Укрощая хаос - Бен Гэлли

Не знаю, чего им удалось добиться, стуча молотками и прочими инструментами, но вдову результаты не радовали. За прошедшие часы ее злость лишь усилилась. Я понятия не имел, насколько они приблизились к тому, чтобы отремонтировать «Возмездие», но летучий зверь все еще не стоял прямо, а его упряжь не натянулась, уходя в небо, и поэтому Хорикс продолжала ходить взад-вперед, визгливо выкрикивая приказы. Я подумал о том, что ремонт, возможно, закончится не раньше, чем к утру, и что Культ Сеша ждет именно наступления темноты.

Было ясно, что его люди где-то рядом. Омшин и его поселившиеся в дюнах часовые замечали их в течение всего дня – иногда они уходили далеко на восток и на запад, словно собираясь окружить нас, а иногда сколачивали какие-то конструкции в полуразрушенных хижинах. Их число увеличилось. Капитан не знал, откуда они берутся, но их ручеек продолжал течь на окраины города. Новые люди прибывали настолько часто, что капитан забеспокоился.

Несмотря на все очарование Культа Сеша и его благотворительную деятельность, никто не любит, когда его окружают. Когда жара немного спала, а солнце скользнуло на запад, я обнаружил, что расхаживаю вдоль выстроившихся солдат и смотрю, не появится ли среди этого проклятого марева красное или голубое пятно. Я не очень любил жару. Если сам воздух не хочет прикасаться к песку, то почему меня заставляют это делать? Я жалел всех, кому сейчас нужно идти по этой сраной пустыне.

* * *

ВЕЧЕР ВЫМЫЛ ВСЕ цвета из неба, но сторонники Культа Сеша так и не подняли голову. Я перестал бесцельно бродить и принялся вглядываться в пустыню, которая постепенно становилась все более серой. Солнце исчезло за далекими, зазубренными краями пустыни и Просторов. Выбрав свободную минуту, я поднял взгляд – посмотреть на то, как небеса из красных становятся черными.

Тишина стала бесконечной; только зажженные факелы, потрескивая, вели разговор между собой. Призраки забрались в огромный воздушный шар, чтобы пришивать заплаты изнутри. Иголки и клей издавали мало шума, но я бы предпочел стук молотков. Каждый звук пустыни был резким и странным; он пугал меня, хотя у меня наверняка было меньше тревог, чем у тех, кто меня окружал.

Хорикс укрылась в носовой части корабля и, уютно устроившись среди рычагов управления, мрачно поглядывала на всех через дверной проем. Под капюшоном сверкали ее глаза, и каждый раз, когда я проходил мимо, я видел, как они следят за мной, словно вдова – фигура на заколдованном портрете.

Когда ночь одолела закат, Омшин приказал зажечь еще факелы и расставил солдат широким кольцом в низине между дюнами. К ним до сих пор никто не подошел. Я присел на корточки, ощущая свою ненужность; с каждой минутой, которая тянулась бесконечно, мое беспокойство усиливалось. Культ Сеша умел заставить себя ждать.

Борясь со скукой, из-за которой я сидел как на иголках, я решил забраться на западную дюну. Казалось, что солдатам непросто на нее залезть, но я на своем опыте понял, что на самом деле это еще тяжелее. Небольшой вес заставлял меня скользить больше, а не меньше, и поэтому путь к вершине отнял у меня немало времени. Стоявшие на дюне солдаты хмуро посмотрели на меня. Одним из них был старый седой солдат, который именно в этот момент решил приложиться к фляге. Второй была женщина, и она, похоже, злилась, что я так долго к ним полз.

– Какая ночь длинная, а? – сказал я и начал вглядываться в пустыню, стремясь увидеть как можно больше, пока меня не прогнали.

Я хотел заметить голубую вспышку, облачко песка – что угодно, лишь бы нависшая над нами угроза обрела облик. Человеческий разум не может избавиться от одной проклятой идеи: ему кажется, что враг, про которого он знает, становится менее страшным. Подобная логика была мне противна. Если я вижу, что на меня несется огромный медведь, это совсем не отменяет того факта, что сейчас он откусит мне голову. Более того, если бы смерть грозила мне, то я бы предпочел вообще ничего не знать. Я лучше сам перережу себе глотку мечом. Нет, это не трусость, а просто здравый смысл.

Солдаты действовали по приказу и поэтому разговаривать со мной не стали. Они проследили за моим взглядом, после чего мы втроем в неловком молчании стали смотреть на пустыню. Краем глаза я видел других солдат, наблюдавших за нами; им не нравилось, что я брожу, где мне вздумается. В мою голову, хромая, пришли еще полдесятка шуток, но я решил, что мне уже на все плевать, и скользнул вниз по склону.

Должно быть, дюна – единственный вид холма, который утомляет человека, спускающегося по нему. В моих ногах появилась странная слабость, и мне было сложно освобождать ноги из песка. Даже на более плоских поверхностях он сдвигался при каждом моем шаге.

Ветер произнес мое имя – так тихо, что я мог бы принять это за плод моего воображения. «Келтро», – шепнул он, и его дыхание превратило мои пары в завитки.

Я посмотрел вдаль, за корабль и извивающийся канал из дюн. Невысокая волна песка стала отличной стеной для солдат. Между двумя из них был зазор – его, несомненно, оставили нарочно, чтобы заманить атакующих. Я направился к нему, и на ходу услышал, как алхимия, которую заварили призраки, с шипением наполняет конверт. В течение дня я задал работникам целую кучу самых разных вопросов, но ответов получил мало. Я видел, как они возили на тачках мешки с каким-то порошком, чем-то вроде раздробленных кристаллов. Не знаю, какая это была магия, но смятый воздушный шар снова раздулся и начал подниматься, слегка приподняв корабль.

Ноги сами подвели меня к бреши в ограждении, и солдаты какое-то время внимательно наблюдали за мной, а затем снова устремили взгляды к горизонту. День лишился своих красок, и глаза с трудом приспосабливались к сумеркам. Сегодня луна не светила, и над горизонтом виднелась лишь одна одинокая звезда.

Я посмотрел на небольшой хребет, туда, где в небольшом тенистом ущелье вокруг туши мертвого жука собрались сухие, узловатые «колеса» из колючих ветвей. При каждом порыве ветра они шуршали, касаясь друг друга. Я не услышал свое имя еще раз – ни в шуме ветра, ни в шелесте того, что в этой пустыне считалось растительностью. Я пришел к выводу, что мое сознание от скуки само создает для меня загадки.

Справа от меня сдвинулся слой песка. Я посмотрел на солдата, который находился справа от меня, но он лежал, положив подбородок на руки, и оцепенело осматривал дюны. Солдат слева занимался чем-то похожим.

– Келтро.

На этот раз об игре воображения не могло быть и речи. Шепот был тихим, но четким, словно звон колокола, и он доносился оттуда, где все еще двигался песок. Появилась черная маска: ни улыбки, ни одной отличительной черты, только два сияющих голубых отверстия-глаза. Она была похожа на лицо манекена, который несколько десятков лет пролежал под дюнами, дожидаясь момента, когда сможет явиться мне. Я увидел остальные части этой фигуры – еле заметные и наполовину засыпанные песком – куртка и штаны песочного цвета. Фигура лежала так неподвижно, что я не мог понять, где начинается она и заканчивается пустыня.

– Лирия или Яридин?

– Лирия, клянусь моим посмертным светом.

Если честно, то я испытал облегчение.

– У тебя новый облик.

– Мы очень изобретательны. Это подарок от племен, которые в древности странствовали по Дюнным равнинам. В таких одеждах они подкрадывались к жертве.

Я перевел взгляд с одного солдата на другого и, словно невзначай, сделал шаг в ее сторону, закрывая Лирию по крайней мере от одного из часовых. Я молча поискал на песке другие черные маски с блестящими глазами, словно у вурдалаков из старых сказок.

– И эта жертва – я? Полагаю, ты пришла сюда не для того, чтобы рассказать об истории аркийского общества.

Лирия медленно моргнула, и я задумался о том, как ей удается подавлять свое сияние. В сумерках ее глаза были похожи на мягкий голубой мел, они едва светились. Возможно, именно поэтому часовые не могли обнаружить сторонников культа,