршал предпочитает видеть только тех людей, которых он предпочитает видеть только у себя на вилле.

— Опять вы говорите загадками, майор. Каждое ваше слово — как бомба с ночного бомбардировщика. — Скорцени вспомнил рассказы о том, что Геринг любит принимать у себя на вилле, облачаясь в тогу римского патриция, однако и тогда, и сейчас не поверил, что такое возможно. Ему попросту трудно было поверить в подобное шутовство. Особенно когда речь шла о подобном приеме Герингом офицеров СС. — Но… продолжайте.

— Что касается меня, майора Ингена, то я поражен операцией по освобождению Муссолини. На примере этой операции, можно готовить подразделения парашютных войск. — И, вальяжно усевшись на заднем сиденье, добавил: — Я даже предложил рейхсмаршалу назначить вас командующим специальным корпусом парашютных диверсионных войск, который был бы включен в состав люфтваффе. Батальоны этого корпуса можно было бы тайно, на планерах, высаживать в тылу русских, парализуя все фронтовые тылы.

— Сами вы когда-нибудь пробовали высаживаться с планеров? — довольно сухо поинтересовался Скорцени.

— Что касается меня, майора Ингена, то с планеров высаживаться мне не приходилось. Но я видел тот фильм, который был снят вашими операторами во время штурма отеля «Кампо Императоре». Это было впечатляюще. Именно тогда я и предложил рейхсмаршалу…