Боги вне подозрений - Елизавета Шумская

– А? да, кают. В общем, в тот день мы поменяли таблички на дверях. И когда этот человек, назовем его для удобства…

– Н., – подсказала девушка.

– Почему Н.? – удивился ее друг.

– Так во всех романах делают.

– Да?

– Угу.

– Ну хорошо, пусть будет Н. Так вот Н., придя с зарядки, открыл дверь своей каюты ключом, а там Лирина.

– Да, я, – девушка мило улыбнулась и чуть смутилась, – сделала вид, что переодеваюсь, и завизжала.

– Н. не ожидал и отпрянул. Закрыл дверь и, разумеется, посмотрел на табличку с номером каюты. Там значился не его номер. Такое иногда бывает, ведь так?

– Ходишь по одному и тому же маршруту, а если двери похожие, легко можешь промахнуться, задумавшись. Видимо, Н. так и решил.

– Мы, по крайней мере, на это очень надеялись.

– После этого Н. пошел к другой двери, как раз к нашей каюте. Мы все устроили, чтобы дверь легко открылась и его ключом. Пока же его не было, перетащили все его вещи к себе, а наши к нему. Мы тогда уже свое все собрали, так что это было легко. А его расставили так же, как у него было.

– Большая работа, наверное, – не удержался Халльдуор. Иронию заметили только протекторы.

– Еще бы! Но мы же ради благой цели!

– Да-да, так что все легко было!

– Даже ванну уже приготовили.

– Н. сразу отправился ее принимать. За специальную ширму.

– А Эндрю вошел под видом стюарда, якобы чтобы позаботиться о его одежде.

– Да-да, Лирина проскользнула следом. И мы вынесли все вещи из каюты опять.

– Ну мы не все изначально переносили. Все-таки. А только те, что на виду.

– Самое сложное – это было сделать все так, чтобы тихо вышло.

– Эндрю его все время разговорами отвлекал. Н. даже начал злиться.

– Но все прошло в лучшем виде. Самое главное – мы и ключ от его каюты забрали. Вместе с его одеждой.

– Да-да, из одежды и вообще любой ткани в каюте осталось только якобы припрятанное женское платье.

– Воооот с таким бантом на попе!

– Не говори слова «попа».

– Ой, да. В общем, одно только платье. И шляпка.

– Красивая. С цветочком. Можно сказать, от сердца оторвала! Правда, не моя. Но все равно жалко было! Не оценит же…

– Не слишком ли это жестоко? – иронично вопросил Ранреу, пока не видящий в задумке ничего особо гениального. Разве что исполнение.

– Нет, конечно! – возмутилась Лирина. – Жестокостью было бы не оставить вообще одежды!

– А разве до его каюты было далеко? – Альзорел, как всегда, мыслил конкретно. – Что стоит быстро туда добежать? Или в коридоре было слишком людно?

– Людно не было, – покачала головой девушка. – Но мы после всего этого, когда услышали, что Н. ищет свою одежду и ругается…

– Так забавно ругался, – рассмеялся Эндрю. – Эти военные столько фраз заковыристых знают!

– И когда мы это услышали, мы изобразили… следующее.

– Шумно подергали соседнюю дверь и громко спросили, где проживающий там господин.

– Это мы про Н.

– И тут же, будто разговаривая между собой, добавили, что украдено ожерелье такой-то госпожи.

– Кстати, платье именно ее было. И шляпка…

– И теперь мы обязаны обыскать все каюты, это мы очень громко сказали.

– Эндрю сказал, что ждать не имеет смысла и надо сходить к капитану за запасным ключом от его, Н., каюты. Тогда я предложила открыть ломом, что на пожарном щитке у лестницы, но Эндрю не согласился.

– То есть вы сообщили ему, что дверь в его каюту закрыта и открыть ее без ключа можно только ломом? – рассмеялся Микош.

– Точно-точно.

– А также то, что его могут застать в чужой каюте, – хмыкнул Альзорел.

– И я так понимаю, происходящее у лестницы могли увидеть многие люди? – улыбнулся Ранреу.

– Вы правы! – просияли оба рассказчика. – Так и было!

– И господин Н. вынужден был облачиться в женское платье, – с некоторой вопросительной интонацией уточнил Халльдуор.

– И шляпку! – радостно добавила Лирина.

– Волосы ведь короткие. Надо было скрыть, – задумчиво вставил Альзорел и, будто встряхнувшись, уточнил: – И что же, его увидели другие пассажиры?

– Ну что вы, мы же не звери, – помотал головой Эндрю.

– Но в каюте его ждала записка, уточняющая, по-прежнему ли уверен господин Н. в том, что настоящие мужчины никогда не облачатся в женское платье.

Протекторы и пираты уже смеялись, когда Лирина с некоторой печалью в голосе завершила повествование:

– А ожерелье действительно украли.

Наградой обоим рассказчикам стал самый искренний смех.

Повеселившись, Халльдуор наклонился к уху Микоша и шепнул:

– Мне нужно твое разрешение.

Духовник развернулся к коллеге и уставился в алые угольки глаз. Неизвестно, что он там увидел, но неохотно кивнул.

– Только не перегни палку, – ответил младший из них.

– Это будет сложно, – покачал головой Рошел.

Пока все внимание было приковано к Лирине и Эндрю, фаар встал и направился к каютам. По дороге положил руку на плечо Олестера, а когда тот посмотрел на духовника, кивнул ему, вынудив следовать за собой вне зоны видимости соратников. Ранреу, краем глаза наблюдавший эту сцену, вздохнул. Он знал, что Халльдуор по мере возможностей наблюдал за действиями коллег и особенно Окаянного, разумеется, сделал выводы, и теперь старшему протектору Карнавы оставалось только надеяться, что действия Халльдуора пойдут на пользу, а не наоборот. Пожалуй, Рошел был одним из опытнейших протекторов и умел влиять на души людей, но были у Лоу кое-какие опасения.

Не зная о тяжких думах своего командира, Халльдуор шел подальше от лишних глаз и ушей. И с каждым шагом его злость нарастала, как если бы рядом появился Шерши Ро. Каждый миг молчания уже давался с трудом. Ощущение идущего за спиной Окаянного раздражало, будто не сам он позвал протектора. А откуда-то изнутри, из самых потаенных уголков души поднималось что-то темное, сплетенное из давно забытых страхов, гнева и самых основ его существа. И оно готово было обрушиться на пока еще ничего не подозревающего Олестера всей своей полыхающей яростью.

Странная пара оказалась в одной из кают, и именно тогда Халльдуор не выдержал. Он поднял руку с появившимся в ней подозрительно знакомым веером и от души залепил Окаянному пощечину. Именно веером. На щеке Олестера мгновенно начало расползаться красное некрасивое пятно соответствующей формы. Но Рошел не остановился. Поднял веер еще раз и ударил по другой стороне лица коллеги.

Не ожидавший подобного протектор попытался вывернуться из-под удара, отшатнуться, уйти в сторону, но его тело будто сковали, и единственное, что он мог делать, – это смотреть, как поднимается и опускается рука Халльдуора и как полыхают его алые глаза, а пламя наливается фиолетом.

Протектор напрягся, пытаясь скинуть с себя чары, оцепенение. Где это видано, чтобы его, потомка древнего рода, взрослого мужчину так оскорбительно хлестали по лицу? Обидно, непонятно и больно. Будто духовник нарочно выбивает слезы из глаз. Но в его роду нет и не было плакс. Однако за что же?

Халльдуор остановился, наверное, на шестой или седьмой пощечине. Явно одолженный веер исчез из его рук, а протектор вперил огненный взгляд в коллегу, и как-то сразу захотелось, чтобы ярость духовника вернулась в предыдущую стадию.

– За что?! – едва получив возможность говорить, прокричал Олестер.

– За глупость и неблагодарность! – рявкнул доведенный до предела Рошел.

– Что?! – взревел Окаянный, что есть сил пытаясь освободиться от подлого колдовства духовника. – Ты хоть понимаешь, на кого ты сейчас руку поднял?! Да я от тебя пепла не оставлю!

– Ты мне еще про свой род расскажи! – издевательски бросил Халльдуор.

– И расскажу! Ты знаешь, как мы умеем ненавидеть и как умеем мстить! И ты только что обрел себе кровника! Ты уверен, что хочешь погубить весь свой нынешний и будущий род? Хотя сомневаюсь, что он у тебя все же будет!

– Поговори мне, щенок, – прошипел, плюясь искрами, Рошел. Оказался ближе, вновь возвращая в свою руку веер, но в этот раз, удержавшись и не пустив его в дело. – Как я ненавижу таких придурков, как ты! Не понимаю, зачем Карнава все же принял тебя в свои протекторы!

– Что?! – прорычал Олестер. – Карнава – мой бог! И вся моя жизнь – это служение ему. До самой последней капли крови, до самой последней мысли, до самого последнего вздоха! Да как ты смеешь?!..

– Вот именно! – не дал ему закончить Халль. – Ты же – это все, что так ненавистно нашему Богу! Фанатик вахный! Да ты небось пугаешь самого Карнаву своим рвением! Ты всю жизнь положил на тот алтарь, на который должно класть дела и чувства! Ты отвратителен! Ты, да и весь твой мерзкий род, так себя извели, что в вас не осталось ничего, что стоило бы уважать. Вы превратили нашу прекрасную религию в клетку для души. Вы готовы убить любого даже за слово против Бога! Вы готовы разбрасываться жизнями ради веры! Вы даже себя с радостью принесете в жертву этим идеям!