Невинная помощница для альфы (СИ) - Линд Алиса

Когда на улице совсем темнеет и загораются фонари, замок двери снова скрежещет, и в спальню заходит Том с подносом, на котором стоят две тарелки с какой-то едой и пара бутылок воды. Усаживаюсь в кровати и провожаю его замыленным от слез взглядом. Он выглядит хмурым, молча ставит поднос на письменный стол и молча направляется к выходу. Даже не смотрит на меня.

То ли от голода, то ли от обиды желудок скручивает от боли.

— Я что теперь, как прокаженная?! — всхлипываю ему в спину. — Даже парой слов не перекинешься?

Ответ мне не так важен, как мысли. Заглядываю ему в голову, пока он не ушел — Том уверен, что меня в скором времени передадут мексиканцам. Нет надежды. Нет спасения. Трэй меня продал.

Дверь за спиной Тома захлопывается, шуршит замок. Откидываюсь на кровать. Рыдания рвутся наружу. Переворачиваюсь на живот и кричу в подушку. Как же больно! Тоска колет в солнечном сплетении. Обида застилает глаза. Нет сил сдерживаться. Нет сил терпеть.

К ужину так и не притрагиваюсь. Аппетита нет. Даже пить не хочется. Через какое-то время сон сам утягивает мое сознание.

Просыпаюсь уже утром, когда Том приносит мне завтрак. Чувствую по запаху, но даже не пытаюсь посмотреть, что он принес. Кажется, за одни сутки я скатилась в глубочайшую депрессию. Ничего не хочу.

Солнце ползет к зениту. На теннисном корте появляются две фигуры с белыми волосами — красивая женская и крупная мужская. Бартоломей и Лючия, не иначе. Конечно, они могут наслаждаться игрой, когда главная проблема решена. Всего-то надо обречь какую-то черную волчицу на мучительное и, скорее всего, недолгое существование в лапах мексиканского альфы.

Слез уже нет. Внутри ядерная зима, обрывки чувств оседают радиоактивным пеплом. Штиль. Все страсти отгремели и отбушевали вчера. Сейчас я не чувствую ничего.

Отворачиваюсь от окна и снова засыпаю. Видимо, нервное перенапряжение дает о себе знать.

Просыпаюсь от прикосновения к плечу. Кто-то тормошит меня. Открываю глаза и вижу Трэя. Его мрачный взгляд пробирает до глубины души, до костей. Я ожидала увидеть другое. Надеялась, что ему хотя бы будет жаль расставаться со мной. Жертва во имя мира, но не желанная, а вынужденная. А он холоден, сосредоточенно-безразличен. В глазах снова жгутся слезы. До чего же он безжалостный и бесчувственный! Особенно сейчас, когда смотрит на меня, как на вещь, которая явно залежалась на полке.

— Поднимайся, Шона, пора ехать, — его голос звучит грубо и хрипло.

В мыслях виды порта — корабли, контейнеры, вода. Он точно меня отдаст.

— Иди ты! — выплевываю язвительно и отворачиваюсь. — Сам и поднимай!

И в следующее же мгновение он подхватывает меня на руки и закидывает на плечо. Точно куклу! От унижения хочется кричать. Злюсь, с силой стучу по его спине ладонями, но ему плевать, будто вообще не чувствует. Выходя из моей спальни, лишь бросает Тому, чтобы тот захватил мою обувь.

Тоска и печаль затапливают сознание. Очень больно осознавать, что сейчас альфа отвезет меня в порт и выкинет, отдаст другому, как надоевшую безделушку. Как товар. Как разменную монету. И главное кому?! Врагу!

Не хватает воздуха. Собственный вес сдавливает ребра, не могу вздохнуть. Пытаюсь приподняться, отталкиваясь от крепкой спины Трэя, но это почти не облегчает ситуацию.

— Поставь меня, пожалуйста, — тихо скулю ему. — Я сама пойду.

Альфа сразу опускает меня на пол, а Том подставляет мне под ноги босоножки. Я так и не переоделась из светлого брючного костюма, который надевала на встречу с Оливером вчера, так что мексиканский волк получит красиво обернутую вещицу.

В паркинге Трэй сам сажает меня на заднее сиденье внедорожника и садится с другой стороны. Телохранители занимают свои места, и мы трогаемся в путь. Даже не пытаюсь читать мысли альфы. Бесполезно и слишком больно. Вскоре замечаю, что за нами едет еще одна такая же машина. Наверняка Бартоломей — хочет удостовериться, что Трэй все сделает правильно. Кажется, я сейчас ненавижу всех Белых до единого. Не-на-ви-жу!

— Зачем ты так поступаешь, Трэй? — не могу удержаться от вопроса, хотя и понимаю, что вряд ли ответ мне понравится. — Как ты можешь отдать меня мексиканцам?!

— Так нужно, Шона, — невозмутимо отвечает он, глядя перед собой. — Просто бизнес.

Перехватывает дыхание. Он слишком спокоен. Как так может быть?!

— То, что было между нами, для тебя ничего не значит? — не знаю, зачем спрашиваю. Может, он сжалится? Передумает? — Мне страшно, Трэй. Я не хочу… Не делай этого. Пожалуйста…

Трэй поворачивается ко мне. Каменное лицо, острый, точно дротик, взгляд. Разжалобить его — дохлый номер.

Шона

— Прекрати ныть, — отрезает с рыком. — Иначе я спрячу тебя в багажник.

Затыкаюсь. Трэй говорит на полном серьезе. И в мыслях уже не видит меня в салоне. От него пахнет адреналином и гневом. Вот же негодяй! Еще и сердится на меня. На меня?! Я единственная, у кого здесь есть основания сердиться.

Около порта вдоль проспекта припарковано с десяток черных микроавтобусов с решетками на окнах. Войско. Без поддержки Трэй не останется. Завидев его машину, несколько фургонов проезжает на территорию порта, и два наших внедорожника оказываются в толще колонны. Следом заезжают остальные.

Порт огромен. Никогда бы не подумала, как много тут контейнеров! Настоящий лабиринт! Но бесполезно смотреть по сторонам. Номера проездов или железных рифленых ящиков, составленных друг на друга высокими стенами, мне ничего не скажут. С замиранием сердца ожидаю остановки. Пора уже смириться, но в душе поднимается лютый протест. Я лучше прикончу себя, чем окажусь в лапах Сеньора Лауренсио!

Колонна наконец останавливается. У меня внутри все сжимается, ежусь. Дрожь охватывает тело. Колотит. Мне жутко. Безысходно кручу головой, наблюдая за приготовлениями к передаче меня мексиканцам.

Их делегация стоит далеко впереди в конце широкого сквозного прохода между стенами из контейнеров. Белые начинают выгружаться. Сначала из фургонов выходит внушительная армия Трэя и рассредотачивается вдоль контейнеров. Затем из второй машины выбирается Бартоломей с двумя волками, видимо, личной охраной. Направляются вперед и останавливаются в сотне футов (~30 метров) от жидкого рядка мексиканцев. После этого Том и Марк одновременно с Трэем покидают нашу машину, а затем альфа собственноручно открывает мне дверь и за плечо вытаскивает из салона. Пальцы неприятно впиваются мне в руку. Морщусь. Бросаю на него короткий взгляд, уже не надеясь дать понять, что он делает мне больно, и вдруг замечаю в его глазах… тоску? У него в мыслях Сеньор Лауренсио сажает меня в расплывчатый, без конкретики, седан. Ничего не изменилось. Разве что Трэй показал мне искренние эмоции? Смысл? Только травит душу!

Альфа в окружении телохранителей ведет меня в сторону мексиканской делегации. Все внутри меня сопротивляется этому, протест электрическими импульсами добирается до ладоней. Пальцы дрожат. Хочется кричать. Хочется вырваться и побежать. Только куда? Бесполезно.

Все. Бессмысленно.

Это будет безумно короткая отсрочка, которая еще и подорвет авторитет Трэя в глазах Грозовых волков.

Что за бред?! Откуда в душе берется это дебильное благородство? Зачем сейчас помогать Трэю сохранить лицо? Зачем беречь его авторитет?

Может, мне просто противно показывать слабость? Гордость требует принять участь с поднятой головой? Возникает жгучее желание послать эту гордость ко всем чертям, но не могу… Послушно перебираю ногами. Мексиканская сторона все ближе.

Трэй подводит меня к Бартоломею. Тот выглядит на удивление бледновато. И запах тревоги от него тоже кажется неуместным. От от кого-кого, но от альфы всех волков США я в последнюю очередь ожидала учуять такой флер. Он коротко кивает Трэю, и тот, продолжая стискивать мое плечо, начинает медленно приближаться к мексиканцам. От шеренги Грозовых волков отделяются трое и идут нам навстречу.

Сердце падает в пятки. Мне очень страшно. Мне жутко. Трясет. Уверена, Трэй чувствует это, такую дрожь нереально скрыть. Конечно, чувствует, но неумолимо влечет меня навстречу врагу. Останавливается на середине свободного пространства.